Шорох. Справа. Громкий, тяжелый. Не мелкое существо. Что-то огромное ползло сквозь чащу. Ломая ветви. Шипя. Запахло серой и гнилью.
Инстинкт сработал раньше мысли. Я рванулся влево, в густую тень под черный, корявый ствол.
ПШШШШ-БАБАХ!
Что-то огромное, липкое и светящееся ядовито-зеленым светом пролетело в сантиметре от моего плеча и врезалось в дерево позади меня. Не просто врезалось — взорвалось в шипящее облако едкого дыма! Кислотный гул заполнил воздух. Дерево — толстое, чешуйчатое — заскрежетало, задымилось и с оглушительным грохотом рухнуло на землю, разъедаемое изнутри зеленым огнем!
Сердце бешено колотилось, в глазах плавали лиловые пятна. Я прижался к своему укрытию, чувствуя едкую гарь в ноздрях. По спине струился холодный пот.
Вот же я попал… — пронеслось в голове с горькой иронией. — Из кареты смерти — в жатву — на свидание — и вот, наконец, в честную охоту. Где охотник — каменный бог, а я — дичь. И счет идет не на дни, а на секунды.
Я рискнул выглянуть. В просвете между деревьями, откуда прилетел смертоносный плевок, мелькнуло что-то огромное, темное, покрытое не чешуей, а… каменными плитами? И два огненных шара — глаза? — на мгновение встретились с моим взглядом. В них не было разума. Только голод. И веселье убийцы.
Тотем Аспида не просто говорил. Он играл. И ставка в игре — моя жизнь. А дочь его, графиня Виолетта с воздушными поцелуями и угрозами, казалась теперь наивным ребенком по сравнению с этим древним, безжалостным чудовищем, пробудившимся в своем измерении и решившим поразвлечься.
Испытание "дыханием" только что перешло на новый, смертельный уровень. И выбора не было. Только беги. Или умри.
Лес стал лабиринтом кошмара. Я мчался, не разбирая пути, спотыкаясь о переплетенные корни, царапаясь о ядовитые ветви. Воздух свистел в ушах, смешиваясь с шипением и грохочущим голосом, который вибрировал не в ушах, а прямо в черепе, в костях.
«Беги, букашка! Беги!» — раздался саркастический гул Аспида. Каменный смех сотряс воздух. — «Забавно наблюдать, как твое ничтожное сознание бьется в паутине реальности, в которую его швырнули, как щенка в реку!»
ПШШШШ-БУМ! Огромная ветка, под которой я только что проскочил, превратилась в пылающую, шипящую лужу кислоты. Жар опалил спину. Я кубарем скатился в овраг, глотнув грязи.
«Высшие силы? Ха!» — презрение в голосе Аспида было осязаемым, как запах гари. — «Слепые щупальца хаоса! Или жалкие кукловоды, тешащие свое скучающее всеведение? Неважно! Ты здесь. Мой. Игрушка. Разве не ирония? Силы, что принесли тебя сюда, возможно, жаждали героя… спасителя… а получили — дичь для моей охоты!»
Я вскочил, рванул вдоль ручья с мертвенно-перламутровой водой. Ноги горели, легкие рвались. Страх был острым, чистым, животным. Но сквозь него пробивалась ярость. На него. На этот мир.
«А эти… чувства!» — голос Тотемного Аспида вдруг стал сладковато-язвительным. — «К моей Виолетте? Милая глупость! Импульс тленного мяса! Она видит в тебе сказочного принца, спасителя рода… а ты? Видишь красивую, опасную тюремщицу? Или тебе правда мерещится… любовь?» — Слово "любовь" было выплюнуто с таким ядом, что листья вокруг почернели.
ПШШШШ! Струя кислоты прошила воздух над головой, сожгла крону. Ливень ядовитых искр обрушился вниз. Я нырнул под нависший камень, чувствуя, как едкие брызги жгут кожу.
«Она не одна, знаешь ли!» — продолжал Аспид, его голос теперь лился из самой земли подо мной. — «У меня есть и другие дочери. Старшие. Холодные. Расчетливые. Голодные до власти. Что с ними, а? Оставишь их… без внимания? Без… мужа?» — Смех зазвенел, как разбитое стекло. — «Или ты, глупец, возмечтал о гареме? Ха! Мягкотелый червяк! Ты слишком СЛАБ, чтобы возглавить род Аспидовых! Слишком ЧЕЛОВЕЧЕН! В тебе нет ХОЛОДА камня! Нет ЖЕСТОКОСТИ змеи! Ты — мякиш!»
"Мякиш". Слово ударило, как пощечина. Правдиво? Возможно. Но оно разожгло не страх, а вызов. Я выскочил из укрытия, рванув не от голоса, а навстречу очередному шипящему звуку атаки. Зеленая молния прожгла воздух сзади, там, где я должен был быть.
«О! Отчаянный прыжок!» — Аспид почти зааплодировал в моем сознании. — «Но не меняешь сути. Весь мой интерес к тебе… он оттуда!» — Голос стал шепотом, полным ненасытного голода. — «Из той щели между мирами, что тебя сюда вышвырнула. Твоя душа… она ПАХНЕТ иначе. Чужим светом. Чужой болью. Чужой надеждой. Она… экзотична. Я давно не пробовал такого деликатеса.»
Я замер, прислонившись к холодному, чешуйчатому стволу гигантского дерева. Не от усталости. От леденящего откровения.
«Да, смертный,» — прошипел Аспид, будто прочитав мои мысли. — «Я не просто убиваю. Я ПОЖИРАЮ. Души. Сущности. Силу. Великие семьи? Ха! Их гордые основатели… их непобедимые герои… многие стали моей ПИЩЕЙ! Их могущество, их амбиции, их страх — все перемолото в эссенцию, что питает мой камень! Ты — просто… следующая закуска. Особенно пикантная из-за твоей инаковости. И особенно забавная из-за твоих претензий на мою дочь и мой трон!»
Ярость. Холодная, ясная. Она вытеснила страх. Этот древний ублюдок считал себя вершителем судеб? Поваром на пиру душ? Он сожрал героев? Пусть. Но я не герой. Я — выживший. С синяками, с амнезией, с зелеными глазами, которые он же и дал. И с его ядом в крови, от его дочери.
— Приходи и возьми, чешуйчатый! — я крикнул в чащу, не своим голосом, хриплым от бега, но полным вызова. — Попробуй пожрать! Посмотрим, не подавишься ли!
Тишина. Густая, звенящая. Даже шелест листьев замер. Казалось, сам лес затаил дыхание.
Потом раздался грохочущий РЕВ. Не ярости. Восторга. Чистого, нечеловеческого наслаждения от сопротивления добычи.
«ДА!» — прогремел голос Аспида, от которого задрожала земля. — «ВОТ ТАК! КУСАЙСЯ, ЧЕРВЯК! ДАЙ МНЕ ВКУС ТВОЕЙ ЗЛОСТИ! ТВОЕГО ОТЧАЯНИЯ! ЭТО… ЭТО ПРЕВОСХОДНО!»
И лес ожил. Но не шелестом. Шуршанием. Со всех сторон. Десятки. Сотни. Не одно огромное существо. Множество. Меньше, быстрее. Шипящих, скользящих по черным стволам, выползающих из-под камней. Пары горящих точек — глаз — зажглись в лиловых сумерках. Охотник устал играть в одиночку. Он выпустил гончих.
Игра вступила в новую фазу. И ставки стали еще выше. Выжить — значило не просто убежать. Значило доказать каменному богу, что эта "закуска" способна отравить самого повара.
Маленькие твари — не змеи, а скорее ожившие осколки тьмы с игольчатыми зубами и горящими желтыми точками глаз — сжимали кольцо. Их шипение сливалось в жуткий хор, обещающий разорвать на куски. Я отступал, спина уперлась в холодный, чешуйчатый ствол. Пути не было. Только вверх — но ветви черных деревьев сплелись в непроглядную, враждебную сеть.
И тогда Он явился.
Не из чащи. Из самой тени за моей спиной. Материализовался, как кошмар. Огромная голова. Не просто змеиная. Плато каменных плит, увенчанное гребнем-капюшоном из сколотых кристаллов, мерцающих кровавым светом. И глаза — те самые рубиновые солнца, что пылали на площади, но теперь — близко. ОЧЕНЬ близко. Они горели холодным, ненасытным любопытством. Язык, черный и раздвоенный, длиннее моей руки, медленно высунулся из пасти, похожей на вход в печь. Он провел по воздуху в сантиметре от моего лица. Я почувствовал не запах, а вкус — страх, пот, ярость, отчаяние — все это слизали с меня этим жутким органом.
«Знаешь…» — Голос Аспида прозвучал не в голове, а вокруг, вибрируя в самой кости дерева за моей спиной. — «А я ведь один из Первых, смертный. Старше гор. Старше звезд в вашем жалком небе. Так что для тебя… это будет честью. Быть поглощенным. Стать частью Вечности. Вместо того, чтобы сгнить, как те твои сорок четыре ничтожества.»
Гордость? Какая гордость перед лицом абсолютного, древнего зла? Но ярость — она была. Последняя искра. Я вдохнул полной грудью едкий воздух, глядя прямо в рубиновые бездны.
— Честью? — хрипло выдохнул я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я устрою тебе такое несварение, скользкий хер, что твоя вечность икотой забьет!
Рубиновые глаза вспыхнули. Не гневом. Чистым, безумным ВОСТОРГОМ. Пасть Аспида — бездна из черного камня и острых, как пики, кристаллических зубов — раскрылась. Не просто открылась. Разверзлась. Заполнила весь мир. Последнее, что я увидел — это алый свет глотки, манящий и ужасающий. Последнее, что почувствовал — холод. Не ледяной. Абсолютный. Пустоты.
Клыки.
Огромные. Кристаллические. Пронзили тело как масло. Боль. Нечеловеческая. Разрывающая. Размалывающая кости, рвущая плоть. Я услышал собственный хрип. Увидел вспышку белого света…
— Итак, первый прошел дыхание Аспида! Следующий!
Голос. Резкий. Металлический. Знакомый. Виолетты.
Я вздрогнул, как от удара током. Открыл глаза. Лиловое небо Изнанки. Черный мрамор под коленями. Холод камня. Я стоял на коленях у самого подножия Тотема Аспида. Его каменная пасть была лишь слегка приоткрыта, из нее струился привычный едва заметный зеленоватый туман. Рубиновые глаза смотрели вдаль, неподвижные. Безжизненные. Как всегда. Никаких следов недавнего кошмара. Никакой крови. Никакой боли. Только… фантомное эхо. В местах, где клыки пронзали тело — грудь, живот, бедро — горело. Не реальной болью. Памятью боли. Ужасно реальной.
Что… что это было? Какого хрена?! — мысли метались, как перепуганные птицы. — Иллюзия? Галлюцинация от паров? Или… настоящая смерть, которую он отменил в последний миг?
Правой рукой я машинально протер глаза, пытаясь стереть остатки леса, тварей, пасти. Рука дрожала. Взгляд упал на неподвижные рубиновые глаза Тотемного Аспида.
Ты что, играешься со мной? — мысленно направил я яростный вопрос в камень. — Это была проверка? На прочность духа? На… вкус моей души? Или… ты и правда попробовал? И решил, что я пока не готов к твоему столу?
— Уебывай уже, стоячий столб! — Резкий окрик Виолетты вернул меня в реальность. Она стояла рядом, ее лицо — маска ледяной командирши, но в глазах — едва уловимая искра тревоги. Она грубо схватила меня за плечо и подняла на ноги. Ее пальцы в перчатке впились в мышцы. — Я сказала — следующий! Не задерживай очередь!