и, дёргал за язык! Зачем было начинать толковню о жалованье – вот прибудут русы в Константинополь, тогда всё и узнают.
Трапеза продолжалась в напряжённом молчании. Воины, было оживившиеся, насторожённо, исподлобья бросали взгляды на немного растерянного Катаклона. Даже улыбчивый Порей и живчик Любар примолкли.
– Любар! – нарушил тишину воевода. – Сопроводи гостя в вежу. Отдохни, вестник. Да, отмолви: в каком ты придворном звании?
– Спафарокандидат[19].
Иванко кивнул.
Юный Любар проводил Кевкамена в высокий шатёр. Хмурился молодой рус, нечто скользкое, отталкивающее читал он в чёрных глазах сладкоречивого ромея. Вот вроде и доброе известие тот принёс, а нет в душе ни капли радости. И словесами напыщенными набит этот хитрец, как горохом.
«Ромеи льстивы и коварны, – вспомнил Любар слова, некогда сказанные воеводой. – Не верь их лукавым речам».
Может, и этот таит за ласковой улыбкой полные ковы и ненависти замыслы?
Тряхнув русой головой, постарался отогнать добрый молодец тревожные думы.
Пусть, в конце концов, валяется ромей на кошмах в шатре. Если задумает лихое, найдётся и для его головы острый меч.
Любар воротился к костру. Воины разошлись по вежам, только воевода по-прежнему сидел у огня, в задумчивости вороша тонким прутком гаснущие угольки.
– Не верю я сему Кевка… Как его тамо? – сплюнул Любар. – Ну и имя. Лягушачье какое-то.
Воевода усмехнулся в усы:
– Кевкамен Катаклон. Постарайся запомнить.
– А ты, воевода, веришь его словам льстивым?
– Да как те сказать? Садись-ка поближе, друже Любар, потолкуем.
Иванко потеребил перстами окладистую, тщательно расчёсанную и приглаженную бороду.
– Ромею сему я не верую… До конца. Но не думаю, что створят нам в Царьграде лихо. Иное тут. Верно, в службу свою зазывать почнут. Вот и льстят пото[20].
– А на что мы им? Али своих ратников нету? – удивлённо пожал плечами Любар.
– На своих, видать, полагаться не приходится. Раньше, в старые времена, набирали императоры на службу ополченцев-крестьян, стратиотами их кличут. Но войско такое ненадёжно, не един раз бунты случались, встани[21]. Вот и порешили топерь держать рать наёмную – варяги служат, нурманы, да и наших славян хватает. Ныне времена для империи наступили тяжкие – смуты повсюду идут, которы[22], мятежи. Пото и надобны ромеям смыслёные в ратном деле люди.
– Верно, так. Вот слушаю тя, а мысли-то совсем об ином. Как тамо ноне у нас, на Руси? – вздохнул Любар. – Верно, сенокос идёт. Хоть бы единым глазком глянуть.
Подняв васильковые глаза, он печально воззрился на темнеющее южное небо. Солнце садилось за горной цепью, потухало, слабые косые лучи падали на листья благоухающего лавра и магнолий, первая звезда желтоватой, едва заметной точкой заблестела посреди сапфировой небесной глади. В траве застрекотали светлячки, жужжали цикады, вдали слышался мерный рокот прибоя.
Тревожно было на душе у Любара. Поднявшись и взяв в десницу копьё, спустился он к ручью и стал, чутко прислушиваясь ко всякому звуку, обходить окрестности лагеря.
2
Из палаты Большого императорского дворца открывался вид на море. На воде лениво покачивались огромные дромоны с орлами и драконами на разноцветных парусах.
Спафарокандидат Кевкамен Катаклон, робея, застыл перед сидящим в резном кресле с золочёными подлокотниками всесильным евнухом – проэдром[23] Иоанном, дядей базилевса Михаила.
Белая шёлковая хламида облегала необъятное, оплывшее жиром тело скопца, на ногах его сверкали украшенные лалами и жемчугом чёрные сандалии. Пот градом катился по его лицу, влажной рукой Иоанн сжимал платок с благовониями и обмахивался им, как опахалом.
– Русы в городе Константина, достопочтимый, – раболепно упав на колени и земно кланяясь, промолвил Кевкамен.
– Это хорошо, патриций, – пискляво провизжал евнух.
Катаклон вздрогнул. Неужели он ослышался? Патриций – высокое придворное звание, а он пока всего лишь жалкий спафарокандидат.
– Да, да, ты будешь патрицием, Катаклон, если уговоришь русов остаться у нас. Ничего не скрывай от них. Скажешь так: «Архонт[24] Мстислав, владетель городов Чернигова и Таматархи[25], посылавший вас воевать в Закавказье против правителя Ширвана, умер, не оставив потомства. Его земли прибрал к себе Ярослав, его брат и старинный недруг. Нечего делать вам на Руси. Другая власть, другие люди». Да, да, Катаклон. Задача твоя нелегка, но выполнима. Если всё сделаешь как надо, будешь носить дорогой скарамангий[26], блистать в аксамите[27] на приёмах у базилевса. Базилевс щедро одаривает верных подданных и не забывает благодарить достойных. Да, да.
Снова кланялся Кевкамен евнуху до земли, снова робость овладевала им, а каждое казавшееся неловким движение вызывало предательский холодный пот. Змейка страха бежала по его спине. Впервые очутился молодой чиновник с глазу на глаз с таким высокопоставленным лицом. Ведь Иоанн, по сути, управлял ромейской державой за своего племянника Михаила, баловня слепой судьбы, так вознёсшегося благодаря любви стареющей императрицы Зои.
– При случае ты должен свести русского воеводу с куропалатом[28] Гаральдом Гардрадом. Этот норманн раньше служил в Киеве, у князя Ярослава. И он хорошо знает друнгария Ивана. Пусть он расскажет русам о благодатной службе в этерии[29], о своих воинских подвигах и о щедрости базилевса. Да, да. Учти, спафарокандидат Кевкамен Катаклон, нам очень сильно нужна воинская сила этих варваров. Пообещай им сто литр[30] золота в год.
– Сто литр?! – вырвалось у изумлённого молодого человека.
– Да, сто литр! – недовольно повысив голос, повторил Иоанн. – Нам надо суметь надёжно защититься от мятежей непокорных динатов[31] и от разбушевавшейся черни. Теперь расскажи мне, что ты узнал о походах русов в Ширван.
– Их послал архонт Мстислав, – начал, краснея от волнения и запинаясь, Кевкамен.
– Это мне известно. Дальше! – резко перебил его Иоанн и махнул своей неприятной влажной рукой.
– Они вышли из Дербента на кораблях, разбили войско ширваншаха, заняли Шемаху, потом ушли на Аракс, в область Арран. Взяли штурмом Байлакан.
– Это город у слияния Аракса и Куры?
– Да, достопочтимый проэдр. Каменная крепость.
– Что было потом?
– Потом они ушли в наши армянские владения, в Васпуракан[32].
Иоанн вскинул круглую тяжёлую голову.
– Не снюхались ли они с нашими врагами, с еретиками-тондракитами?[33] Надо прощупать это, узнать обо всём обстоятельно. Где были, с кем встречались, о чём говорили. Не допусти господь, станут плодить в столице тондракийскую ересь. Но продолжай.
– Позже русы возвратились в Ширван. Их предал прежний союзник, Фадла Муса, сын эмира Аррана. Он сговорился с ширванским шахом и напал на лагерь русов.
– Да, да, я слышал об этом. Русы смелы, но наивны как дети. Верят клятвам, данным на обнажённом мече! – Евнух презрительно ухмыльнулся и захихикал.
– Это так, сиятельный проэдр. – Катаклон через силу любезно улыбнулся и продолжил свой рассказ: – С большим трудом русы отбились от сабель неверных. В конце концов друнгарий Иван добрался до берега Пропонтиды.
– Ты способный дипломат, Кевкамен, – кивая, остановил речь спафарокандидата проэдр. – Да, да. Поговорим о другом – о причинах появления русских дружин на равнинах Ширвана. Хочу услышать твоё мнение об этом.
– Архонт Мстислав имел тайные договоры с аланами и правителями Дербента. Они помогли ему в войне с братом Ярославом, а после принимали участие в походах в Крым и на Волынь.
– То есть храбрый удалой архонт таким образом отблагодарил Дербент и диких горцев-аланов за прежнюю помощь?
– Да, достопочтимый.
– Но храбрость и удальство, к счастью, не являются эликсиром жизни, – евнух снова залился скрипучим тонким смехом. – Умер Мстислав, не будет и походов русов. По крайней мере, без нашего участия и одобрения они нежелательны. Но архонт Мстислав был прост, тогда как нынешний владетель Киева, хоть нам пока и союзник, человек скользкий и хитрый. Да, да, Катаклон. Но действуй. Убеди русов остаться в Константинополе.
Иоанн милостиво позволил коленопреклонённому Кевкамену поцеловать край своей долгой хламиды.
3
Над монастырём Святого Маммы синело безоблачное небо. В бухте у причалов качались многочисленные торговые суда, гружённые воском и мёдом, рыбой и драгоценными мехами, шёлком и зерном. Русские купцы держали в городе лавки, вели широкую торговлю и обмен товарами. Бдительные легатории[34] со тщанием следили за куплей-продажей, проверяя, чтобы всякий торг протекал согласно изложенным в «Книге эпарха» строгим правилам. В этой книге конкретно и чётко расписано, где, чем и в каком количестве разрешается торговать в столице.
Так, золотых дел мастера продают свои изделия на улице Меса, лавки арабских и персидских купцов восточными товарами находятся в Эмволах; торговцы благовониями располагают свои ряды между Милием и Халкой, чтобы благоухание амбры могло долететь до дворцовых портиков. Амбра и мирра поступают в Константинополь из Аравии, перец – из Индии, нард – из Лаодикии