Я наконец заметил, как губы – ох, эти сладострастные губы, заставившие мой член отозваться в штанах, когда я живо представил, как она сосёт мне, сидя на коленях, – вроде как приподнялись в небольшой ухмылке. В почти незаметной ухмылке, однако от меня подобного невозможно было бы скрыть.
– Ты потрясающе выглядишь сегодня, – сказал я. Девочки любят, когда нечто подобное выговаривают их возлюбленные. – В прочем, потрясающе ты выглядишь всегда, но почему-то именно сегодня ты словно сияешь… Может быть, у тебя появился ухажёр, вознамерившийся украсть тебя у меня?
– Ничего глупее я не слышала. – Девочка поднесла к губам чашку и проглотила немного кофе. – Ты слишком хорош собой, чтобы я могла смотреть на кого-то другого, Энтони.
Я изобразил весьма правдоподобный, но тихий смешок, когда взял в руку свой кофе и сделал пару глотков горячей крепкой жидкости.
Моя вера в то, что каждую женщину на этом свете можно подчинить своей воле, крепчала с каждым днём. Я мысленно ставил галочки в своей голове, когда из моей спальни выходила очередная девочка. Ни одна ещё не отказывала мне, ни одной не удалось справиться с желанием раздвинуть передо мной свои ножки.
А как может быть иначе? Любая сходит с ума при виде меня.
Жаклин Лоусон была самозабвенно влюблена в меня все эти годы. Об этом говорил её взгляд. Взгляд чёрных тусклых глаз, так и кричащих: «Возьми меня прямо здесь!», и розовый язычок за её губами, которые она зубками прикусывала.
Я ухмыльнулся своим мыслям, когда вспомнил, что говорят о Жаклин Лоусон её родственники, друзья и знакомые. Они уверенно вещают о том, что она чиста и невинна как дитя. О том, что она ждёт одного единственного мужчину – своего будущего мужа, – и только на нём одном она будет усердно скакать.
Её родственники – кучка придурков, застрявших в 18 веке.
Но они не знали, что её первый секс был со мной на заднем сиденье моей машины, когда мы остановились около театра в одном из районов Лондона. Не знали и не узнают, что именно я уже давно лишил её девственности, что научил её сосать мне член, и что она так в этом преуспела, что никому кроме как неё я этого делать не позволяю. Конечно, она отдалась мне, будучи уверенной в том, что я женюсь на ней и о планах родителей она тоже имела какое-то понятие. Так что Жаклин нечего было терять. Какая разница – дать мне овладеть её вагиной сейчас или после свадьбы, если в любом случае брак состоится?
Я подолгу сидел и смотрел на её губы, которые она прикладывала к краю чашки, попивая из горячего кофе, и временами облизывающий их розовенький язычок
и я видел, как вырываю её язык вместе с её чёртовыми губами, и кровь капает капает капает на землю, пропитывая собой почву.
– Если хочешь, – сказал я тихо, немного поддавшись вперёд, – мы можем…
Договаривать мне не пришлось, ведь Жаклин поняла всё без лишних слов.
– Я… – что-то промычала она, когда я коснулся её щеки, а затем привлёк к себе, целуя в розовые губки.
Я не помню, как мы оказались в моей спальне спустя пять минут, но помню, как снял с неё это красивое платье, а затем сорвал нижнее бельё бледно-красного цвета с изящными кружевами там, где находилась её вагина. Я повалил Жаклин на кровать и прижался пахом к её аппетитной заднице. Мне не терпелось войти в неё как можно грубее и резче, чтобы она закричала от неожиданности.
И спустя всего несколько секунд я и в самом деле уже трахал её, стараясь насладиться искусными женскими стонами вдоволь. Без каких-либо препятствий я уже вовсю касался красивого тела где мне только вздумается, осознавая, что на этот раз она превзошла саму себя с нашего последнего раза.
Скромница Жаклин Лоусон скакала и извивалась на мне так усердно и профессионально, что я вполне мог бы похвалить её вслух. Её стоны моментами казались слишком громкими, и я постоянно затыкал ей рот ладонью, почти до боли надавливая на губы
и мне это чертовски нравилось.
Я с силой прижимал её руки к кровати, толкаясь в её вагину, а она двигалась подо мной так, словно хотела вырваться, наверное, потому что я был немного груб. И тогда я сжимал тонкие запястья с ещё большей силой
представляя, как они с хрустом ломаются прямо в моих ладонях.
Надо же, эти мысли – что-то новенькое… Нечто возбуждающее.
Когда же я с глухим рыком кончил в неё, наслаждаясь мощным взрывом удовольствия в голове, сил у нас обоих уже почти не осталось. Дыхание девочки сбилось, а из вагины вырывались остатки моей спермы.
Я встал, натянул штаны и повернулся к зеркалу, стараясь привести в порядок растрепавшиеся светлые волосы.
– Энтони… – прошептала Жаклин, часто дыша.
Она встала, по-прежнему голая, и даже умудрилась потянуться ко мне, чтобы дотронуться губами до моей щеки, но я легко перехватил её тощую руку.
– Ты свободна, – бросил я. – Никаких больше чёртовых поцелуев на сегодня.
Она удивлённо похлопала ресницами и растерянно перевела взгляд на мою руку, продолжавшую крепко держать её тонкое запястье. Затем отошла и, будто стесняясь, закуталась в одеяло, закрыв мне обзор на свою грудь с набухшими розовыми сосками.
– И что это значит? – спросила Жаклин. – Как это «свободна» и «никаких поцелуев»?
– То и значит. – Стоя у зеркала, я вновь посмотрел на своё отражение и заметил пару царапин, оставленных её коготками, на своём торсе. Издевательски я добавил: – Поцелуи будут только после свадьбы.
– Энтони, я…
– Тебе пора идти.
Я вытащил свежую белую рубашку из шкафа в гардеробной.
Девочка пару минут ещё постояла возле кровати, окутанная в моё одеяло, и я даже увидел, как она вроде бы прослезилась, глубоко оскорблённая моим поступком.
– Только не в моей спальне, – раздражённо кинул я. – Иди хныкать у себя дома. – И издевательски я ещё добавил: – Или в плечо своего папаши.
Я прекрасно знал, что она ни за что не расскажет о том, что случилось между нами, своим родителям. Всю свою жизнь Жаклин играла роль всемирной скромницы, чуть ли не монашки, и точно не собиралась портить свою репутацию из-за секса со мной. Ей просто было бы стыдно в таком признаться. Вот поэтому я был уверен в себе и не прочь запихать член ей в глотку без последствий для себя.
И именно по этой причине я был спокоен, когда выставлял её за дверь, а сам направился в душ, чтобы смыть с себя её прикосновения.
Когда же я, полностью обновлённый, спустился на первый этаж, наши чёртовы гости уже собирались обратно в свой роскошный особняк с видом на Собор Святого Павла. Отовсюду раздавались чмоканья в щёки и дружелюбные тошнотворные прощания, и только Жаклин стояла и натянуто улыбалась моим родителям, хотя взгляд её говорил совсем о другом. Она глянула на меня с таким жалким видом, что удовлетворение во мне лишь ещё больше разрослось.
– Увидимся ещё, – произносила моя мать, обнимая на прощанье миссис Лоусон. – Через месяц, дай Бог, вернёмся.
– Удачи вам в вашей поездке в Нью-Йорк, – сказал мистер Лоусон, пожимая руку моему отцу. – Надеюсь, сделка пройдёт удачно.
– А иначе и быть не может, – ответил в ответ тот.
А я стоял, изображая искреннее дружелюбие, только одним чудом не переходившее на амикошонство.
И вскоре гости исчезли из вестибюля, вышли во двор, обветриваемые со всех сторон прохладой весеннего дыхания, и наконец сели в свой автомобиль, который затем быстро унесло восвояси.
Я наконец смог вновь вернуться в дом и сесть за стол, чтобы немного освежиться после бурного проглатывания удовольствия.
– Принесите мне красного вина, – обратился я к горничной, и та кивнула, двигаясь к двери.
К слову, я не запомнил ни одного имени.
Обычно мне приходилось отличать наших горничных лишь по цвету волос или каким-то другим приметам вроде родинки на носу, косых глаз или больших ушей. Но в большинстве своём они всё же были похожи друг на друга как капли чёртовой воды, поэтому я не нашёл варианта лучше, чем просто проигнорировать то, что у них всех есть имена.
Родители вернулись в гостиную и первым делом поинтересовались тем, как мы с Жаклин провели время, о чём разговаривали и есть ли какие-то продвижения в наших отношениях. Внутри мой голос с ухмылкой отвечал, что я был доволен тем, как она крутилась на моей кровати, но вслух ответил:
– В основном, мы обсуждали её любимые книги. Она с таким восторгом поделилась со мной недавно прочитанным, что я еле остановил её. – Потом я улыбнулся. Так, как обычно улыбаются люди, когда вспоминают что-то приятное. – Жаклин просто невероятная девушка.
Родители довольно просияли. Ещё бы, когда картинки в их головах уже покадрово показывали фильм, где мы с Жаклин женимся, заводим детей и ведём счастливую семейную жизнь.
– Значит ваше совместное будущее вполне вероятно, – улыбнулась мама. – Очень хорошо, мальчик мой. Продолжай за ней ухаживать.
К слову, я и в самом деле за ней ухаживал.
Я присылал её любимые цветы по адресу Лоусонов, дарил дорогие подарки и проявлял внимание. Жаклин и сегодня приехала с бижутерией, которую я подарил ей в прошлом месяце. Так что я искусно притворялся заинтересованным ей, как невестой, а не как чудной шлюшкой.
Горничная подоспела ко мне с бутылкой вина, налила немного в мой бокал и снова удалилась.
Мы с родителями сидели в тёмной, подсвеченной готическими светильниками, гостиной, состоящей сплошь из чёрного дерева, которое обошлось отцу в нехилую сумму. Со стола уже мигом убрали всю недоеденную еду и грязную посуду. В воздухе всё ещё пахло духами Жаклин.
– Ты ведь помнишь о всех тех встречах и делах, которые остаются на тебе, сын? – спросил отец.
– Разумеется, – кивнул я. – Не волнуйтесь, всё будет сделано к вашему приезду.
– Мы в этом не сомневаемся, дорогой, – заулыбалась мама.
Я допил всё вино, что ещё оставалось у меня в бокале, и вытер рот салфеткой. Голова трещала по швам, и я встал из-за стола.
– Раз вы всем довольны, пойду отдыхать, – сказал я, поправляя на себе рубашку. – Я ужасно устал, а мне ещё предстоит заменять тебя, отец, в ваше отсутствие.