1/2 лет, причем Речь Посполитая удерживала свои завоевания – Смоленскую и Северскую земли, – а вопрос о правах Владислава на московский престол был «положен на суд Божий» и не получил формального решения. Но и в такой форме перемирие было благодетельно для Москвы, занятой трудной внутренней работой.
В первые годы царствования Михаила Феодоровича московские политики сделали усилия связать свои дела с отношениями держав в Западной Европе. Еще из Ярославля князь Пожарский с товарищами предпринял шаги к возобновлению сношений с венским императорским двором, а летом 1613 г. отправилось посольство к императору Матфею. Московское правительство желало посредничества императора для замирения с Сигизмундом; однако скоро пришлось убедиться, что император не будет желательным посредником; участие императорского посла Ганзелиуса в русско-польских переговорах оставило впечатление, что он «доброхотает королю»; венское правительство явно не было заинтересовано в успокоении Московского государства. Больше реальных оснований было искать соглашения с Турцией, давним врагом Польши. Сношения Москвы с султаном сильно тревожили польское правительство. Эти опасения, может быть, влияли на готовность окончить московскую войну, но до активных действий со стороны турок дело не дошло.
Более существенных результатов достигло правительство, затронув интересы англо-русской и русско-голландской торговли. Просьбы о помощи против шведов и Польши не имели успеха: ни у Голландии, ни у Англии не было мотивов вступать в войну. Но замирение Московского государства было существенно важно для их торговых интересов, а окупить дипломатическую услугу приобретением от правительства царя Михаила льгот и покровительства значило расширить свои рынки и открыть себе новые торговые пути. Во время переговоров, которые привели к Столбовскому миру, посредниками, усердно улаживавшими трения между представителями Москвы и Швеции, явились уполномоченный от английского короля Джон Мерик и послы голландские. Летом 1617 г. русское посольство просило короля Иакова содействовать, чтобы Дания, Швеция и Нидерланды пришли на помощь Москве против Швеции и поддержали русских денежной субсидией. Король прислал крупную сумму – 20 тыс. рублей; их вернули через год, так как Деулинское перемирие прервало польскую войну. В те же годы впервые завязались у Москвы прямые сношения с Францией: в 1615 г. московское посольство извещало короля Людовика XIII о вступлении на престол царя Михаила и искало помощи Франции против поляков и шведов; первое французское посольство появилось в Москве лишь много позднее – в 1629 г.
Далекая Московия напоминала о себе державам Западной Европы, пытаясь поставить свои отношения к ближайшим западным соседям на общеевропейскую почву. Но еле оправлявшаяся от полного упадка Москва не вызывала на Западе политического интереса. Зато ее значение как рынка для приобретения сырья и для сбыта европейских товаров и как страны, владеющей путями в Азию, особенно же в богатую шелком Персию, неизменно росло в сознании западного коммерческого и политического мира. В переговорах о помощи и посредничестве московские послы должны были сулить торговые привилегии, за оказанные услуги надо было платить жалованными грамотами на торговлю. Больше всех получили англичане: они приобрели право свободного и беспошлинного торга; голландцы выхлопотали себе ту же льготу лишь на три года (с 1614 г.), а затем платили половинные пошлины; ряд специальных привилегий получили отдельные торговые люди-иноземцы за те или иные услуги московскому правительству. Попытка Франции заключить договор о свободной торговле и о пути в Персию не имела успеха, как и домогательства о том же англичан. Во всяком случае, навстречу московским посольствам, которые стремились заинтересовать Западную Европу в судьбах своего государства как члена семьи народов христианской культуры и союзника в борьбе с мусульманством – этот аргумент русско-европейских связей обычен в посольских наказах времен Михаила Феодоровича, – шло стремление западноевропейских народов включить Московию в свой торговый оборот и эксплуатировать ее транзитные пути на Восток. Со стороны царского правительства покровительство иноземной торговле вызывалось не одной обязанностью расплачиваться за политические услуги: англичане обязывались поставлять в царскую казну сукно и другие продукты западной промышленности по ценам, какие были на месте в Англии. Ничтожество своей промышленности вызывало большую нужду в западных товарах. Параллельно шло расширение вызова иноземных промышленников для насаждения на Руси лучшей и более интенсивной разработки минеральных богатств, заводского и фабричного дела. С каждым десятилетием XVII в. связи Московского государства с Западной Европой становились сложнее и глубже.
Но сознательная и более последовательная работа в этом направлении была еще не по силам Москве в первую половину столетия. Тяжелое внутреннее положение страны и неизбежная затрата сил и средств на внешние отношения поглощали эти силы до дна. Отношения к Польше не были сколько-нибудь прочно улажены Деулинским перемирием. Новое разграничение вызывало непрерывные пограничные столкновения, наезды и набеги, нескончаемые споры из-за перебежчиков и т. д. Дипломатические сношения были очень затрудняемы непризнанием за Михаилом Феодоровичем царского титула. Худой мир то и дело грозил перейти в прямой разрыв, когда в августе 1621 г. появился в Москве посланник султана Фома Кантакузин с предложением наступательного союза против Польши. Но Москва чувствовала себя слабой и нуждалась в довольно большом времени, чтобы подготовиться к новой борьбе. Ввиду ее московское правительство заводит (с помощью иноземцев-инструкторов) полки «иноземного ратного строя», солдат и рейтар, затрачивая на них немалые средства. Кончина Сигизмунда, смуты бескоролевья казались в 1631 г. моментом удобным, чтобы возобновить борьбу за Смоленск. Война началась удачно: был взят ряд укрепленных пунктов, воевода Шеин осадил Смоленск. Но исход кампании был плачевный. Союзники-турки не открыли своевременно военных действий и двинулись тогда, когда под Смоленском все было кончено. Осада этого города затянулась, а в августе 1633 г. Владислав, избранный королем, пришел под Смоленск с значительными силами и осадил осаждавших в их окопах. Русскому войску пришлось капитулировать на унизительных условиях. В Москве главных воевод – Шеина и Измайлова – осудили за измену и казнили; других постигла опала и ссылка. Но этим не исчерпывался урок смоленского похода. Он резко выяснил отсталость русского военного строя. Слабость московской артиллерии, незначительность новых регулярных сил и боевая беспомощность дворянской конницы громко требовали энергичных мер к улучшению военного дела. Правительство после смоленской катастрофы усиленно комплектует «прибором» новые части регулярных полков, увеличивает артиллерию, напрягая, как могло, свои финансовые средства. Впрочем, успехи поляков пленением Шеина и кончились. У короля средств также не хватало, а вести о наступлении турок заставили его поспешить с переговорами о примирении. Летом 1634 г. заключен был Поляновский мир; он дал Москве только отказ Владислава от прав на московский престол. Осталась прежняя напряженность пограничных отношений, питаемая с московской стороны сознанием тягости потери Смоленска и Северской земли. Но до кончины царя Михаила вооруженных столкновений между обоими государствами не было.
Тем напряженнее шла работа по обороне и укреплению других границ. Смутное время и западные войны остановили развитие военной колонизации и расширение укреплений на юге, со стороны степной украйны. Но южная граница по-прежнему требовала постоянного наблюдения и охраны. Против набегов из Крыма приходилось по-старому ежегодно выдвигать к ней обсервационные отряды, и эта постоянная «полковая» служба поглощала много сил. По заключении Поляновского мира правительство возвращается к сооружению на юге укрепленной черты, к постройке городов и заселению пограничной полосы военно-служилыми поселенцами. В 1636 г. построены Козлов, Тамбов, Верхний и Нижний Ломовы. В конце 1630-х и в 1640-х гг. идет усиленное строительство, которое при царе Алексее было завершено соединением городов и рассыпанных между ними мелких острогов непрерывной линией укреплений и засек в крепкую Белогородскую пограничную черту. Это было большое дело; оно потребовало, правда, крупных средств – и материальных, и людских, но зато закрепляло восстановление государственной территории и ее безопасность. После этого в южных областях стали появляться новые поселенцы не только из великорусского центра, но и из-за польского рубежа: в 1638 г. после усмирения казацкого восстания целый полк гетмана Остраницы поселился у Чугуева городища. Казаков наделили землей, денежным и хлебным жалованьем и назначили к сторожевой пограничной службе. Однако эта первая волна малорусского переселения, получившего столь широкое развитие во вторую половину XVII в., скоро схлынула обратно. Большая часть казаков ушла в 1643 г. назад в Польшу от нелегкой московской службы и от московских воевод.
Восстановлялось, хотя медленно, и русское колонизационное движение в Поволжье, приобщавшее все новые области к русской гражданственности и московской государственности. В первую четверть XVII в. мирная колонизация двинулась за Каму и устраивалась тут в многоземельных местах, не требуя правительственной поддержки. Но в 1630-х гг. восточная окраина увидала новую силу – калмыков, перекочевывавших из Азии. В 1640-х гг. началась постройка укреплений за Камой «для обереганья от приходу калмыцких людей», в 1650-х она завершилась организацией Закамской черты. Под защитой новых укреплений усилилось в начале царствования Михаила Феодоровича заселение «прихожими людьми разных городов» Самарской луки и берегов вниз по Волге. Впрочем, в этом направлении развитие русской колонизации за всю первую половину XVII в. весьма незначительно. Но русскую силу неудержимо привлекали на Восток богатые промысловые угодья и свободные земли. Пионеры этого движения достигли в царствование Михаила Феодоровича берегов Охотского моря и начали заселение берегов Енисея и Лены. В 1619 г. возник Енисейск, опорный пункт подчинения тунгусов, в 1620-х гг. Красноярск, центр господства над инородцами верхнего Енисея. Отсюда поступательное движение русских направилось на подчинение тунгусов и бурят. Самочинными действиями сибирских казаков захвачены были пункты по Лене, и Якутский острог, построенный в 1672 г., как и ряд других укрепленных пунктов, намечал этапы этого движения и исходные точки его дальнейшего развития. В 1640-х гг. русские люди стали уже твердой ногой в Анадырском краю, в Забайкалье и проникли на Амур. Разбросанные на огромных пространствах Сибири русские городки и остроги намечали, так сказать, вчерне будущее освоение этой территории русской колонизацией и русским государством. На юге укрепленная граница определила лишь временный этап русского векового движения к Черному морю. На востоке – граница, неопределенная, расплывающаяся в неисследованных пространствах, беспокойная вследствие частых столкновений с инородческими племенами, манила ясаком, промысловыми богатствами, легкой добычей для предприимчивости населения и казны государевой. На западе – два «вечных» мира с обоими вековыми врагами, принудившие отказаться от давних и важных приобретений – морского берега и западных украин, – служили не столько гарантией покоя, сколько напоминанием о неизбежном возобновлении борьбы з