— До завтра, наследник! Не помри до обеда! — И растворилась в темноте переулка, бесшумная, как тень.
Я стоял, потирая ушибленные ребра, глядя в пустоту, где только что была Виолетта. Воздух еще хранил запах полыни, стали и… чего-то неуловимо женственного. В голове звучал ее смех, ее угрозы, ее детский восторг от танца и светлячков.
Она красивая… — подумал я, чувствуя, как зеленые глаза сами собой ищут ее в темноте. — …Но чертовски больная. И я, кажется, начинаю заражаться.
С этими невеселыми мыслями я прокрался обратно в трактир-гроб, в свою каморку, где запах пыли и страха казался теперь таким знакомым и… почти уютным. Завтра — новое испытание дыханием Аспида. Обед с графиней. И ее стражницы-крысы, которые теперь точно знали, что их командир гуляла с кандидатом. Свидание закончилось. Игра только начиналась.
Глава 4
Сон был как погружение в липкую, черную смолу. Тело ныло от побоев "бывших знакомых моего тела", адреналина ночной погони и… странной энергии, что пульсировала под кожей после поцелуя Виолетты и ее яда. Голова раскалывалась — наполовину от дешевой выпивки из трактирных подвалов, наполовину от осознания всего безумия. Зеленые глаза. Воздушный поцелуй смертоносной графини. Угроза быть растерзанным ее же стражницами. И обещание… обеда.
Я проснулся от резкого луча лилового света Изнанки, пробившегося в щель ставней. Каждый вдох давался с усилием, как будто легкие были набиты ватой, пропитанной той самой горькой пылью города Аспидовых. "Граф…" — ехидно мысленно усмехнулся я, потирая виски. — "Граф с похмелья и в ожидании смертельного экзамена. Романтика, мать ее."
Спустился вниз, в главный зал трактира-гроба. Запах вчерашнего перегара, пота и страха висел в воздухе густым туманом. Остальные пятеро уже сидели за грубым столом. Обстановка была мрачнее вчерашней:
Григорий методично жевал какой-то черствый сухарь, его единственный зрячий глаз был прищурен, лицо — каменная маска бывалого солдата, знающего, что худшее еще впереди.
Марк что-то яростно строчил на клочке бумаги, попивая из пробирки мутную жидкость. Его очки съехали на кончик носа, волосы торчали истерично. "Гипотеза: адаптационный синдром на клеточном уровне… Воздействие паров как катализатор…"
Степан сидел, сгорбившись, и тихо плакал, сжимая в руках нательный крестик. Его вера явно трещала по швам под тяжестью увиденного.
Клим стоял у окна, спиной ко всем. Его темные глаза скользили по пустынной улице, будто высчитывая пути отступления или оценивая угрозы. Неподвижный, как хищник перед прыжком.
Артём выглядел потерянным и очень молодым. Он тупо смотрел на свои руки, дрожащие на столе. Вчерашний хмель сменился похмельным ужасом.
Я плюхнулся на свободный табурет, схватив со стола кувшин с водой. Вода была теплой и отдавала металлом, но пить хотелось адски.
— Живой, — хрипло констатировал Григорий, не глядя. — Повезло. Сегодня, глядишь, повезет меньше.
— Опять… дышать? — прошептал Артём, поднимая на меня испуганные глаза. — Как вчера?
— И не только, — отозвался Клим с подоконника, не поворачиваясь. Его голос был низким и безэмоциональным. — Старшая вчера говорила. После "очищения дыханием" — испытание. Настоящее. Какое — не уточняла.
Марк вздрогнул, оторвавшись от своих записей.
— Испытание! Да! Фактор неизвестности! Стресс-тест! Интересно, будет ли оно коррелировать с показателями выживаемости при ингаляции тотемных паров? Надо фиксировать! — Он снова заскрипел карандашом.
Степан просто громче завсхлипывал. Я вздохнул, чувствуя, как в висках застучало сильнее. После. Значит, сначала надо пережить вдох под взглядом каменного змея. С новыми зелеными глазами. Интересно, он заметит разницу?
— Главное — не дергаться и не думать о плохом, — процедил я, больше для себя. — Как тот Димон… Он слишком много орал про богатство и сучек. Змей не оценил.
Григорий хмыкнул, но ничего не сказал. Артём побледнел еще больше.
В этот момент тяжелая дверь трактира с грохотом распахнулась. На пороге, залитые лиловым светом сзади, вырисовывались четыре фигуры в черной коже. Впереди — она.
Виолетта.
Но это была не ночная девчонка с сияющими глазами. Это была Старшая Стражница. Ледяная. Непреклонная. Ее каштановые волосы были туго убраны, лицо — гладкая, бесстрастная маска. Золотистые вышивки на форме сверкали холодно. За ней — три стражницы, включая ту самую кареглазую, что подмигивала в первый день. Теперь ее лицо тоже было непроницаемым.
— На ноги, черви! — голос Виолетты прозвучал, как удар хлыста по воздуху. Резко. Без тени тепла или игривости. — Время не ждет. Тотем ждет своих жертв… — она сделала микроскопическую паузу, — …кандидатов. Быстро! На площадь!
Она вошла, ее взгляд скользнул по нам, как скальпель по гниющей плоти. Оценивающе. Презрительно. Она смотрела на Григория, на Марка, на всхлипывающего Степана, на неподвижного Клима, на дрожащего Артёма… как на скот, ведомый на убой. Ни капли сомнения, ни тени воспоминания о ночном лесе, танце или поцелуе.
Потом ее взгляд упал на меня.
На долю секунды — меньше, чем миг — что-то дрогнуло. Ледяные изумрудные озера смягчились. Уголки губ — те самые, что вчера были такими мягкими и сладкими — дрогнули в едва уловимой, легкой улыбке. Быстрой, как вспышка синего светлячка. В глазах мелькнуло что-то теплое, тревожное, знакомое… "Не помри до обеда".
А потом — щелк. Маска вернулась на место. Холоднее и тверже прежнего. Ее взгляд стал еще жестче, когда он скользнул по мне, будто пытаясь стереть эту мгновенную слабость.
— Ты! — она ткнула пальцем в мою сторону, голос стал злее. — Особенно не мешкай! Иди первым! Покажи пример стойкости… или глупости.
Она развернулась, ее плащ взметнулся. Стражницы тут же взяли нас в "коробочку", подталкивая к выходу. Мы покорно поплелись, как стадо. Я шел первым, как велено, чувствуя на спине ее пристальный, колючий взгляд. Тот, что видел меня наследником… и тот, что сейчас видел лишь кандидата под номером один.
Мы вышли на улицу. Лиловый свет Изнанки ударил в глаза. Воздух, как всегда, был густым и горьким. Виолетта шла впереди, ее спина прямая, походка уверенная и жесткая. Никаких раскачиваний на каблучках, никаких оглядываний. Только командир, ведущий отряд на задание.
Какая же ты актриса, Виолетта Аспидова, — подумал я, шагая по знакомым, змеиным улицам к площади Тотемного Аспида. — Или просто раздвоение личности?
Вчерашняя нежность казалась сном. Обещанный обед — миражом. Оставался только холодный камень площади, шипящая пасть тотема и ледяная маска графини, которая умела посылать воздушные поцелуи и прикалывать тебя шпагой с одинаковой легкостью.
Испытание дыханием начиналось. А самое главное испытание — понять, кто же передо мной: невеста или палач — только усложнялось.
Мы стояли перед Тотемным Аспидом. Рубиновые глаза пылали в лиловом свете Изнанки, холодные и всевидящие. Воздух вибрировал от древней мощи и… ожидания. Площадь была пустынна, кроме нас, стражниц и каменного исполина. Напряжение висело густым, горьким туманом.
Все пятеро моих "товарищей" были бледны как смерть. Степан молился, Артём дрожал, Григорий сжимал кулаки, Клим замер в своей хищной готовности. Только Марк, одержимый ученый, шевельнулся. Он юрко подскочил ко мне, его очки блеснули.
— Лекс! — прошептал он лихорадочно, тыча пальцем в мои глаза. — Кое-что заметил! Обратил внимание, так сказать! Мне кажется… или Ваши глаза были совершенно иного цвета вчера? Не этот… змеиный изумруд! Фасцинирующая мутация под воздействием токсинов? Или адаптивная пигментация? Может, образец слюны…?
Я резко отстранился, буркнув сквозь зубы:
— Тебе поменьше пить надо, академик. Или нюхать свои пробирки. Ничего не изменилось. Отстань.
Марк обиженно надулся, но тут раздался ледяной голос Виолетты:
— Живо! К Тотему! Первый — подходи! — Она указала на меня шпагой, взгляд — стальной, без тени ночной нежности.
Я сделал шаг вперед. Еще один. Камень под ногами казался зыбким. Рубиновые глаза Аспида впились в меня. Не просто смотрели. Бурили.
И мир… поплыл.
Не темнота. Не обморок. Пространство вокруг заколебалось, как вода в озере. Цвета смешались, звуки приглушились. Площадь, стражницы, испуганные лица товарищей — все расплылось в лилово-серой мути. В глазах — густой туман.
Когда сознание прояснилось, я стоял… в лесу. Том самом. С черными чешуйчатыми деревьями, лиловым небом и тишиной, нарушаемой только шелестом. Но не ночной, таинственный лес Виолетты. Здесь было тяжело. Воздух давил, пропитанный гневом и древней силой. Листья не шелестели — шипели.
Что за хрень?! — мелькнула первая мысль, смешанная с паникой. — Иллюзия? Испытание? Или Тотем просто телепортировал меня сюда, чтобы прикончить без свидетелей?
Из далека, сквозь чащу, словно скрежет камней под землей, донесся Голос. Голос Тотемного Аспида. Но не любопытный, не испытующий, как вчера. Ледяной. Налитый ядом гнева.
«Так ты, глупец, посмел поцеловать мою дорогую дочь.» — слова вибрировали в костях, в зубах. — «Храбрости тебе не занимать. Или глупости. Виолетта… она импульсивна. Наивна. Читает глупые книжки. Но ты… ты воспользовался…»
Воспользовался?! — ярость ударила в виски. — Она сама! Я хотел…! Мне она…!
Я открыл рот, чтобы крикнуть оправдание, про чувства (пусть и напускные), про ее инициативу… Но из горла вырвался только хрип. Голос Тотемного Аспида давил, не давая говорить.
«Шшшшш…» — раздался шипящий, каменный смех, от которого по спине побежали мурашки. — «Если я разговариваю с тобой, смертный, это не значит, что я тебя выбрал. Это значит… что ты стал интересен. Как букашка под увеличительным стеклом. До первой ошибки. А теперь…» — Голос стал тише, слаще, страшнее. — «…мне интересно попробовать на вкус твой страх. Настоящий. Без прикрас.»