ой причине его так узнаваемо повело влево, что Денискин втянул голову в плечи. И, пока раздумывал, не юркнуть ли за угол, Заверин, точно почуяв лопатками его взгляд, обернулся и поманил пальцем:
– Что встал? Иди сюда, иди.
– Да вот, – начал Андрюха и погнал чушь про то, что проспал нужную остановку, несчастный провинциал, и теперь вот нашелся, чешет обратно на конечную, чтобы, значит, попасть наконец на вокзал. Войдя в раж, присочинил пару новых красочных подробностей.
Олег шагал себе молча, заложив длинные руки за спину, и лишь когда пересекли площадь, вышли к кругу на Лесную, прервал:
– Не устал врать?
Денискин замолк.
– Что, шлялся в библиотеку, по месту работы?
– Ну, было дело.
– И на Большую Грузинскую, тринадцать два?
– Побывал.
– Удостоверением светил?
– А как иначе-то?
– Как-как? Тебя кто просил?
Денискин не то что возмутился, хотя да, возмутился:
– А сам-то?.. А тебя кто?.. Сам лапшу на уши вешал, что не о чем толковать, погуляет – вернется. Ты сам что…
Заверин, протянув руку, щелкнул пальцами. Андрюха смолк, без ропота отдал характеристику, выданную Марией Федоровной. Они вышли на остановку, встали на якорь, дожидаясь подачи колесницы. Все это время Олег изучал бумагу.
Андрюхе было неловко, все-таки в самом деле проштрафился. Может, там какие-то тонкости, не все так ясно, как представляется, и первоочередные, очевидные вещи вообще делать не стоило. Он вкрадчиво предложил:
– По пивку?
Но Заверин был суров и непреклонен:
– Перебьешься. Еще что добыл?
– Ничего.
– Ой ли?
– Да зачем мне? Мне-то какое…
– Слышал уже. Вот именно, что никакого, – закончил Заверин, убирая бумагу во внутренний карман пиджака. – За документы спасибо.
Подошел трамвай. Народу на этот раз было немного, и удалось усесться. Андрюхе, как младшему, Заверин великодушно уступил место у окошка. Несколько остановок проехали, дуясь и глядя в разные стороны, но участковый быстро остыл:
– Излагай, что там, на работе.
– Характеризуется положительно, увольняться не собиралась. По душе ей была эта работа.
– Очень хорошая работа, – поддакнул Олег, – и для порядка, да и так – вполне себе ширма.
– Возможно. Однако сослуживицы о ней отзывались искренне, с большим уважением, говорили: интеллигентный, чуткий и добросовестный человек.
– Ценные качества на любой работе.
– Соседка лишь косвенно подтвердила твои слова…
Олег напомнил:
– Какие слова, ничего не было, – но тотчас спросил: – А ты о чем толкуешь?
– О том, что Маргарита промышляла… и на Горького тоже.
– А, и на Горького тоже, – повторил Заверин и замолчал.
Приближалась улица Новослободская, то есть снова пора была выходить, и вновь Андрюхе стало чертовски жаль времени. Он спросил:
– Я тебе вещи попозже верну, ничего?
Заверин рассеянно разрешил:
– По мне хоть себе забери, у меня этого добра полон шкаф.
Вот уже площадь Борьбы, и снова, не выдержав, заговорил Денискин:
– А к участковому не решился соваться.
Олег, не оценив смирения младшего, снова взбеленился:
– Да и на работу, и в коммуналку нечего было соваться.
– Я ж не думал…
– А полезно было бы. Тут не так, как у тебя на болотах, где каждая лягуха на виду. Теперь кто-то знает, что ее ищут, а кто-то узнал, что ее дома нет. А это может быть – да кто угодно! – Тут участковый смягчился: – Да ладно, не куксись. Ты меня опередил, я и сам собирался и на работу, и на Грузины, просто надо было остыть, вот и пошел за сигаретами к ларьку. Вывел меня из себя, клоп старый.
– Кто посмел?
– Участковый.
– Эва как. Из восемьдесят восьмого?
Заверин скривился, цыкнул зубом:
– Встретились, поговорили, а про промысел Маргариты на Горького он ведь ни слова не сказал! Толковал, морда кирпичом: сигналов не поступало, знать не знаю. Потом все равно бдительность потерял и признался, как родному: мол, так ведь я, говорит, на путь истинный ее и наставил.
– А она не послушалась.
– Да вот, послушалась. Ты спроси, что он ей посоветовал?
– Что?
Заверин хотел было сплюнуть, да в трамвае нельзя.
– Завязывать с уличным промыслом, чтобы, значит, не вылететь из Москвы. Выдал ей инструкцию с высоты свинского своего опыта: не вздумай вязаться с иностранцами и с органами не ссорься, но и работать не моги. Дело имей только со служащими, и лучше женатыми, и бери рублями. Или вещами. А еще решай вопрос с жильем, без этого туго.
Андрюха оторопел. Он честно пытался уложить все в голове, но это «все» не укладывалось, острые углы, несуразицы, неувязки, казалось, так и топорщились в разные стороны. Он понял, что в Москве надо выть по-московски, и слабоват он пока в коленках принимать тут оперативные решения. Поэтому сдался и смиренно спросил:
– Что же делать теперь?
– С чего ты решил, что надо что-то делать? – огрызнулся Заверин.
«Снова завел кривую шарманку, ну и бес с тобой», – Денискин разозлился и замолчал.
Набрав воды в рот, доехали до конечной, в таком же недружелюбном молчании поплелись к отделению. Несмотря на только что случившийся приступ смирения, Андрюха снова начал прикидывать, как бы половчее свалить. Тут ведь рукой подать до Шокальского, двадцать три. Уже по времени пенсионеры должны быть дома, одинокие пришли из магазинов-поликлиник, дедули-бабули внучат привели из школ, откармливают. Вот сейчас самое время пробежаться по этажам и переговорить.
Не может же быть такого, чтобы молодая, интересная, к тому же чужачка, к тому же замужем за тем, кто жил в доме с самого рождения, незаметно привечала в квартире посторонних мужиков.
Только чтобы свалить, нужен повод, а его нет. Ведь если с Завериным расплеваться, то деваться будет некуда, придется закрывать командировку и чесать на вокзал. А дома занято, там живет Наталья.
«Так, пока рано, – решил Андрюха, – обождем. Не за горами вечер, в холодильнике пузырь еще остался».
Он сделал первый шаг и спросил:
– Ты сейчас в отделение?
– Да, – буркнул Олег.
Но тут бес снова задергал за рукав, и Андрюха небрежно проговорил:
– Ну и я скоро подтянусь. Вот только на квартиру заскочу.
– Зачем?
– Да вот, растяпа, забыл кое-что.
– Что забыл?
– Да кошелек.
– Какой?
– Коричневый, кожаный, блямба такая в углу…
Зыркнув по сторонам, Заверин ухватил его за шиворот, оттащил в сторону, к трансформаторной, к которой примыкала голубятня, образовывая в зарослях вишни укромный угол. И там, ухватив за грудки, стал безжалостно мять свой собственный пиджак и шипеть:
– Брешешь! Брешешь, отрок! Ни пса ты не забыл! Лучше соври что-нибудь поубедительнее: зачем по вещам шарил? Ты кто вообще такой, чтобы нос сопливый в чужие дела совать? Я к нему, как к человеку…
– Я и есть человек!
– Гнида ты, а не человек. – Участковый, ткнув в грудь, отпихнул Андрея и отвернулся, точно смотреть на него было противно.
До Андрюхи дошло, как со стороны должны были выглядеть его манипуляции в чужой квартире, куда по доброте душевной пустили переночевать. Не просто погано, а подло и кисло до такой степени, что Денискин попытался оправдаться:
– Олег, я честно, я вообще не к тому. Я подумал…
Заверин бросил через плечо:
– Мыслитель безмозглый, – и, повернувшись, сунул ему портмоне, кожаное, коричневое, с металлической бляшкой в углу, – на́ вот. Кошель забыл, как же.
Андрюха в изумлении хлопнул себя по карману.
– Ну? – спросил Олег.
– Наврал я.
Откровенность не сработала, Заверин вновь разорался, пусть и шепотом:
– Наврал он! Юный следопыт! Куда тебя несет? Не у себя в деревне. Меня слушай, понял?
– Я слушаю.
– У Маргариты в квартире все было чисто! Все ручки, все горизонтальные поверхности протерты были, про-тер-ты, понял?! И стульчак поднят. Там мог быть…
– Кто?
Заверин аж всхрапнул:
– Да кто угодно может быть! А ты лезешь, куда не просят! Марш в отделение!
Пошли. Андрюха некоторое время молчал в благоговении, все-таки давно на него так не орали, но когда дошли до тропинки, ведущей к дому Маргариты, снова не выдержал:
– Олег, давай вместе хотя бы соседей опросим. А?
– Нет.
Андрюха не оставлял попыток уговорить:
– Вторая половина дня, школьники вернулись, и их бабули-дедули уже дома. Пробежимся по этажам, а? Клянусь, без тебя слова не скажу.
Заверин припечатал:
– Тупой ты. При мне никто тебе слова не скажет. И что Яковлев приказал?
– Яковлев… – начал было Денискин, Олег подхватил, но куда тише:
– Яковлев. Стоять.
Он смотрел Андрюхе за спину, под глазом у него дергалось, как от тика. Андрюха, не придумав ничего умнее, нагнулся зашнуровать ботинок, глянул: ну так и есть, от дома номер двадцать три по Шокальского шел капитан Яковлев.
– Стоим, – лязгнул Заверин, доставая сигареты.
Начальство шло не спеша, прихрамывая, не глядя по сторонам, поэтому вроде бы не сразу заметило подчиненных.
– Здравия желаю, – подчеркнуто вежливо поприветствовал участковый Яковлева.
– Здравствуйте, здравствуйте. – Тот, остановившись, достал платок, промокнул затылок под фуражкой, потом шею. – Откуда и куда?
Денискин извлек из кармана командировочное, махнул им:
– Я к вам, подписать.
– Вы, лейтенант? Кстати, почему не в форме?
Заверин немедленно доложил:
– Китель постирал.
– Кители в химчистки носят.
– А я постирал.
Капитан не стал спорить:
– Ну, хорошо. Пошли.
Глава 9
Прибыв в отделение, Заверин, подчиняясь начальственному жесту, отправился к себе в кабинет, Денискин, следуя аналогичному жесту, пошел с Яковлевым.
Устроились в кабинете – и тотчас зазвонил внутренний телефон. Капитан снял трубку, послушал, потом пробормотал что-то, довольно невнятно, записывая. Этот процесс затягивался, Яковлев, прижав трубку к уху плечом, принялся опрыскивать цветы. К слову, тут повсюду была уйма цветов, и не дохлых, как обычно, и не дежурных кактусов-фикусов, а каких-то диковинок, в основном цветущих. Денискин отвлекся, рассматривая удивительный аквариум, в котором зависали разнообразные рыбки – золотые, толстые, с чепцами на головах, задумчивые сомы, гуппи – кости наружу. Кристально чистый стол, полки с книгами, по стенам – какие-то грамотки, точь-в-точь как у заведующей детдомом. Андрюха как раз думал, сколько же лет на самом деле может быть этому толстому тюфяку Яковлеву, когда тот полез в шкаф, открыл стеклянную дверку – и Денискин увидел такую же карточку, как у Заверина, с двумя боевыми парнями. Куда проще узнавать изображенного на фото, если он маячил перед глазами, правда, теперь уже толстый и лысоватый. Были еще какие-то фотографии – красивая женщина, один пацан, что-то скандирующий со сцены, еще кто-то в хоккейных доспехах на воротах и с клюшкой, девчонка с косичками.