Денискин же, переночевав с этой бедой, теперь еще и заразился всеобщим спокойствием и уже чуть ли не с юморком думал о том, что все трын-трава, девицы просто так не пропадают.
Капитан между тем сообщил:
– Вот что, товарищи. На Шокальского, двадцать три, прозвучало кое-что интересное… кстати, товарищ Заверин, от ваших подопечных.
Участковый чуть настороженно спросил, от кого.
– От соседки Демидовых, Доброгорской.
– Жанны Иоанновны?
– Евгении Ивановны. И ее… кто он ей, племянник?
– Да.
– Ох, Заверин… хорошо, пусть пока так, родственные чувства – святое. В общем, и Доброгорская, и Галкин утверждают, что между Демидовой и Демидовым были конфликты.
– Вы имеете в виду какую Демидову – бывшую? – спросил Андрюха.
– Настоящую. Самую актуальную, – уточнил Яковлев, – в этой связи отправляйтесь туда, отберите у них показания уже под протокол. Под про-то-кол, это понятно, товарищ лейтенант?
– Кристально.
– И пусть вы сами все на свете знаете, но прошу особо: не припирать к стенке, а именно разговорить. Надо, чтобы прозвучало максимально информации – в том числе и об образе жизни Демидовой, понимаете?
– Так точно. Разрешите спросить: они ли были понятыми в этот раз?
– Нет, конечно.
– Очень хорошо, – порадовался участковый.
– Ну что тут хорошего – не ведаю. Но в любом случае имеется стойкое подозрение, что знают они куда больше, чем сказали мне. Причины уж сами додумайте, Олег Владимирович.
– Обязательно.
– Вот и хорошо. Выполняйте, жду докладов. А за рапорты – отдельное и большое спасибо. – Яковлев, чуть отставив от глаз бумаги, еще раз полюбовался на написанное.
– Эх, если бы товарищ лейтенант сам бы так писал, как вас заставил, – цены бы ему не было.
– А то нет, – ухмыльнулся Заверин, надевая фуражку. – Разрешите выполнять?
– Разрешаю.
Глава 24
Перед тем, как отправиться к дому двадцать три, Заверин предложил заскочить в магазин при хлебозаводе и купил единственный оставшийся там свежий торт, весь в таких розочках, что Андрюха чуть не захлебнулся слюной.
Когда они уже подошли к дому двадцать три, Олег притормозил и устроил еще одну летучку, куда более оперативную.
– Значит, так. Я иду сейчас к этим Галкиным-Доброгорским, выясню, что они недоговорили.
– А они могут?
– Могут, еще как. А ты, как и с самого начала рвался, шуруй по этажам, и вот что, – Заверин поднял глаза, осмотрел фасад, что-то прикинул, – пройди по всем этажам, исключая Маргары – там я сам. И особое внимание удели квартирам семнадцать, двадцать три и тридцать.
– Хорошо. А почему?
– Окна выходят на въезд во двор, и в числе проживающих – старушенции, не носящие очков, – пояснил Заверин, – зайдешь, поздороваешься и поинтересуешься – не въезжали ли числа девятнадцатого сюда во двор какие-либо машины. В особенности милицейские или такси.
– Сделаю. А зачем?
На этот вопрос Заверин решил не отвечать:
– Вот если выяснишь, то объясню, сейчас нет смысла. Все, выполнять.
…В обители гражданки Доброгорской участкового встретили неоднозначно. Открыла сама ответственная квартиросъемщица, вышла на лестничную клетку и тотчас закрыла за собой дверь.
– Что вам теперь-то нужно? Если снова насчет проживания или прописки…
Он, выставив тортик, возразил:
– Нет и нет. Мне нужны прежде всего вы, Жанночка Ивановна.
Впалые щеки, мятые, как бумага, залил слабенький румянчик:
– Я не собираюсь с вами разговаривать… наедине.
– Я ничего не имею против того, чтобы посидеть по-соседски, втроем. Альберт Михайлович, я надеюсь, дома?
– Да. И имейте в виду, мы уже подали заявление в загс.
– Просто сказочно. Позвольте мне первым вас поздравить, – он сердечно пожал суховатую, но все еще красивую ручку, – как лицу, способствовавшему вашему семейному счастью…
– Это каким же образом?
– Ну а как же? Все эти визиты тайком, с пугливой оглядкой, с ожиданием, что вот-вот заявится участковый, начнет тревожить по пошлым поводам… ах?
– Фигляр.
– Возможно. Но такой красавец, как Альберт, вполне мог найти себе для ночевки более доступный вариант, но нет! Он не отступил. Стало быть, я помог вам убедиться в крепости его чувств. Так – не так?
Женщина, которая все это время слушала, кривя губы – ненакрашенные, вопреки обыкновению, наконец отошла, отворила дверь:
– Заходите, кузнец моего счастья.
Альберт Михайлович встретил гостя, как и положено, – как родного, даже обнялись.
– Правильно говорят, что настоящий участковый – это друг семьи, добрый и чуткий.
– Поздравляю. Оно, конечно, подрывают нашу с тобой легенду о ваших родственных отношениях…
– Оставьте уже! – рассердилась было невеста, но Заверин окончил мысль вполне радужно:
– …Но раз в загсе приняли заявление – стало быть, все законно. Я, как участковый, не имею никакого права лезть в семейные отношения, если они не выходят за рамки закона. А то приходит одна… да вы ее знаете, Жанночка, Самойлова из девятнадцатого дома.
– Еще бы не знать.
– Да, и представьте, является с жалобой, говорит: месяц у нас с мужем… ну ничего. Я ей: гражданочка, чем я-то могу помочь, я уже женат. А она: поговорите с ним, припугните, вы же милиция.
Жанна Ивановна рассмеялась с самым недостойным злорадством. «Так, ну пошли дела», – отметил Заверин. Названная Самойлова, ее ровесница, при этом куда более отчаянно молодящаяся, с удовольствием распускала по микрорайону сплетни, в глаза клялась в дружбе и отпускала самые обидные комплименты – не придерешься, не поругаешься.
– В семье всякое бывает, холодное, горячее, – заметил Альберт с терпеливой, все понимающей рассудительностью.
– Кстати, о горячем, – Олег снова выставил коробку с тортом, – я даже вот с поленом, к вашему домашнему очагу.
…За чаем Заверин приступил к делу:
– Вы, наверное, слышали: к Демидовым уже приезжали с Петровки.
– Да, – подтвердил Альберт, – но мы как раз были в отсутствии, и…
– И очень хорошо, что были, там заварилась нешуточная каша. Строго между нами.
Невеста тотчас заволновалась, хотя сохраняла вид невозмутимый и компетентный:
– Совершенно не понимаю, как образ жизни нашей соседки может как-то касаться нас? Ведь даже вы, как участковый – помните? – не имеете права лезть в семейную жизнь, если она в рамках закона.
– Вы правы абсолютно. Только ведь речь идет как раз о том, что семейная жизнь вышла за рамки закона. Иначе говоря, под подозрение в связи с исчезновением супруги подпадает муж. Понимаете?
Пусть Доброгорская была самовлюбленная, воображающая о себе – и местами, – дура, подлой она точно не была. И потому немедленно заявила:
– Нет, не понимаю. Вы что же хотите сказать, что Ваня убийца? Приличный мальчик, я знаю его с детства, я его родителей знала лично, жили бок о бок, и вдруг такое. Нет! Он на это не способен.
Альберт деликатно попытался вмешаться:
– Все-таки, Жанночка, не следует давать своих личных, стопроцентных гарантий…
– А я согласен, – от чистого сердца поддержал Заверин, – сами посудите, Жанна Ивановна, для чего честному человеку разводиться с женой, бросать двух детей, жить с такой женщиной…
– Он не жил с ней, – глядя в сторону, сказала Доброгорская.
– В квитанциях на квартплату, в домовой книге, в протоколах собраний…
– Я не знаю, что там приписано и кем. Он с ней не жил. Он уехал с Раисой и детьми, оставив квартиру.
– Погодите, – попросил участковый, – а может такое быть, что Иван не сразу разобрался в моральном облике своей жены?
Тут неожиданно заговорил Альберт:
– А вот может. Был у них конфликт, довольно громкий. Жанночка, ты как раз на симпозиуме была, а я слышал.
– Что же ты слышал? – чуть высокомерно спросила невеста.
Жених принялся рассказывать, обращаясь именно к Заверину:
– Где-то с месяц назад, ближе к вечеру… да, пожалуй, около девяти. За стеной играла музыка – негромко, в пределах разумного. Потом раздался звонок – он у них очень своеобразный. Дальше разговаривали сначала на лестничной клетке – слов я не разобрал, но голос был Ивана. Потом он, видимо, против воли Маргариты, вошел в квартиру – и почти тотчас поднялся скандал. Она кричала вроде: «не нажретесь никак», «хватит с вас», и всякие нецензурные… эпитеты. Потом ушел сначала Иван, затем, видимо, почти сразу, и гость.
Олег резюмировал:
– В общем, как я правильно понял, имел место конфликт на почве недостойного поведения жены.
– Я не знаю, – признался Альберт, – вот что слышал, то и рассказал.
Тут внезапно подала голос Жанна Ивановна:
– Ну раз так… Сюда приходила и Раиса, и у них тоже был скандал с Маргаритой. Я не говорила об этом, потому что не придала значения, ну это же естественно…
– Само собой, – поддакнул участковый, – реакция самая обычная, женская. А когда это было?
– Как раз после моего возвращения с симпозиума.
– То есть, получается, почти тотчас после скандала с Иваном? – спросил Заверин.
Альберт подтвердил, что да, день-другой.
– Что ж, совместными усилиями все выяснили, – участковый вынул из папки бланки, – теперь…
Жанна Ивановна снова разволновалась:
– Послушайте, я не…
Но тут уже вступил будущий супруг:
– Жанночка, речь идет не о том, чтобы доносить на кого-то, а исключительно о помощи правоохранительным органам. Ведь Олег Владимирович сам пришел с просьбой, а ведь мог бы просто оформить повестку, и нам пришлось бы идти в отделение, время терять, проходить сотни процедур унизительнейшего свойства. Общаться с чужими людьми…
Заверин мысленно восхищался и аплодировал стоя: «Жги, Альбертик. Ай да златоуст».
Очень убедителен был будущий муж, и было видно, что невеста совершенно успокоилась, и что ее более не терзают сомнения в том, как выглядит ее поступок со стороны. Дождавшись, пока иссякнет красноречие, участковый внушительно подвел под разговором черту: