Российский колокол № 3–4 (40) 2023 — страница 3 из 12


Мария Смирнова родилась в Забайкалье в семье военных, побывала во многих городах России. В итоге семья вернулась на родину родителей – в Карелию, в город Питкяранта (пер. с финского – «длинный берег»).

Окончила факультет международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета.

Член Совета молодых литераторов Карелии. Лауреат всероссийских конкурсов и фестивалей: «Северная звезда», участник длинного списка литературной премии «Лицей», Конференции молодых писателей Северо- Запада (2018), Всероссийского семинара- совещания молодых писателей «Мы выросли в России» (2022), молодёжной программы «Химки», XVI Всероссийского съезда Союза писателей России (2023) и арт-фестиваля памяти В. С. Высоцкого «Я только малость объясню в стихе» (2023).

Автор поэтического сборника «Человек из искр» (2023).

В свете ночи

В свете ночи мне холодно, Отче.

Помнишь, как говорят: время лечит?

Только, знаешь, ни капли не легче

Мне от сердца шальных многоточий.

Плат небес по-весеннему клетчат,

И лазурен, и смело узорчат…

Из путей, приглянувшихся, Отче,

По душе мне пока только Млечный.

Дай нам силы для этих «сражений»!

– Перечти молитвы, как притчу.

Я взываю от имени женщин,

И ушедших, и пришлых!

Ведь когда голос твой среди прочих

С каждым разом доносится реже,

Я боюсь, что не выдержу, Отче.

Обними меня крепче…

Шахматы

Стена неведенья упала, ба!

Открылась истина – слоями.

И под ногой качнулась палуба.

Непостижимо! Устояли!

Стреляли в сердце нам и в голову,

Скользили ноги (от воды ли?).

Едва не стали божьим оловом,

Но серафимы отводили.

В такой картине бытия расти

(И – Человеком) не слабо ли?

Где корни гор дрожат от ярости,

А корни душ горят от боли,

Где, баллистическими шахтами

Кору земную изувечив,

Блаженный мир играет в шахматы

На человеческую вечность.

«Ночью подсвечено небо и край земли. Снится мне детство…»

Ночью подсвечено небо и край земли. Снится мне детство —

                                                                   лета и солнца сплав.

Вот – мои деды! Семечком проросли в детской душе

                                                                    Сумы и Ярославль.

Я – паутинка, ниточка… (Я – не я, а незаметная странного

                                                                          мира часть.)

Между натянута, силюсь свести края стран, чьи границы

                                                             болью кровоточат.

– Дедушка! Дедушка! Что это за игра? Кто сочиняет

                                                                 правила? Расскажи!

– Спи, моя рыбонька, я расскажу с утра. Будет вовсю

                                                      июль, и беспечна – жизнь.

Вы не застали холодный, больной февраль (два паренька:

                                                      ярославский и тот – из Сум),

Только во сне вас и вижу. Не буду врать, я с февраля —

                                                                      словно бы на весу.

Поздно, не спится. Мало кому – до сна. Где-то подсвечено

                                                                     небо огнём войны.

Всё чаще мне кажется: держится небо на плохо пришитой

                                                                          пуговице Луны.

Сосновое царство осени

Сосновое царство осени. У кого-то – дубы, ясени…

А меня осени просинью сквозь терпкие выси – просеки!

Защити, причасти росами, проведи золотыми трассами,

По-над огненными кронами – октябрьскими кирасами.

Не возьму ничего, лес мой, я только каплю смолы —

                                                                              с согласия,

Пронесу домой перелесками (паутинки к подолу ластятся)

Янтарную суть заветную. Как бы нам ни пришлось

                                                                                   солоно,

Она вспыхнет искрой рассветною

И притянет восход солнечный.

Кофейный бог

Не сотвори кумира! В памяти между строк

Курится трубка мира. Смуглый кофейный бог

(Очень земная штука!) чашку мою согрел.

Есть только я и турка. Нет ни огня, ни стрел.

Метко летят молитвы в сердца живую цель,

Ангел на поле битвы тьму захватил в прицел.

Цепью – стихи и лица, воины и рубежи.

И продолжают литься кофе, слова и жизнь.

Смотри, какие красивые…

Смотри, какие красивые, смелые люди!

С морщинками, шрамами, склеенными мечтами,

С бедой заострёнными, заспанными чертами,

С любовью и верой среди этой дичи и люти!

С земными надеждами и с воздушными замками,

С долгами до неба, с сердцами, сшитыми заново.

Спустили сюда (не спросили), в шатёр небесный.

Пришли балова́ться, радоваться, влюбляться.

А им говорят: «Забудьте про ваши песни!

Какие вам песни? Какие вам, к чёрту, танцы?!»

Они – нараспашку. А им говорят: «Примерьте

Звериную хватку жизни, беззвучную пляску смерти!»

Они говорят: «Мы этого не просили!»

Но выжить не в силах.

Смотри, какие красивые смертные люди!

Прохожие. Преходящие. Первые встречные.

Атланты невыносимо недолго вечные,

Считалку говорящие на распутье.

Ковчег нам пошли, спасательный шаттл и силы нам

Смотреть, какие красивые,

Читать их сердцем и не поминать их всуе.

Идём потанцуем!

Над миром летят поэты

Мы искрили, как мы искрили!

Проверяли на прочность крылья,

Огибали холмы и скалы,

Мы искали своих! Искали

Тихий свет над водой кипучей,

В грозовой темноте – созвучья:

Тех, свободных, шальных и светлых,

Неуёмных, в потоках ветра.

(Приручивших и ритм, и слово,

На свирели играя словно,

Покорив чистотою звука.)

Мы в волненьи сплетали руки,

Понимая: едины стали

Из одной разделённой стаи!

Узнавали, судьбу решая,

Что страна как душа – большая.

В ней поэты не одиноки,

И чисты у неё потоки.

Возвращались мы (над лесами)

С несмолкающими сердцами.

И шумел, рокотал на это

В изумлении древний лес.

Ведь над миром летят поэты.

Значит – шансы у мира есть.

На границе апреля

Устроители тонких баррикад в твоём сердце

Сотворили на совесть: нет ни скола, ни щёлки,

Ни намёка на то, что монолитная глыба

(Без которой уже ты себя и не мыслишь)

Из сомнений и страхов, легко и внезапно

На границе апреля срывается с места,

Исчезая в потоке перелётного солнца!

Но кричит от восторга заплутавшая птица,

И трещат оголтело тиски ледостава.

Разве стольких напрасных усилий не жалко

Для вмерзающих в лёд, потерявших надежду

Ярко-синих побегов весеннего неба?

А ты машешь с моста и вливаешься в стаю.

Заговариваешь и себя, и побеги

И врываешься в жизнь, пробиваясь навстречу

Ярко-синему, звучному, вечному небу,

И становишься светом. Ну вот ты и дома.

Светлана Супрунова


Светлана Вячеславовна Супрунова родилась в 1960 году в городе Львове. После окончания Ленинградского медицинского училища работала медсестрой в хирургическом отделении Нестеровской районной больницы Львовской области. В 1985 году по направлению военкомата уехала в Афганистан, в медсанбат провинции Баграм. Вернувшись через три года, поступила в Калининградский государственный университет на филологический факультет, параллельно училась в Литературном институте им. М. Горького на заочном отделении.

С 1995 по 2000 год проходила воинскую службу в Таджикистане, затем девять лет работала старшим литературным редактором в издательстве «Янтарный сказ» (Калининград). Сейчас возглавляет редакцию научного журнала Калининградского государственного технического университета.

Автор пяти поэтических сборников. Член Союза писателей России.

Смерть старушки

Часы, минуты, как их мало,

И думы, думы о былом…

Всё снимки прошлые искала

В комоде стареньком своём.

Нехитрый скарб перебирала —

Как утешалась от обид.

Невестка толстая ворчала,

Что много света нагорит.

Она задумалась немного,

Рукой махнула на дела

И в новом платье, у порога

Оставив тапочки, ушла.

И странной виделась разлука:

Стоит комод, но из угла

Уже ни шороха, ни звука.

И снова день… Она ушла.

Как будто соль купить забыла

Или ещё чего купить

И дверь тихонечко закрыла,

Чтоб никого не разбудить.

«Никому не скажу и уеду…»

Никому не скажу и уеду,

Ни друзей, ни любви не найдя,

И пойду с чемоданом по следу

Полоснувшего поле дождя.

Васильки не оставят в покое,

И ромашки надарят тепла.

Всё живое, такое родное,

Так бы шла потихоньку и шла.

Будут рядом закаты, восходы.

Так душевно – один на один.

Приживусь на недели, на годы

Среди ягод и тонких осин.

Забредёт сюда кто-то, возможно,

Помолчит, на места поглядит.

«Как там мир?» – расспрошу осторожно.

«Да куда ему деться? Стоит», —

Так ответит – легко, равнодушно,

Потому и поверю ему.

Что желать? Ничего и не нужно,

Если сытно и тихо в дому.

У подъезда

Снова от внуков сюрприз:

Быстро одели, обули,

Вывели под руки вниз.

«Мы на часок». – Упорхнули.

Скрылось за домом авто.

Здесь бы сидеть-отсидеться.

Старое греет пальто,

Только душе не согреться.

Жизнь пролилась, как вода,

Съедено лиха до крошки.

Вон над макушкой звезда

И зажелтели окошки.

Думы – что в печке зола,

Мир не становится шире.

Внуки не едут – дела.

Суетно, суетно в мире…

В темень куда-то глядит,

Что-то нездешнее слышит,

Тихо под небом сидит.

Дедушка воздухом дышит.

«Справа речка, а слева опушка…»

Справа речка, а слева опушка.

А грибов-то – под каждым кустом!

Деревянная мокнет церквушка

Под холодным осенним дождём.

Скрипнет дверь, запоют половицы,

И ни певчих, ни благостных лиц.

На стенах из журнала страницы,

И святые глядят со страниц.

Я таких не видала окраин.

Позолота нигде не блеснёт,

И в поношенной рясе хозяин

В одиночестве службу ведёт.

Спозаранку молебен читает

За страну и за завтрашний день.

Уж не крестит, а всё отпевает

Поколенье глухих деревень.

Всё едино – дожди, завируха.

Эту древнюю дверь отопрёт,

Приблудится, бывает, старуха

И свечу, как на память, зажжёт.

Столько света в приюте убогом,

Что, теряясь, почти не дыша,

Прослезится от близости с Богом

Непутёвая чья-то душа.

В старом доме

Старый дом и новый дом.

В первом – тусклые окошки,

Жуткий запах, бродят кошки —

Всё не так, как во втором.

Вечно охает, скрипит

Дверь, расшатанная тяжко.

На ступеньке грязной Пашка

Беломориной дымит.

Ни мыслинки дельной нет,

В голове темно с похмелья.

Комнатка его – как келья:

Стол, кровать и табурет.

Потянуло сквозняком,

А на Пашке лишь тельняшка.

В щель дверную видит Пашка

Только снег и новый дом.

Как там держится народ?

Перемолвиться бы словом.

И не знают в доме новом,

Как тут Пашка, как живёт.

Памяти Михаила Анищенко

Забудь слова, приметы, лица

И, счёты с миром не сводя,

Попробуй взять и раствориться

В холодных капельках дождя.

Михаил Анищенко

Чей взгляд придирчивый заметил,

Что дождь с утра заморосил

И что задул сильнее ветер?

Ты уходил, ты уходил.

Всего три шага до погоста,

Но, не довольствуясь крестом,

Наверно, это очень просто:

Дождинкой стать и стать листом.

Не предъявить претензий миру —

Пусть за тебя он всё решит —

И, в старый шкаф запрятав лиру,

Уйти без всяческих обид.

Земля зовёт, почти не дышит,

На свежий холм перекрещусь.

Россия ничего не слышит,

Но, рот зажав, рыдает Русь.

Последний житель

В деревне единственный житель,

Ни шума, ни звона окрест.

Отшельник, а может, смотритель

Суровых запущенных мест.

Весной огородик вскопает,

Не страшно средь леса вдовцу.

И зайцы, и лисы, бывает,

Без страха подходят к крыльцу.

Залает приблудная шавка.

Не сыщешь печальней земли:

Не ходит сюда автолавка,

Дороги травой заросли.

Холодные ветры всё древней,

На карте участок пустой,

Как будто с ушедшей деревней

Всё меньше России самой.

А он как оставлен на страже,

Сидит у могилы мертво

И как-то не думает даже,

А кто похоронит его.

«Сосед галичанский, скажи…»

Сосед галичанский, скажи,

Зачем твои пули летают?

Боюсь не наветов и лжи,

Мне страшно, когда убивают.

Не видеть бы хаты в огне,

И ссоры не хочется в целом.

Наверно, страшнее вдвойне

Тому, кто лежит под прицелом.

И страшно уже за страну,

Где каждый четвёртый – калека.

Мальчишки играют в войну.

Не целься, сынок, в человека!

Бронзовый солдат

Донбасс в крови. Опять летит снаряд,

И доползти до дома нету силы.

Стоит за шахтой бронзовый солдат,

И зеленеют братские могилы.

Он видит всё: огонь и чёрный дым,

Как чьи-то тени к погребу метнулись.

Уже под флагом жёлто-голубым

Они идут, они опять вернулись!

Чеканят шаг, они сегодня злей,

Они заматерели за полвека.

Прицелятся – не слышат матерей,

Курок нажмут – не видят человека.

Как на посту, прервав когда-то бег,

Стоит солдат под холодом столетий.

И за его спиной – ушедший век,

За плащ-палаткой – снова сорок третий.

И он сжимает верный автомат…

Такое время жуткое настало,

Что кажется: не выдержит солдат,

Из бронзы выйдя, спрыгнет с пьедестала.

Поэзия

Забыть слова на месяцы, на годы,

Отшевелив губами, замолчать,

Остаться дома из-за непогоды

И не суметь ненастье обругать.

Смотреть в окошко на кресты и флаги,

Копить печали, словно вызревать,

Водить пером впустую по бумаге,

И вспоминать слова, и вспоминать.

Отгоревать, отплакать, отсмеяться.

Но вырвутся из снежной целины

На белый свет – как заново родятся —

Лишь те слова, которые нужны,

Невычурные, самые простые.

И вспыхнет свет божественный в ночи,

И сбудется – заговорят немые.

Утихни каждый, слушай и молчи!

Современная проза