– А где Фрэнсис чаще всего проводит время?
– По-прежнему у Уорлегганов. Раньше, до того как ставки стали слишком высоки, нам даже было там весело. После рождения Джеффри я бывала у них всего два раза. А теперь меня не приглашают.
– Но ты же…
– О да, конечно, если я попрошу, Фрэнсис возьмет меня с собой. Но он говорит, что теперь их собрания стали исключительно мужскими. Уверяет, что мне там не понравится.
Элизабет посмотрела на складки своего голубого платья. Это была новая Элизабет, которая говорила прямо и беспристрастно, словно болезненный опыт научил ее смотреть на жизнь со стороны.
– Росс.
– Да?
– Я думаю, ты все-таки мог бы помочь мне в одном деле, если бы захотел…
– Продолжай.
– О Фрэнсисе ходят разные слухи. Я понятия не имею, правдивы они или нет. Я могла бы расспросить Джорджа Уорлеггана, но по определенным причинам не стану это делать. Ты знаешь, я не хочу тебя принуждать, но я буду очень признательна, если ты выяснишь для меня правду.
Росс пристально посмотрел ей в глаза. Да, не стоило сюда приезжать. Напрасно он думал, что сможет беседовать с этой женщиной наедине и не вспомнит при этом о своих прежних чувствах.
– Я сделаю все, что в моих силах. Буду рад тебе помочь. Но, увы, я не вращаюсь в тех же кругах, что и Фрэнсис. Мои интересы…
– Это можно устроить.
Росс посмотрел Элизабет в глаза.
– Как?
– Я могу попросить Джорджа Уорлеггана, чтобы он пригласил тебя на одно из своих собраний. Ты нравишься Джорджу.
– А о какого рода слухах идет речь?
– Говорят, что якобы Фрэнсис встречается с какой-то женщиной. Уж не знаю, правда это или нет, но я определенно не могу вдруг заявиться на их вечеринку. Не могу же я… шпионить за мужем.
Росс колебался. Понимает ли Элизабет, о чем просит? Ведь она фактически отводила роль шпиона ему. И к чему это приведет? Как его вмешательство сможет укрепить брак, если фундамент этого брака уже дал трещину?
– Не торопись с ответом, Росс, – тихо сказала Элизабет. – Подумай. Я понимаю, что прошу слишком много.
Изменившаяся интонация собеседницы заставила Росса оглянуться. В гостиную вошел Фрэнсис. Росс подумал о том, что, если подолгу сидеть в этой комнате, можно научиться узнавать по звуку шагов всех обитателей дома.
– Беседуете тет-а-тет? – поинтересовался Фрэнсис, иронически приподняв одну бровь. – Росс, да у тебя, никак, даже нет выпивки? Плохие же мы хозяева. Позволь, я смешаю тебе эгг-ног[19], чтобы согреться в этот зимний холод.
– Росс рассказывал о том, как продвигаются дела у него на шахте, – сказала Элизабет.
– Господи помилуй! Что за разговоры в сочельник! – Фрэнсис занялся приготовлением коктейля. – Росс, приходи к нам в гости в январе… или в феврале и рассказывай на здоровье о своих делах. Но только не сегодня, умоляю. Не станем же мы убивать праздничный вечер, сверяя пробы руды на медь.
Росс заметил, что Фрэнсис уже выпил, хотя пьян еще не был.
Элизабет встала.
– Когда так долго не видишься с кузеном, бывает сложно найти общую тему для разговора, – любезно пояснила она. – И нам, Фрэнсис, совсем не помешало бы чуть больше думать о Грамблере. Я должна уложить Джеффри.
И с этими словами Элизабет покинула гостиную.
Фрэнсис принес напитки. Он был в темно-зеленом сюртуке с засаленными манжетами. Последнее было крайне нехарактерно для аккуратиста Фрэнсиса. Однако больше никаких признаков грехопадения Росс не заметил. Волосы тщательно причесаны, галстук повязан, манеры в высшей степени изящные. Вот только лицо слегка пополнело, отчего Фрэнсис казался старше своих лет, и взгляд у двоюродного брата стал каким-то рассеянным, словно глаза его не хотели ни на чем подолгу останавливаться.
– Элизабет слишком серьезно относится к жизни, – заметил Фрэнсис. – Уфф! Так бы отреагировал на ее речи мой старик.
– Что меня всегда в тебе восхищало, так это умение изящно выразить свою мысль, – ответил Росс.
Фрэнсис взглянул на него с улыбкой.
– Давай без обид. Мы слишком давно не виделись. Какой смысл захлебываться от желчи? Это не украсит наш мир. Если будем дуться друг на друга по любому поводу, только добавим дурной крови для пиявок. Вот, попробуй.
Росс попробовал предложенный коктейль. И сказал:
– У меня нет повода для обид. Прошлое осталось в прошлом, я вполне доволен своей жизнью.
– Еще бы! – Фрэнсис глянул на Росса поверх кружки. – Мне нравится твоя жена. Я еще по рассказам Верити понял, что она мне понравится. У нее походка – как у резвого жеребенка. И в конце концов, если у женщины добрый нрав, то так ли важно, где она родилась: в Виндзорском замке или на Стиппи-Стэппи-лэйн?
– У нас с тобой много общего, – заметил Росс.
– Когда-то я тоже так думал. – Фрэнсис немного помолчал и спросил: – Ты говоришь о чувствах или об обстоятельствах?
– О чувствах. Очевидно, что в обстоятельствах ты ушел далеко вперед. Этот дом и наследство наших предков. Жена, которую, если можно так выразиться, мы оба выбрали. Деньги, которые можно просаживать за карточным столом и на петушиных боях, сын и наследник…
– Перестань, – перебил его кузен, – или я сейчас расплачусь от зависти к собственной судьбе.
– Я и мысли не допускал, что все это может оказаться под угрозой.
Фрэнсис поморщился и опустил кружку.
– Да брось. Нет никакой угрозы. Люди в своем неведении любят судить других. Со стороны все воспринимается иначе…
– Вот как? Тогда просвети меня.
Фрэнсис несколько секунд молча смотрел на Росса.
– Хочешь, чтобы я в канун Рождества излил тебе душу? Поверь, все мои неприятности покажутся тебе самыми обыденными. С тем же успехом можно послушать, как тетушка Агата жалуется на больные почки. Допивай, дружище, лучше опрокинем еще по одной.
– Спасибо. Сказать по чести, Фрэнсис… – начал Росс.
– «Сказать по чести», – передразнил его Фрэнсис, – это все, что ты можешь сказать Росс? Любимая жена, красивая, как ангел, возможно, даже скорее ангел, чем земная женщина. Дом наших предков, увешанный их любопытнейшими портретами… О да, я видел, как Демельза разглядывала эти портреты с открытым ртом. Красивый сын, который воспитывается подобающим образом: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле». И наконец, деньги, чтобы просаживать их за карточным столом и на петушиных боях. Просаживать. Мне нравится это словечко. Очень выразительное. Сразу в голове возникает картинка, как принц Уэльский проигрывает пару тысяч гиней в закрытом клубе «Уайтс».
– Все в мире относительно, – спокойно заметил Росс. – Если сельский сквайр просадит пятьдесят гиней, то для него это равносильно проигрышу наследника короля Георга в две тысячи.
Фрэнсис рассмеялся.
– Ты судишь по собственному опыту. Я и запамятовал. Ты так давно остепенился, что я уже стал забывать, каким ты был в прошлом.
– Это правда, – кивнул Росс. – Но позволь заметить, что нам угрожает куда большая опасность, За нами не стоит благожелательно настроенный парламент, готовый оплатить сто шестьдесят тысяч наших долгов или выделять по десять тысяч в год на капризы наших любовниц.
– Ты, как я погляжу, хорошо информирован о жизни при дворе.
– Новости быстро разлетаются, касаются они принца или сельского сквайра.
Фрэнсис покраснел.
– Что ты хочешь этим сказать?
Росс поднял свою кружку.
– Только то, что этот напиток отлично согревает.
– Возможно, ты будешь разочарован, – сказал Фрэнсис, – но меня не интересуют сплетни, которые измышляют старухи на лавочках. Я спокойно двигаюсь своей дорогой, а они пусть исходят злобой, если им так нравится. Никто из нас не защищен от злых языков. Взять хоть тебя, Росс.
– Ты меня неправильно понял. Меня не волнуют сплетни и выдумки праздных старух. Но в долговой тюрьме сыро и жутко воняет. Неплохо бы тебе об этом задуматься, пока еще не поздно.
Фрэнсис, прежде чем продолжить разговор, раскурил длинную трубку, бросил уголек обратно в камин и отложил щипцы в сторону.
– Элизабет, наверное, поведала тебе целую историю?
– Да эту историю уже знает вся округа.
– Я смотрю, люди знают о моих делах больше моего. Не подскажешь, какое мне следует принять решение? Может, стать методистом и таким образом спасти свою грешную душу?
– Мой дорогой друг, – сказал Росс, – я люблю тебя, и мне не безразлично твое благополучие. Но как бы я к тебе ни относился, ты и без моей помощи найдешь кратчайшую дорогу в ад. Фортуна может подарить человеку земли и семью, но мозгов она тебе не подарит. Если хочешь потерять все, что имеешь, – вперед, и будь проклят.
Фрэнсис некоторое время скептически смотрел на Росса, потом опустил трубку и похлопал его по плечу.
– Речь настоящего Полдарка. Мы никогда не были примерной семейкой. Давай разругаемся и проклянем друг друга, но только сделаем это все любя. А потом напьемся. Ты и я, и к черту всех кредиторов!
Росс взял свою пустую кружку и мрачно посмотрел на донышко. Фрэнсис тут же откликнулся на этот немой вопрос. Разочарование, из какого бы источника оно ни исходило, ожесточило Фрэнсиса, но оно не затронуло глубинной сущности человека, которого Росс знал и любил.
В этот момент Бартл внес в гостиную два канделябра. Желтое пламя свечей ярче вспыхнуло на сквозняке, и в комнате вдруг стало светло. Росс заметил в углу прялку Элизабет. Рядом с диваном лежала на спине тряпичная кукла, из ее распоротого живота торчала соломенная набивка. В кресле стояла плетеная корзина с рукоделием и лежали пяльцы с наполовину законченной вышивкой. Свечи привнесли в гостиную теплую, дружескую атмосферу. Задернутые шторы на окнах охраняли покой и уют.
Все говорило о том, что в этой комнате хозяйничают женщины. И мужской разговор, что несколько минут велся в этих стенах, связал их обоих крепкими узами, которые основывались на понимании и терпимости. Они были солидарны в вопросах пола и кровного родства и с уважением относились к былой дружбе.