Жизнь буквально утекала сквозь пальцы, как вода! – так думала Бьянка, не подозревая, как сейчас была близка к истине.
Она гуляла по вечерам и не знала ничего про дельфинов. Не знала ничего и о том, как прекрасна Венеция без людей, опустевшая и свободная.
Не знала и о том, что за ней идут двое, которым было известно все это – и намного большее.
Когда Бьянка обернулась, она увидела их совсем рядом – наряженных, как для карнавала, прекрасных и отчего-то жутких.
Она открыла рот, но не смогла издать ни звука.
В огромных распахнутых глазах отражались две маски, два фарфоровых лица с нарумяненными щеками.
***
Он уступил, как и обещал.
Отошел в сторону, оперся плечом о стену старинного особняка и наблюдал, как медленно, нежно и ласково делает она свое дело. Как сжимает в объятиях обмякшее тело девушки и первым делом проверяет кончиками пальцев пульс – не умерла ли от одного только страха? Нет, крепкая, всего лишь потеряла сознание.
Значит, можно – приподнять маску, обнажив карминно-красный рот с чувственными полными губами, прильнуть к белой шее и впиться в кожу длинными клыками. И пить жадно молодую жизнь, наслаждаться ей.
Что-то было такое в том, чтобы успевать раньше мора.
Что-то было правильное в том, чтобы оставлять с носом чуму.
Он дождался, пока она насытится, и помог ей сбросить тело в ближайший переулок. Из переулка затхло и противно тянуло чем-то мертвым, мертвое к мертвому, все как положено. Как было завещано издревле.
Как делали они почти каждую ночь.
Удивительно, что к утру тела исчезали бесследно. Видимо, на этот раз правительство решило честно соблюдать договор.
Наверное, им тоже понравились дельфины.
***
– Как считаешь, то, что мы делаем, это благо? – спросила она, когда они уже возвращались во Дворец.
Занимался рассвет, и они торопились под темные своды, не пропускающие солнца – хоть их одежды и были достаточно плотные, он не хотел рисковать зря. Хоть и хотелось взглянуть разок, как солнце играет на пустых площадях.
– Да, – кивнул он. – Это благо. Благо – соблюдать предписания и сидеть по домам во время эпидемии. Благо – делать то, что советует делать дож… Или как сейчас называется правитель города?
– Не все ли равно, как он называется? Кажется, мэр… – она вздохнула. – Но те, кто нарушает предписания, дают жизнь нам.
– И отнимают ее у своих близких, – сказал он и взял ее под руку.
– Они никогда не изменятся, – она высвободила руку и погладила его по плечу. – Ты так и будешь надеяться и верить?
Он задумался.
Потом обернулся – на воды канала, в котором лениво плескались просыпающиеся дельфины. Посмотрел на гладкие серые бока, мелькающие в синей воде. Вздохнул тяжело и спросил:
– А вот они… дельфины. Как ты думаешь, они верят?
Она пожала плечами.
– Они вернулись! Туда, где люди. В город, который построили они, опутав сетью каналов, как паутиной. В город, где люди играют на тамбуринах и гитарах, стоя на балконах, чтобы поддержать других во время эпидемии. В город, который не сдается, потому что люди не сдаются никогда. И никогда не верят в смерть… Пока не встречают ее лицом к лицу. А для этого нужны мы. Для этого! А не чтобы думать. Или надеяться. Или верить.
Он собирался что-то ответить…. Но промолчал. Взгляд его устремился вперед и вверх, к светлеющему небу.
Она взяла его за руку и повела за собой – в холодный от сырости Дворец, где в подвалах хранились их каменные кровати, и воды Венеции текли так близко, так близко, что иногда – казалось – текли прямо над ними, переливаясь на солнце всеми цветами радуги, как будто церковные витражи.