Она толкнула меня в сторону группы выживших. Григорий смотрел с привычной мрачной оценкой, Марк — с диким научным любопытством, Артём — с ужасом, Степан молился, Клим замер, как статуя.
И когда я пошатнулся мимо Виолетты, ее губы почти коснулись моего уха. Шепот был таким тихим, что я едва расслышал, но он прожёг сильнее кислоты:
— Ты у папы… попросил моей руки? Так долго тебя не было…
Потом она резко отстранилась, и ее голос снова загремел, ледяной и безжалостный, разносясь по площади:
— СЛЕДУЮЩИЙ! К ТОТЕМУ! БЫСТРО!
Я отполз к остальным, прислонившись к холодной стене здания. Сердце колотилось как бешеное. Фантомная боль от клыков Аспида пульсировала. На губах — привкус страха и… ее шепота. А перед глазами стояли рубиновые глаза Тотемного Змея. Неподвижные. Но теперь я знал, что за этой неподвижностью скрывается древний, голодный, играющий разум.
Испытание "дыханием" было пройдено. Но настоящая игра с Аспидом только началась. И правила этой игры были страшнее и непонятнее любого кислотного плевка. Я посмотрел на спину Виолетты — строгую, властную — и понял, что ее отец не просто испытывал меня. Он предупредил. Или развлекался. Разницы, похоже, для него не было.
Глава 5
Наблюдать за другими было… странно. После моего кошмара в лесу, после ощущения, как кристаллические клыки Аспида дробят ребра, их испытание казалось пародией. Один за другим — Григорий, Марк, Степан, Клим, Артём — подходили к Тотемному Аспиду. Стояли минуту, напряженные, бледные, но… всего минуту. Зеленоватый туман окутывал их, они вздрагивали, иногда кашляли, Марк что-то записывал в блокнот прямо под струей "дыхания", но никто не заходился предсмертным хрипом, не падал, не пускал пену. Просто стояли. Потом отходили, потные, дрожащие, но живые.
Ко мне что, особое отношение? — горела мысль, пока я наблюдал, прислонившись к холодной стене. — Или Тотем решил, что одного "поглощения" мне хватит на сегодня? Или… он просто поиграл и отстал?
Фантомная боль в груди и бедре пульсировала, напоминая о "несварении", которым я пригрозил древней твари.
Испытание дыханием завершилось. Все шестеро выжили. Виолетта повернулась к нам, руки на бедрах, поза — победительницы, наблюдающей за живучими тараканами.
— Ну что ж! — ее голос громко прозвучал на опустевшей площади. — Видимо, вы и правда… достойные личности. Раз пережили дыхание Аспида второй раз. — Ее взгляд скользнул по нам, задержавшись на мне на долю секунды дольше. В глазах — не тепло, а скорее… удовлетворение фермера, чья скотина не сдохла в загоне. — Но это только начало дня. Сейчас вас отправят на завтрак. А после… — она сделала паузу, и в ее голосе появились ледяные нотки, — …начнется дообеденное испытание. Опасное. Готовьтесь.
Что может быть опаснее самого Аспида? — пронеслось у меня в голове, но я промолчал. Риторический вопрос в этом аду.
Стражницы (не Виолетта, она осталась у Тотемного Змея, что-то шепча с другими офицерами) повели нас обратно в трактир-гроб. В главном зале на столе уже дымились миски. "Завтрак". Похлебка. Серо-коричневая, мутная жижа с плавающими неопознаваемыми кусочками. Пахло… влажным зерном и старой тряпкой. Хлеб — черствые сухари.
Мы сели. Тишину нарушил только хлюпающий звук поедания Григорием. Марк ковырялся в похлебке карандашом, бормоча: "Питательная ценность сомнительна… вероятно, грибы Изнанки… нейтрализующие базовые токсины среды…". Степан крестился над миской, прежде чем робко хлебнуть. Артём ел, глотая слезы. Клим молча поглощал свою порцию, его темные глаза были пусты.
— Ну… — хрипло начал Григорий, вытирая рот тыльной стороной руки. — "Опасное" после завтрака. Веселенький денек. Думаете, в этот раз реально поляжем? Или опять дышать будем?
— Маловероятно повторение стимула! — оживился Марк. — Тотему нужны разнообразные данные! Вероятно, тест на физическую выносливость! Или ловкость! Возможно, с элементами ядовитых препятствий!
— Господи, помилуй… — прошептал Степан.
— Может, к змеям в яму бросят? — мрачно предположил Артём. — Чтоб посмотреть, кто дольше продержится без укуса…
— Или заставят друг друга убивать, — тихо, но отчетливо произнес Клим, не поднимая глаз от миски. Его слова повисли в воздухе, холодные и тяжелые.
Я молчал, ковыряя сухарь в похлебке. Мои мысли были далеко — у Тотемного Аспида, у его рубиновых глаз, у вопроса, был ли тот лес реальностью или галлюцинацией. И у Виолетты. У ее шепота: "Ты у папы попросил моей руки?" Абсурд.
— Лекс? — толкнул меня Григорий локтем. — Ты как, выжил после своего долгого стояния? Чего молчишь? Страшит "опасное"?
Я взглянул на него своими новыми, зелеными глазами.
— Всех нас что-то страшит, Григорий, — буркнул я. — Кого смерть, кого — что смерть не придет вовремя. Есть будем.
В этот момент дверь трактира открылась. Вошла одна из стражниц — не старшая, а та самая, кареглазая, что подмигивала в первый день и была среди тех, кто вел нас с площади. Ее взгляд сразу нашел меня.
— Ты! — она указала пальцем. — Собирайся. Старшая требует тебя в казарме. Касаемо… следующего испытания. Инструкции даст. Личные. — Она ухмыльнулась, и в ухмылке было что-то хищное и обещающее.
Я отставил миску с недоеденной бурдой. Пять пар глаз уставились на меня — с любопытством, завистью, страхом. Особое отношение. Опять.
— Удачи, — хрипло бросил Григорий. Остальные промолчали.
Я вышел за стражницей. Она шла впереди, ее бедра ритмично покачивались в облегающей коже. Воздух Изнанки был густым, но здесь, в переулках, пахло еще и металлом, пылью и… чем-то женским, но не нежным. Резким.
— А ты… красивый, — вдруг сказала она, не оборачиваясь. Голос был низким, хрипловатым. — Сильный, видать, раз Аспид с тобой играется. Надеюсь, выживешь. Останешься с нами. — Она оглянулась через плечо, ухмыльнулась. — Скоро мужиков не останется совсем. Надо новых… разводить. — Она явно намекала.
Я неразборчиво буркнул: "Ну, ладно". Что еще сказать этой ядовитой фанатке разведения?
Мы свернули за угол старого арсенала. Стражница вдруг остановилась, развернулась ко мне. Ее карие глаза блеснули в лиловом свете. Она приложила палец в перчатке к своим губам, потом провела им по моей груди.
— Не хочешь… меня отыметь? — спросила она прямо, без тени смущения. — Прямо здесь? За углом? Быстренько? Пока никто не видит?
Я остолбенел. Не от предложения — от его абсолютной, звериной прямолинейности. От отсутствия даже намека на романтику или игру. Просто биология. Спрос и предложение в городе, где товар — смерть, а мужчины — дефицит.
Она улыбнулась, видя мой шок, и пожала плечами:
— Ну а что в этом такого? Ты — мужчина. Я — женщина. Сильные гены нужны роду. И… мне просто хочется. Скучно в караулах. — Она посмотрела на меня оценивающе. — Ты ничего так. Не то что тот бык вчерашний…
Но прежде чем я успел прийти в себя, найти хоть какие-то слова (отказ? согласие? вопрос о гигиене в переулке?), она махнула рукой.
— Ладно. Не твой день. — Она повернулась и пошла дальше. — Будет желание… найдешь меня. Я — Лора. На восточной стене с полудня. — И она зашагала прочь, напевая что-то под нос. Что-то бодрое… и странно знакомое. На немецком? "Muss i denn, muss i denn…"? Откуда в Изнанке немецкие песни? Мир окончательно съезжал с катушек.
Я стоял, оглушенный этим сюрреалистичным предложением, пока она не скрылась за углом. Потом вздохнул и пошел к низкому, мрачному зданию из черного камня — Казарме Стражниц.
Дверь была тяжелой, но не запертой. Я толкнул ее и вошел. Запах ударил в нос первым. Крепкий, густой, неистребимый. Пот. Женский пот, смешанный с запахом кожи, металла, машинного масла (от ухода за оружием?) и слабой, но едкой ноткой… яда? Не смертельного, а скорее — привычного фона их жизни.
Большое помещение. Пустое сейчас. Готические арки поддерживали низкий потолок. Вдоль стен — ряд коек. Жестких, узких, с тонкими тюфяками. И на них… не убранное белье. Не парадные мундиры. А то, что под ними. Кожаные бра. Изысканной работы, но явно функциональные. Трусики из той же прочной, но тонкой кожи. Чулки. Все черное. Все практичное. Все — разбросано с небрежностью тех, кто живет между караулом, тренировкой и возможной смертью. Никаких кружев, никакой стыдливой романтики. Только функциональность и намек на силу.
Мои глаза скользили по этим интимным деталям гардероба смертоносных женщин. Смена белья… — мысль была абсурдной на фоне всего. — А ведь они просто люди. Почти. Устают. Потеют. Меняют белье. И хотят… как Лора. Прямо за углом. Потому что завтра могут умереть. Или я могу умереть.
В глубине казармы была еще одна дверь. Массивная, дубовая. На ней — стилизованная змея с маленькой короной. Кабинет Старшей? Кабинет Виолетты.
Я пошел между койками, стараясь не смотреть на разбросанное белье, но запах, этот густой, живой, потный запах женской казармы, заполнял ноздри. Напоминание, что за маской стражниц, за ядом и сталью, скрываются тела. Усталые. Жаждущие. Опасные.
Я остановился перед дверью. Поднял руку, чтобы постучать. Внутри все сжалось. От предстоящего разговора с Виолеттой. От воспоминаний о ночном лесе и ее отце-чудовище. От предложения Лоры. От этого казарменного запаха, который теперь навсегда будет ассоциироваться с городом Аспидовых.
Испытание еще не началось. Но атмосфера уже душила.
Я постучал. Голос из-за двери — грубый, отчеканенный: «Войдите!»
Толкнул тяжелую дубовую дверь. Кабинет Старшей Стражницы. Контраст с убогим трактиром и потной казармой — разительный. Готика, но с претензией на роскошь: темное полированное дерево, ковер с вытканными змеиными узорами, массивный стол, заваленный картами и отчетами. На стенах — шпаги в дорогих ножнах, щиты с гербом Аспидовых. Запах — не пот и яд, а дорогая кожа, старинная бумага и легкий, горьковатый аромат элитных духов. Окно с витражами, изображающими крылатых змей, пропускало приглушенный лиловый свет Изнанки.