Семейная хроника
«В Архивах я не был…»
«Совершенно секретно»
Военный архив в Москве, что на улице Адмирала Макарова, хранит, как это ни странно, французские «тайны» с русским «акцентом». Как оказались прошения правнучки Пушкина, адресованные французским властям, в Российском государственном военном архиве?! Ведь он был создан как хранилище документов, связанных с историей Красной Армии и Белого движения, войск НКВД-МВД Советского Союза. Сберегались в нём и послужные списки отечественных военачальников. Но вот в конце Второй мировой победоносными войсками Красной Армии были захвачены иностранные архивы с имевшимися в них сведениями о военнопленных и узниках лагерей.
Цена тех добытых архивов неимоверна высока: нужно было прошагать суровыми дорогами войны, освободить от гитлеровцев Прагу, Варшаву, Вену и Будапешт, заплатив тысячами солдатских жизней, водрузить знак над фашистским Рейхстагом в Берлине, чтобы в Москве оказались документы Третьего рейха. Но не только из побеждённой Германии, а также из Франции, Бельгии, Австрии, Польши – государств, попранных «нацистской пятой». В качестве трофеев в российскую столицу отправились и личные архивы русских эмигрантов.
Так бы и пылились годами на архивных стеллажах, среди множества военных сводок, реляций, донесений прошения правнучки Пушкина, если бы не Марина и Гамлет Мирзоян, первыми разыскавшие их, что делает честь пытливым исследователям.
Речь в документах, попавших в Москву из Франции, идёт о наследнице Пушкина и русского царя, дочери графской четы фон Меренберг – Ольге-Екатерине-Адде. Ведь о её судьбе, личности в какой-то мере исторической, известно до обидного мало! Да и фотографий от былой жизни Ольги Георгиевны сохранилось, увы, немного. На одной из них, датированной 1903 годом, она, чудесная девочка – сказочная Мальвина, с длинными льняными локонами, запечатлена вместе с братом Георгом; на другой она – уже очаровательная девушка, вместе с аргентинской тётушкой Александрой де Элиа, урождённой графиней фон Меренберг. Пожалуй, и всё…
Один из исторических домов на парижской улице Байяр, где жила с мужем графиня Ольга фон Меренберг.
Итак, на календаре – год 1933-й. Внучка венценосца и правнучка поэта Ольга Георгиевна Лорис-Меликова вот уже десять лет как замужем (её муж – родной внук российского графа-реформатора) и почти столько же живёт в Париже. Но на птичьих правах. И наконец-то решилась просить французские власти разрешить ей и её семье постоянно обитать во Франции. До замужества она жила в родном Висбадене, а сразу же после свадьбы покинула отчий дом и обосновалась с мужем во французской столице. В Париже в мае 1926-го у молодой пары родился сын, наречённый Александром. Верно, другого имени у младенца и быть не могло!
Пушкинский Париж
Исторический экскурс. Наследник Пушкина и его тёзка Александр появился на свет в городе, о коем столь много был наслышан его великий прапрадед. «Желал бы я провести сие время в Париже, – обращался с просьбой поэт к всесильному графу Бенкендорфу, – что, может быть, впоследствии мне уже не удастся».
Как мечтал Пушкин о Париже, безвыездно живя в своём Михайловском! «В 4-й песне Онегина я изобразил свою жизнь, – писал он князю Петру Вяземскому из Псковской губернии, – когда-нибудь прочтёшь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? В нём дарование приметно – услышишь… в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится – ай да умница!»
Эти полные желчи строки, конечно, не более чем бравада, и виной тому сильнейшее раздражение поэта, вызванное его личной несвободой – опалой и ссылкой. «Ты, который не на привязи…» – словно сетует он другу. Незримая «привязь», ненавистный надзор, необходимость жить помимо собственной воли в Михайловском, хоть и милом его сердцу, – вот что возмущало и печалило поэта.
Париж – воплощение пушкинской мечты. Старинная гравюра.
«Пушкин с горя просился в Париж: ему отвечали, что как русский дворянин имеет он право ехать за границу, но что Государю будет это неприятно»;
«Пушкина не с чем поздравить: после долгих проволочек ему отказали в просьбе ехать свидетелем войны, только об этом он и просил. С горя просился он хоть в Париж, и тут почти ему отказали. Матушка Россия… не спускает глаз с детей своих и при каждом случае дает чувствовать, что матерняя лапа её так и лежит у нас на плече».
Все эти иронически-язвительные строчки из писем князя Вяземского. Пётр Андреевич упоминает и об одном весьма любопытном проекте – вместе с Пушкиным, Крыловым, Грибоедовым сговорились они совершить «Европейский набег»: в июне 1828-го отправиться из Петербурга на пироскафе в Лондон, а оттуда на три недели заехать в Париж. «Мы можем показываться в городах как Жирафы… – не шутка видеть четырёх русских литераторов, – делится он планами с супругой. – Журналы верно говорили бы об нас».
Париж… Пушкин знал историю французской столицы, названия её площадей и бульваров, университетов и замков. Собор Нотр-Дам, дворец Пале-Рояль, Лувр и Сорбонна, улица Людовика Великого – названия парижских достопримечательностей можно встретить на страницах пушкинских рукописей. Поэт любил Париж и мысленно не раз совершал путешествие по великому и таинственному городу.
Знакомы были ему пристрастия и нравы парижан, чему свидетельством редкие французские книги в библиотеке поэта.
А сколь много с детских лет слышал Александр Пушкин восторженных воспоминаний от родного дядюшки Василия Львовича, совершившего незабываемое путешествие в Париж ещё в 1803 году! Он посетил тогда великолепные музеи, дворцы и театры, в Париже был представлен самому Наполеону, в то время первому консулу, свёл знакомство с прославленным трагиком Тальма и даже брал у него уроки декламации, виделся со многими тогдашними знаменитостями. Возвращение Василия Львовича из заграничного путешествия стало событием тогдашней московской жизни. «Парижем от него так и веяло, – вспоминал князь Пётр Вяземский. – Одет он был с парижской иголочки с головы до ног, – причёска a la Titus углаженная, умащенная huil antilue. В простодушном самохвальстве давал он дамам обнюхивать свою голову».
И пушкинский граф Нулин получил «в наследство» много милых дядюшкиных привычек и его ностальгических воспоминаний:
Святую Русь бранит, дивится,
Как можно жить в её снегах,
Жалеет о Париже страх…
Вольтер и Лафонтен, Жан-Жак Руссо и Мольер, Монтень и Андрей Шенье – эти «славнейшие представители сего остроумного и положительного народа» были известны и любимы поэтом.
Николай Васильевич Солдатёнков, потомок поэта, с супругой на праздновании двухсотлетия Пушкина в Париже. Фотография Л.А. Черкашиной. 1999 г.
Как близка была поэту Франция – он знал её историю, философию, поэзию и драматургию, не уставал следить за последними литературными новинками. Париж нужен был поэту как жизненный эликсир! Но и французская столица знала Пушкина – самый первый хвалебный отзыв о нём как о подающем надежды русском поэте появился за границей в 1821 году в парижском литературном журнале.
Ведомо было Пушкину, что, будучи в Париже, Пётр Великий оставил там крестника и питомца Абрама Ганнибала, дабы тот в совершенстве изучил артиллерийские и фортификационные науки. Первые страницы «Арапа Петра Великого» посвящены жизни «царского негра» в Париже и страстной любви его, прадеда поэта, к француженке-графине.
«Сильнейшие узы привязывали его к Парижу. Молодой африканец любил». И как ни тяжело было Ганнибалу оставлять милую ему Францию, но, повинуясь воле своего высокого покровителя, он вернулся в Россию, новую свою северную отчизну, чтобы в будущем немало порадеть для её блага.
Некогда Александр Сергеевич посвятил Оресту Кипренскому, творцу замечательного пушкинского портрета, поэтическое послание:
Себя как в зеркале я вижу,
Но это зеркало мне льстит.
Оно гласит, что не унижу
Пристрастья важных аонид.
Так Риму, Дрездену, Парижу
Известен впредь мой будет вид.
Это предвидение поэта получило неожиданное подтверждение в год его двухсотлетия – и отнюдь не в переносном смысле.
В самом сердце Парижа взирал со своего портрета Александр Сергеевич на спешащий по старинной улочке пёстрый парижский люд. А парижане, в свою очередь, с любопытством разглядывали выставленную в витрине гравюру с оригинала Кипренского – именно этот портрет современники Пушкина считали самым достоверным изображением поэта. А чуть выше, над стеклянной стеной-витриной старинного особняка, виднелся памятный барельеф с изображением Мольера и надписью, удостоверяющей, что именно здесь впервые оповестил мир о своём появлении на свет в 1622 году младенец Жан Батист – будущий французский классик.
Посмертная судьба русского гения, не менее славная и великая, чем земная, продолжилась и в его творениях, и в далёких потомках. Именно Париж, где укоренилась одна из ветвей фамильного древа, стал родиной для многих наследников Пушкина. В 1999-м (к пушкинскому юбилею!) у парижанки Марины Бодело родилась дочь Нина – представительница седьмого поколения потомков поэта!
Наследники Пушкина – Надежда Бэр с сыном Гавриилом и племянником Стефано, Николай Васильевич Солдатёнков с супругой Ниной Георгиевной (в их семействе также пополнение – родился внук Роман) – собрались в тот июньский день в историческом парижском особняке почтить память великого предка. И как символично, что фотографировались потомки Александра Сергеевича на фоне раскидистого фамильного древа – уникальной карты-схемы пушкинского рода!
«Младые ветви» пушкинского древа. Внуки Николая Солдатёнкова. Франция. 2010 г.
Париж, куда всей душой стремился поэт, можно по праву назвать Пушкинским: и потому, что живут в нём его далёкие правнуки, и потому, что он хранит бесценные реликвии и артефакты Пушкинской России.
Парижские тайны
Но вернёмся в довоенный Париж двадцатого века, к архивным документам, связанными с судьбами потомков Александра Сергеевича.
Вот какая удивительная (даже по названию!) «Справка Генерального контроля юридических разведслужб Управления национальной безопасности МВД Франции в Военное министерство Франции» уцелела в архивных недрах.
Спасибо «недреманному оку» французской разведки, сберёгшей сведения о жизни наследницы русского царя и русского поэта!
По сути, даже не справка, а почти литературное эссе повествует о её судьбе: «Графиня Ольга Меренберг, родившаяся в Висбадене 3 октября 1898 г., отец Георг, мать Ольга Юрьевская, оба умершие, русская по браку. Вышла замуж в Висбадене 14 ноября 1923 г. за Михаила Лорис-Меликова, родившегося 8 июня 1900 г. в Царском Селе, отец Тариэл, мать Варвара Аргутинская…
Супружескую чету Лорис-Меликовых, которые, предположительно, приехали, чтобы окончательно обосноваться во Франции, сразу же после свадьбы приютил дядя Меликова, князь Аргутинский-Долгорукий, бывший секретарь русского посольства в Париже при царском режиме. Сейчас он живёт в Париже по адресу: 7, улица Байяр, где занимает квартиру с годовым содержанием 25 тысяч франков… Немка по национальности и русская по браку, Ольга Лорис-Меликова имеет по материнской линии корни в России. Её мать, урождённая княгиня Юрьевская, была, говорят, дочерью императора Александра II. Сейчас она находится в Берне (Швейцария) по случаю хирургической операции. Состояние здоровья не позволяет ей возвратиться во Францию…»
Верно, французской разведке не всё было доподлинно известно, раз в досье о матери Ольги Лорис-Меликовой появляется расплывчатое «говорят».
Странным образом определена и национальность просительницы: «Немка по национальности и русская по браку». Не менее удивительно, что в справке говорится об обоих умерших родителях. В действительности отец, граф Георг-Николай фон Меренберг, свидетель двух мировых войн, скончался уже в послевоенной Германии.
Упомянул безымянный французский агент и дядюшку Ольги, князя Владимира Аргутинского-Долгорукого, надворного советника и секретаря русского посольства в Париже.
Указал и адрес, где жил советник и где приютил он семью Лорис-Меликовых: парижская улица Байяр, названная в честь героя давних войн Пьера де Байяра, «рыцаря без страха и упрёка». Улица почти в центре Парижа – рукой подать до набережной Сены, да и до Елисейских Полей недалеко. Сам же дом под номером семь, где обосновался русский князь, почитался историческим, ведь в нём проживали Клэр Кудер, муза и модель Огюста Родена, маркиз Шарль Шуазель-Бопре с супругой, многие французы-аристократы.
Вот в этом элитном доме, у гостеприимного дядюшки Владимира, и поселилась Ольга Лорис-Меликова с мужем. Здесь же, вероятно, в мае 1926-го огласил мир о своём появлении на свет и первенец молодой четы – младенец Александр. Так что найден ещё один «пушкинский адрес» в Париже!
Владимир Николаевич – личность интереснейшая и многогранная: дипломат, знаток искусства, меценат. Родился князь в 1872-м, в Тифлисе, в то время как наместником на Кавказе был великий князь Михаил Николаевич. Мальчик из знатной армянской семьи, с грузинскими и русскими корнями, определён был на учёбу в Санкт-Петербург. Повзрослев, молодой человек решил посвятить себя юриспруденции и отправился постигать азы наук в английский Кембридж.
А далее князю предстояла служба на дипломатическом поприще. Числился вторым секретарём российского посольства в Париже. И здесь судьба свела его с Сергеем Дягилевым, создателем «Русских сезонов» в Париже. Князь Владимир Аргутинский-Долгоруков, подружившийся с великим импресарио, получил и «прививку» к русскому искусству.
Ранее молодой князь был дружен с Петром Чайковским, его братом Модестом Ильичом и любимым племянником композитора Владимиром. Их столь часто видели всех вместе, что в шутку величали «четвёртой сюитой».
Тёплые отношения связывали Аргутинского-Долгорукова и с Чеховым. Свидетельством чему дружески-ироничное письмо писателя, адресованное князю в Петербург из подмосковного Мелихова (май 1896-го): «Милый Владимир Николаевич, я очень рад, что Вы кончили только губернским секретарём; эта катастрофа, быть может, помешает Вам поступить в дипломаты, Вы не будете секретарём посольства и не получите орденов Графа, Олафа и Зачатия. Здоровье моё не дурно, но весной было дурно… Томит желание отправиться куда-нибудь очень далеко, например на Камчатку, – это тоже болезнь.
Спасибо за приглашение и за обещание показать мне кавказскую деревню. На Кавказ я собираюсь, но увы! Должно быть, не попаду южнее Кисловодска. Впрочем, futura sunt in manibus deorum (будущее в руках богов. – лат.) <…>
Что же Вы не пишете рассказов? Надоело? А Вы, если бы захотели, могли бы написать много любопытного.
Ну-с, позвольте пожелать Вам всяких благ и крепко пожать руку. Написал бы Вам ещё что-нибудь, да в кабинете около моего стола сидит учитель и шелестит бумагой. До свиданья, Вартан I! Ваш А. Чехов».
Так что о многих великих россиянах, с кем вёл знакомство Владимир Николаевич (или «Вартан I», древний царь Парфии, как шутя называл его Антон Павлович), мог он поведать племяннице Ольге.
…Прежде в России Владимир Аргутинский-Долгоруков собрал великолепную коллекцию живописи, фарфора, редчайших предметов искусства и старины. Вёл тесное знакомство с художниками и искусствоведами Александром Бенуа и Николаем Врангелем.
Сотрудничал и с музеем Старого Петербурга, возглавлял особую комиссию по изучению и описанию Северной столицы. Так, в 1910-м он – активный член «Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины». К тому времени относится и весьма характерный «Портрет князя В.Н. Аргутинского-Долгорукова» кисти Кустодиева.
А в смутные для России и весьма опасные для жизни самого князя послереволюционные годы он – хранитель отдела рисунков и гравюр Эрмитажа. Состоял Владимир Николаевич в это весьма неспокойное время и членом совета Русского музея. Благодарным потомкам не должно забывать, что многие шедевры Эрмитажа и Русского музея обязаны своим спасением князю Аргутинскому-Долгорукову. Да и живописные полотна вкупе с редкостными гравюрами, переданные князем из личной коллекции, ныне украшают эти прославленные музеи.
Однако спустя три года после октябрьского переворота и очень тревожных, князь принял мудрое и спасительное для себя решение – покинуть большевистскую Россию. Замечу, в эмиграции, в отличие от многих соотечественников, он не бедствовал.
Но князь Аргутинский-Долгоруков и вдали от родины не изменил призванию: собирал работы старых мастеров, сохранял их, изучал русское искусство. Стал одним из учредителей «Общества друзей Русского музея». Входил в Пушкинский комитет, созданный Сержем Лифарём в Париже. И в памятном 1937-м – в год столетия со дня кончины Пушкина – принял участие в легендарной парижской выставке «Пушкин и его эпоха». Многие из редчайших экспонатов, привлекших внимание публики, принадлежали самому князю, ведь он был связан с поэтом нитями дальнего свойства.
А вот как прослеживается родство Владимира Николаевича с Лорис-Меликовыми. Его прародительница – княжна Нина Ивановна Аргутинская-Долгорукова, внучка Верховного Патриарха и Католикоса всех армян Иосифа Аргутяна (она же и попечительница Ольгинской женской гимназии во Владикавказе), венчалась с генерал-майором Михаилом Лорис-Меликовым. Случилось то памятное торжество в 1857 году. В семействе родились сыновья Тариэл и Захарий (оба в будущем – гвардейские офицеры) и три дочери.
Иосиф Лорис-Меликов на борту корабля в Карском море. 1913 г.
Судьба определит полковнику Тариэлу Лорис-Меликову стать отцом маленького Михаила, полного тёзки своего прославленного деда. А в будущем – свёкром графини Ольги Георгиевны фон Меренберг.
…В декабре 1941-го счёт земных дней князя Аргутинского-Долгорукова прервался. Упокоился он близ Парижа на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, оставив по себе добрую память в сердцах всех русских людей.
И как щемяще-горестно звучат строки поэта Рождественского, обращённые памятью к французскому погосту!
Малая церковка. Свечи оплывшие.
Камень дождями изрыт добела.
Здесь похоронены бывшие. Бывшие.
Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Здесь похоронены сны и молитвы.
Слёзы и доблесть. «Прощай!» и «Ура!».
Штабс-капитаны и гардемарины.
Хваты полковники и юнкера.
Белая гвардия, белая стая.
Белое воинство, белая кость…
Влажные плиты травой порастают.
Русские буквы. Французский погост…
Исторический некрополь под Парижем, ставший последним земным пристанищем многих славных русских людей: художников и поэтов, полководцев и дипломатов, министров и царедворцев. Нашли здесь свой вечный покой великие князья и княгини – наследники Дома Романовых, потомки Пушкина и Гоголя…
Ваши сиятельства, их благородия —
Вместе на Сент-Женевьев-де-Буа.
Нет, не забыто имя защитника русского искусства – князя Владимира Аргутинского-Долгорукова. Но с особой благодарностью вспоминали его в семье Ольги и Михаила Лорис-Меликовых. Поминают и ныне их внуки и правнуки.
Царская внучка
Но вернёмся в год 1933-й, когда наши герои живы, а значит – дни их полны земными заботами. В августе того года Ольга Лорис-Меликова вновь направляет прошение главе Министерства внутренних дел Франции:
«Я, нижеподписавшаяся, графиня Ольга Лорис-Меликова, урождённая Меренберг, русская но национальности, эмигрантка, проживающая в Париже, прошу Вашего разрешения жить во Франции и получить удостоверение личности и сертификат с визой туда и обратно на один год. Я живу в Париже с 15 августа 1923 г., мой муж работает здесь, у нас имеется квартира на Авеню Френье, 9. В марте этого года я ездила в Буэнос-Айрес по семейным делам. Так как мой сертификат истекает 11 августа 1933 г., французское консульство в Буэнос-Айресе телеграфировало в префектуру, которая направила вид на жительство только на один месяц, а не разрешение на возобновление действия сертификата, о чём я просила. Он мне был выдан 15 июля 1931 г. и продлён в 1933 г.
Примите уверения в моём искреннем уважении.
Графиня Ольга Лорис-Меликова».
Кстати, весьма важное уточнение: если французы воспринимали госпожу-просительницу как немку, то она сама-то считала себя русской! Из письма известно, что в марте 1933-го Ольга Георгиевна посетила тётушку Александру в Буэнос-Айресе.
«Недреманое око» французской разведки, равно как и парижской полиции, устремило свой пристальный взор на личность русской эмигрантки!
Вот префект полиции Парижа отправляет во все инстанции (в их числе и Управление национальной безопасности!) сведения об иностранке: «Вы проинформировали меня о ходатайстве проживания во Франции (ниже прилагается) русской беженки Лорис-Меликовой, урождённой Ольги Меренберг, родившейся 3 октября 1898 г. в Висбадене.
Сообщаю, что эта иностранка замужем за Михаилом Лорис-Меликовым, родившимся 8 июня 1900 г. в Царском Селе, русском беженце, законопослушном служащем банка „Lloyds et National Provincial Foreign Bank Limited“: Париж, 43, Вd. des Capucines. (Речь идёт о французском банке, расположенном на парижском бульваре Капуцинок. – Л.Ч.)
Ольга и Георг фон Меренберг, внуки Александра II и правнуки Пушкина. 1903 г.
Мадам Лорис-Меликова живёт во Франции с 1923 г., мать Александра, родившегося 25 мая 1926 г. в Париже.
Супруги Лорис-Меликовы живут по адресу: 9, Авеню Френье с годовым содержанием квартиры в 9 тыс. франков. Они соблюдают закон и декреты, регламентирующие пребывание иностранцев на нашей территории…
Данные, собранные на эту иностранку, благоприятные. Она уже много раз добивалась возобновления своего удостоверения личности. Поэтому я предлагаю узаконить её положение.
Мадам Лорис-Меликова заявила, что принадлежит по своему замужеству к третьему поколению родства с Иосифом Лорис-Меликовым, родившимся 10 сентября 1872 г. в Тифлисе и живущим сейчас в Сент-Женевьев-де-Буа. Прошу Вас сообщить ваши инструкции относительно Лорис-Меликовой».
Сведения о «русской беженке» (к слову, царская внучка «русской беженкой» никогда не была, ведь наследница Пушкиных и Романовых родилась в Германии!), стоит в них вчитаться, хранят не только фамильные тайны, но и «генеалогический багаж» знаний.
Вот промелькнуло в досье имя статского советника Иосифа Григорьевича Лорис-Меликова. Наследник древнего армянского рода, он стал выпускником Императорского Александровского лицея. И, как некогда Александр Пушкин, выйдя из лицея, так же и Лорис-Меликов был направлен в Министерство иностранных дел. Вначале числился делопроизводителем экспедиции, состоящей при канцелярии министерства, затем – вторым секретарём миссии в Нидерландах, после – секретарём миссии в Норвегии.
Именно там в 1913 году и случилось его знакомство с Фритьофом Нансеном. Иосиф Лорис-Меликов сопровождал знаменитого полярника в его путешествии по России, в то же время изучая особенности наречий сибирских и северных народностей: остяков и самоедов. Стоит заметить, что сам Иосиф Григорьевич в совершенстве владел французским, немецким, английским и норвежским языками.
Прославленный норвежец восхищался своим русским спутником: «Мы же благодаря такому стечению всех обстоятельств могли наслаждаться его обществом в путешествии – всегда доброжелательный и любезный, всегда прекрасно одетый и безупречно воспитанный дипломат, всегда общительный и интересный собеседник, всегда готовый как пошутить, так и оценить по достоинству чужую остроту и всегда непоколебимо уверенный в правильности российской государственной системы и её превосходстве».
В годы Первой мировой Иосиф Лорис-Меликов – первый секретарь посольства в США, затем – поверенный в делах и генеральный консул в Сиаме, нынешнем Таиланде.
Прекрасно знавший мировую классику, Иосиф Григорьевич учил даже свою приятельницу, поэтессу Зинаиду Гиппиус, мольеровскому стихосложению.
В эмиграции бывший чрезвычайный посланник и кавалер российского ордена Святой Анны обосновался в предместье Парижа. Скончался Иосиф Григорьевич в августе 1948-го, похоронен на знаменитом Сент-Женевьев-де-Буа, близ городка во имя Святой Женевьевы.
С замечательным человеком, патриотом России Иосифом Лорис-Меликовым и суждено было породниться Ольге Георгиевне. Ей было ведомо, что Иосиф Григорьевич доводился племянником именитому российскому реформатору Михаилу Лорис-Меликову. Так что во Франции Ольга не была лишена родственной поддержки, что весьма скрашивала её жизнь в чужой стране.
…И вот – о радость! – до Ольги Георгиевны долетела долгожданная весть. Нет, она не держала в руках депеши Министерства внутренних дел Франции, направленной префекту полиции, но знала, что в ней заключена поистине благая весть: «Париж. 14 мая 1934 г.
В ответ на Ваш отчёт от 4 мая сообщаю, что разрешаю Лорис-Меликовой, урождённой Ольге Меренберг, русской беженке, проживать во Франции при условии не занимать никакой оплачиваемой должности».
Ольга с отцом, графом Георгом-Николаем фон Меренбергом. Начало 1900-х гг.
Как счастлива была услышать Ольга Георгиевна от высших полицейских чинов, что она наконец-то стала настоящей парижанкой! Её мечта исполнилась: завершилась унизительная чреда просьб о продлении визы на жительство во Франции. И до начала Второй мировой всё семейство Лорис-Меликовых благоденствовало в одном из красивейших городов мира.
Вот такие тайны, царские и поэтические, хоть и выраженные сухим канцелярским слогом, хранятся ныне в военном архиве Москвы. В столице России, на родине великого Пушкина, где его правнучке, графине Ольге Лорис-Меликовой, не судьба была побывать.