Наталья кивала и кивала, как китайский болванчик, и было ясно, что она ничегошеньки не запоминает. Андрюха потребовал:
– Дай чем записать.
Дуреха принялась снова возиться в порезанной сумке, долго шарила, потом пролепетала:
– Выронила.
– Что, и кошелек?!
– Нет, кошелек я спрятала теперь под тит… – она спохватилась, порозовела: – Цел кошелек. Книжку записную выронила, а вот фломастер есть.
– Давай.
Наталья протянула фломастер, треснутый, повидавший всякие виды, закупоренный погрызенной пробочкой.
– Пишет?
– Не знаю.
Андрюха, вцепившись зубами, открыл пробку, плюнул внутрь, закрыл.
– Теперь будет писать. Руку давай.
Он как-то настроился на то, что ладонь будет иная – рабоче-крестьянская, шершавая, с подсохшими мозолями, с не до конца прорезанными пальцами, как в перепонках. А ручка у гражданки Джумайло оказалась хорошенькая, мягкая, в ямочках, с заостренными пальчиками. И ноготки на удивление аккуратные, отливающие розовым цветом.
«Так, ближе к делу». – И Денискин прямо по этой мягкой ладошке начертил путеводитель, давая пояснения по ходу.
Когда он почти закончил, на то место, где был написан номер его дома, плюхнулась огромная слеза. Почему-то эта каплища, упавшая на чужую, хотя и милую руку, прожгла Андрюхино сердце, точно едкая кислота. И он, пользуясь тем, что толчея и все равно друг об друга все трутся, обнял девчонку:
– Чего расквасилась? Не реви.
Она, конечно же, с облегчением разревелась, хорошо еще, тихо и пристойно. Андрюха, плюнув на приличия, шептал и шептал ей в розовое ухо все утешающее, что приходило в голову. Наверное, получалось нудно и неубедительно, поскольку Наталья, потеряв терпение, стукнула его кулачком в грудь:
– Никогда она меня так не называла, понял?
– Ты о чем?
– О телеграмме! Никогда она меня Наткой не называла! И подписалась бы Малкой, так всегда было…
Какая-то гражданка за Натальиной спиной возмутилась:
– Молодые люди, имейте совесть! Ссорьтесь в более просторном месте.
– Прощения просим, – поспешил извиниться Денискин.
Наталья стихла, шмыгая носом, уткнулась ему в ковбойку, и то ли успокоилась, то ли заснула стоя, только в таком положении и сопела до самой нужной остановки.
Андрюха купил ей билет и, пока стояли на платформе, ожидая электрички, наставлял:
– Не раскисай. Скоро будут новости, я тебя сам найду.
Уже влезши в электричку, приняв от него большую сумку, гражданка Джумайло спросила:
– Точно найдешь?
– Найду. И тебя, и Малку твою, – пообещал Андрюха прежде, чем сообразил, что снова нарушил директиву капитана Яковлева.
– А когда скоро? У меня отпуск за свой счет.
Но, по счастью, электричка уже отваливала. Денискин помахал рукой.
Красные фонари уже скрылись из вида, а он все ругал себя: «Растяпа, фантазер. Скоро! Где и кого искать? Восемь миллионов, не считая приезжих…»
Андрюха укладывал в голове все увиденное и услышанное. И чем дольше думал, тем с еще большим отчаянием понимал, что плохи дела: история, которая лично его не касалась, затягивала все больше.
Оперативный опыт у Денискина имелся, и довольно-таки богатый. Штат отделения был невелик, так что не раз приходилось и осматривать места происшествий, и трупы изучать, и далеко не всегда целые. И все-таки ни разу не приходилось сталкиваться с тем, чтобы никто ничего не видел, не слышал, следов не было – а злодеяние случилось.
«Ну тапок, ну мешка нет – что с того? – соображал Андрюха, ощущая, что снова накатывает дремота. – Раз преступление, то должны быть кровища, беспорядок, что-то подтибрено. Вот и капитан сказал: все на месте, и в доме порядок, и замок не взломан».
И все-таки некстати свезло ему с гадом-карманником в первый же день. Но если сам капитан ходит на осмотр, то, стало быть, народу не хватает в отделении, так что можно вызваться поработать до конца командировки. Может, все дело с Малкой этой выеденного яйца не стоит. Может, Наталья и не все сказала. Умолчала же сперва про телеграмму? Допустим, поссорились из-за пустяка, сестрица надулась, потому и адреса не оставила, а Наталья стесняется признаться. Жители маленьких городов не особо-то про личные дела болтают, да и кому какое дело, кроме врача, участкового или прокурора.
Тогда все встает на свои места, и легко понять, почему старшая сестра не отвечала младшей и не сообщила о свадьбе. В конце концов, они были дружны в детстве, а с тех пор могло многое измениться.
Это, конечно, не объясняет путаницы с именами. Как бы они ни рассорились, не станет же старшая нарочно употреблять прозвища, которые никогда не использовала?
Но все эти детальки такая малость по сравнению с тем, что в квартире чисто, следов беспорядка, пятен крови, оторванных рук-ног и трупов не наблюдается.
«Да, но уйти из дома, не выключив телевизор? – напомнил себе Андрюха. – Хотя тут тоже надо кого-то умного спросить. Говорят, есть телевизоры, которые сами включаются и выключаются. Может, эта штука в пакете работает как часовой механизм, кнопок-то больше, чем на калькуляторе…»
Размышляя о том и сем, а в общем – ни о чем, и не придя ни к какому выводу, Денискин вернулся в отделение. И снова ему первым попался Заверин, который с кривой миной на костистой физии курил у подъезда Альбертову сигару, спросил с фирменной двусмысленностью:
– Посадил?
– Посадил, – весело подтвердил Андрюха.
– Ну и правильно. Пошли, покормлю.
– Да спасибо, не надо.
– Не ломайся, небось весь день не жрамши.
В кабинете Заверин выставил на стол консервы, извлеченные из сейфа, нарезал на доске полбатона. Денискин, решив, что церемониться незачем, соорудил себе два бутерброда. Участковый пододвинул стакан с чаем и щербатую сахарницу.
– А ты что? – жуя, спросил Андрюха.
Радушного хозяина передернуло:
– Да ну на… – И он развернул «Советский спорт».
Андрюха, заморив червячка, почувствовал себя намного лучше, и все уже представлялось в более выгодном, приятном свете. Даже Заверин. А что, симпатичный мужик, спокойный, разумный. Сидит себе, никого не трогает.
Заверин вдруг спросил, да еще самым серьезным тоном:
– Сержант, ты знаешь, ведь в сборной регби ЮАР «Спрингбокс» сплошные белые.
Андрюха вхолостую пожевал воздух, опомнился, спросил:
– А какие должны быть?
– Темень ты торфяная. ЮАР – это где?
– Вроде Африка.
– В Африке кто живет?
– Негры?
– Во-о-от, а в сборной по регби – одни ненегры, – и Заверин завершил политинформацию цитатой из статьи: – И прогрессивная общественность Новой Зеландии возмущается, требуя не пущать фальшивых негров в страну.
До Денискина дошла суть трагедии:
– Это ты типа про уродливые гримасы апартеида.
– Точно, – участковый сложил газету, – ведь у них не то, что у нас, мы всем рады, примем, как родных. И кстати, о родных. Проводил Джу… прости-оссподи, майлу?
– Ага.
– Что же, к себе на квартиру пристроил?
– Ну да, пока.
– Смотри, они такие, потом не выставишь.
– Да у меня там не засидишься.
– А ты, стало быть, у нас останешься?
– Я еще не…
– Ну и очень хорошо, – туманно похвалил участковый. – А девица-то ничего. Ну исключая фамилию. Даже чудно́.
До чесотки было интересно, что его удивляет, поскольку Андрюха уже понял: конкретно этого товарища нельзя недооценивать, этот поднял работу с населением на высоту, проще говоря, знает все про всех и даже больше. Главное – не спугнуть.
Денискин снова не стал спешить с расспросами, скорее всего, само выудится, что покрупнее.
В кабинет заглянул Яковлев:
– Денискин, вы не уехали?
– Так командировка не отмечена.
Капитан протянул руку:
– Давайте, отмечу.
Денискин нашелся:
– А что, если завтра?
– Что ж, можно и завтра, – Яковлев глянул на часы, – только ночевать-то вы где собираетесь? Куда вас девать?
Денискин пояснил очевидное:
– Так я не девица, куда-нибудь да денусь.
Капитан обратился к участковому:
– Олег Владимирович, позвоните в общежитие, пусть найдут койко-место на ночь.
Заверин тотчас отказался:
– И звонить не стану, пошлют сразу. Там в три смены спят, по очереди.
Потом почти без паузы добавил:
– …А если сержант не против, то можно ко мне. У меня площадь свободна.
– Я не против, – тотчас заявил Денискин.
Яковлев порадовался, хотя с прохладцей:
– Хорошо, решился вопрос сам собой. Тогда так: завтра с утра я в отлучке, часам к одиннадцати надеюсь вернуться, тогда и командировку вам подпишу. Все доступно?
– Так точно.
– Добро. Товарищ Заверин, зайдите.
…Яковлев запер дверь, скинул с телефона трубку, молча указал на стул. Заверин выставил ногу вперед, не шелохнулся.
– Пешком постою.
– Что, предпочитаешь помирать стоя, как старый дуб? – съязвил капитан.
– Лучше стоя, чем на коленях, – огрызнулся участковый.
– Ну и стой, как дурак, а я находился, – Яковлев сел, растирая колено, – стреляет. Вот врачи говорят: ходить надо, вес растет, нагрузка на суставы, а как я ходить должен, если постоянно ноет… У тебя как?
– У меня не ноет. Терпимо.
– И тебе бы надо в госпиталь. Можно хоть завтра.
– Не надо.
– Пора ведь. Обследоваться надо регулярно.
– По плану через месяц.
– Заранее даже лучше.
– Васильич, в чем дело? Куда ты меня пытаешься сплавить? Зачем?
Яковлев проигнорировал вопрос, задал свой:
– Где жена?
– Чья?
– Не моя же, твоя. Юлия.
– Ушла.
– То есть как это?
– Ну как-как, собрала вещи и ушла. Уехала к мамаше.
– Но ведь должны быть какие-то причины.
– Причины те же, ничего нового. Пью, болею, копейки в дом ношу.
– …И вечно на поквартирных обходах, – дополнил Яковлев.
– Служба такая. Положено.
– Положено, как же. Ну так, если положено: как давно видел Демидову?
– Это к чему вопрос?
– Отвечай.