– Отключусь сейчас. Справку Васильичу, – прохрипел Денискин и выполнил обещание, потеряв сознание.
Со стороны Склифа уже слышалась сирена «Скорой», благо недалеко.
Заверин обернулся к Тоцкой – ту уже усадили, тормошили и обтирали, а она, как заведенная, приговаривала:
– Спасибо, спасибо, я сама, – и все ощупывала глубокую красную борозду на шее, точно пытаясь вдавить ее внутрь.
Раздвинув ухаживающих гражданок, Олег ухватил Тоцкую за локоть и потащил с собой в машину.
– В-вы кто? – начала было она, волочась за ним, прихрамывая на сломанный каблук.
– Конь в пальто. По пути переговорим. Лезь в машину.
Глава 37
Перелом ребра оказался сложным, на волосок мимо легкого, сотрясение мозга – тоже непростым. В общем, пока врач на вопросы о выписке лишь улыбался и качал головой.
Заверин, принеся очередную авоську яблок, апельсинов и вареных яиц (кто-то ему сказал, что при сотрясении крайне важно налегать на яйца), поведал, что по шапке за стрельбу в городе надавали.
– Так выбор был, что ли? – сипел-возмущался Андрюха. – Если бы «Волга» в «Москвич» врезалась, он бы улетел с дороги, а такси ищи-свищи!
– А их что, волнует? – спросил Заверин, очищая ему яйцо.
– И опять я виноват, влез с сапогами не в свое дело.
– Нормально влез, – возразил участковый, – мы-то их вываживали, но кто знал, что дурочка к ним в машину сядет. Понадеялась на старую дружбу.
– Они были знакомы?
– Конечно. Таксист, который Магура Борис…
– Погоди, – остановил Андрюха, – не торопись. Магура – это который таксист с водкой, в отделении.
– Он вообще энергичный и деловой, – объяснил участковый, – уж мне ли не знать. Он водочкой только в нашем районе промышлял, а в соседнем был знатный шмаровоз.
– Это кто такой?
– А это который потаскух по адресам развозит, и приезжим, подбирая их с вокзалов, рекомендации дает, – пояснил Заверин, – свой шмаровоз – большая ценность. Почти как знакомый мясник, только круче. На-ко апельсин.
– Спасибо. Только я все равно не понял: как скорешились Тоцкая с Раисой, и, главное, для чего все это было?
– Это по неопытности, – успокоил Олег, – мало по судам ходил. Когда ждут приговора в зале, секретарь никуда не отлучается, и обычно начинаются разные задушевные разговоры. Может, так и столковались по-бабски, поплакались на жизнь: Светка – о своем, Раиска – о своем.
– Этой-то носатой на что жаловаться, – проворчал Андрюха, откладывая апельсин, – кислющий.
– Дай-ка, – Заверин запихал дольку в рот, пожевал, – не, нормально. А что жаловаться – понятно. Щемятся все в одной комнате, супружеские обязанности – в ванной, и то, пока дети спят, а то срочно разлепляйся, если кому среди ночи на горшок приспичит. А тут кооператив через дорогу строят, да вот беда – нет денег на взнос.
– Понял теперь, – кивнул Андрюха, – и Светка-вертолет вспомнила про Маргариту.
– Ну да, у той только и есть, что деньги, а нет ни постоянной прописки, ни статуса, ни жилплощади. С улицы надо уходить, в коммуналку клиентуру не приведешь, в гостиницы – боязно.
– Стало быть, Светка свела Демидовых с Маргаритой.
– Ну да. Раиса развелась по-быстрому, Иван женился на Маргарите, она дала денег на первоначальный взнос, а потом где-то с полгода, надо думать, обязалась платить ежемесячно.
– Потому и рост благосостояния, – вставил Денискин, так смачно откусил от яблока, что больная голова заболела. Поморщился и отложил.
– Вот-вот. Маргариту прописали, как законную супругу, на Шокальского, двадцать три, а брошенная с детьми – оказалась в трешке в кооперативе. Ну а потом то ли дела стали плохи, то ли обнаглела, то ли какие-то личные моменты – Маргарита заявила: забирайте три с половиной тысячи – и квиты, дальше сами.
– Это тогда, когда Демидов приходил скандалить, – предположил Андрюха.
– Возможно, и раньше, – поправил Олег. – То, что слышали баба Женя с Альбертиком – это уже последние разборки были. В любом случае Раиска сказала, что пыталась взять Ритку на понт: выплачивай десять кусков, иначе выписываем тебя с квартиры и Ваня заявит в ментуру, что ты мошенница.
– Хороша, – одобрил Денискин.
– Не то слово. Только Ритка плюнула ей под ноги и послала. Раиска снова дернула Светку, а той уже это все порядком надоело.
– Да и Раиска перевелась уже из Дзержинского суда, дружить с ней стало незачем, – добавил Андрюха.
– Вот-вот. А может, по злобе, какой-нибудь жирный карась перекинулся к Маргарите, все-таки Светка эта против нее – бледная немочь…
– Ну это дело вкуса, – поддел Денискин, – кто-то арбуз любит, кто-то – свиной хрящик.
– Засчитано, – отметил Олег, – в общем, Светка пожаловалась шмаровозу Боре, а тот – своему братцу Глебу.
– Он же мент, – зачем-то напомнил Денискин.
– Ну мент. Тот тоже жениться собирался, деньги нужны, из общаги выбраться. Вот и сговорились со Светкой за три с половиной куска – стандартная кооперативная однушка.
– Маргариту убить? – недоверчиво уточнил Андрюха. – Не по любви, не по ревности, а за три с половиной?
– За три. С половиной, – внушительно подчеркнул Заверин, – и это первый взнос в какой-нибудь ментовский уже кооператив. Кикимора ты болотная, сразу видно, что ты не москвич и тебе есть где жить.
– Все так, – подтвердил Андрей, – ну а главное-то?
– Да ничего особенного. Светка позвонила Маргарите, типа помириться, попутно рекомендовала ей Глебушку – вот ваш, ставропольский, и даже из какой-то там близлежащей станицы. При обыске у него в общаге нашли путеводитель по Минводам – приготовился, такой умница. Ну дальше ясно: Магура-младший завалился к Маргарите, ну там, винишко-коньячок, беседа под сладкий лепет телевизора, а потом, улучив момент, зашел сзади и придушил.
– Видать, привычный, – мрачно заметил Андрюха.
– А он вообще мальчик старательный и весьма хладнокровный, – в тон поддакнул Заверин, – что я, что Яковлев приметили потом лишь на ковре следок, может, нога в агонии поехала, и каблук чуть повредил ворс. Но так-то очень тщательно все следы уничтожены – все перемыл, перетер.
– Но с толчком-то?
– А пес его знает? Может, решил – и так ясно, какого рода тут проживает особа, никто не заметит.
– Телевизор зачем оставил включенным?
– Вот это не понял, а он мямлил что-то, – признался Олег. – Может, ум за разум у него зашел, все-таки человека придушить – не самое обычное дело. Или рассчитывал, что пожар получится, для дополнительного сокрытия. В общем, упаковал тело в покрывало, потом в твою мешковину…
– Значит, все-таки при чем мешок, а? – поддел Денискин.
Заверин изобразил, что хочет дать подзатыльник:
– Не смейся над старшими, голова заболит. Ты молодец, молодец, все-таки наблюдательный. Беру все свои слова обратно. Как стемнело, подвалил Магура-старший, замотав перед этим шашечки на крыше чем-то темным, чтобы не так бросалось в глаза…
– Поэтому ни мальчишка, ни бабуля не увидели! – подхватил Андрюха.
– Жаль, что номер не запомнил, – заметил Заверин, и Андрюха засмущался. – В следующий раз записывай все услышанное от свидетелей. Память памятью, а сам видишь.
– Так он сказал только первую цифру и букву, и то не был уверен…
– Хватило бы. «Волга» с номером, начинающимся на ноль, плюс первая «м» – практически со стопроцентной гарантией машина из гаража двадцатого таксопарка.
– Ну извините, исправлюсь.
– Уже исправился. Дальше погрузили, выехали по Осташке в укромное место и закопали.
Помолчали. Денискин спросил:
– Нашли ну это… тело-то?
– Нашли, – подтвердил Олег. – Когда бабы их сдали, до мужиков дошло, что им светит, тут Магуры и место показали, и сами раскопали. Да и туфелька нашлась вторая.
– Это пара той, которая валялась под диваном?..
– Ну да. На ней и была.
– И ты опознавал, да? Сочувствую.
– Опознавал… – повторил Заверин и спохватился: – Мать честная, это сколько я тут с тобой! Сейчас.
И смылся из палаты. Андрюха машинально жевал еще одно яйцо, ставшее резиновым и безвкусным, обдумывал услышанное и не ощущал ровным счетом ничего – кроме, пожалуй, горького удивления.
Вот оно как получается. Три с половиной тысячи – столько вроде бы стоит «Запорожец»? И столько же – жизнь красивого, не совсем пропащего, образованного человека, более того, женщины. Она еще могла опомниться, выйти замуж, могла стать матерью какого-нибудь ученого, врача, конструктора, ее сын мог в космос полететь.
А так раз – и ничего этого нет и никогда не будет. Целая вселенная уничтожена без малейшего ядерного взрыва, просто потому что так решила кучка уродов. И еще один урод, внешне такой примерный, хоть плакат с него рисуй, оказался на деле дрянью и переметной сумой – промолчал, пошел на поводу, не грохнул по столу кулаком.
«Расстрелять, – решил Андрюха, – пусть все передохнут, дышать легче станет».
От злости почему-то ужасно захотелось чихнуть, но как только решился на это, тотчас увидел все звезды без телескопа. Когда багрово-черные шары перестали прыгать перед глазами, ослепляя, соткалась из ничего Наталья – живая. В халате, своем белом платочке, с авоськой, из которой топорщились какие-то свертки. Стояла столбом, выкатив коричневые глаза-шары. И увидев, что он готов спрыгнуть с койки, подошла, присела рядом.
– Ты где была? – то ли проныл, то ли прорычал он. – Где тебя черти носили, я тебя спрашиваю?
Наталья пролепетала:
– Нигде, как ты и сказал, я у бабы Насти жила, Шевченко, дом восемь…
Все, Андрюха не выдержал, расхохотался – это было ужасно больно, но от радости как бы и незаметно:
– Восемнадцать! Восемнадцать! Восемнадцать, дуреха ты эдакая!
Потом надо обязательно выяснить, что за неведомая баба Настя за здорово живешь поселила у себя неведомую, невесть откуда взявшуюся девчонку, но тут она так сладко его расцеловала, что недосуг стало спрашивать.
– Я уж решила, что ты меня обманул и больше не увидимся, но меня Олег Владимирович нашел. Только не для того, а…