.
Другая важная тенденция к ограничению путешествий происходила от предполагаемой угрозы режиму со стороны польского национального революционного движения. На заре Польского восстания 1830–1831 годов Министерство иностранных дел потребовало проводить особую проверку биографий всех путешественников с западных приграничных территорий при подаче такими лицами прошения о выдаче заграничного паспорта. Целью этого было предотвратить контакты между поляками, находящимися в российском подданстве, и польскими революционерами за рубежом, хотя на деле данное постановление использовалось также для ограничения пересечения государственной границы евреями. Противодействие революции и предотвращение контактов среди представителей народов, проживающих на территориях, разделенных между империями, были постоянной проблемой как Департамента полиции, так и военных[86].
Хотя на протяжении XVIII и XIX столетий росло значение физических границ и стремительно увеличивалось число караульных и войск, отряженных для охраны рубежей страны, следует помнить, что границы эти были невероятно длинными и любой упорный эмигрант или иммигрант легко мог проскользнуть мимо часовых ценой совсем небольшого роста издержек и риска. Физические границы вокруг империи не могли стать ключевым элементом границы гражданства или системы контроля над иммиграцией и эмиграцией – до тех пор пока в XX веке возможности государства заметно не увеличились. Это отличает Россию от таких стран, как Австралия, Британия, Япония и США, где морские границы обеспечивают тесную взаимосвязь физической границы и границы гражданства. Доступ к гражданству США контролировался в большей степени инспекторами острова Эллис, чем законами и постановлениями о натурализации. Длинные сухопутные границы и невозможность их контролировать вынудили Российскую империю в большей степени полагаться на правила присвоения гражданства.
Глава IIАннексии и натурализация
Присоединение территорий и присвоение их населению подданства позволили Российской империи увеличить число подданных в значительно большей степени, чем добровольная иммиграция и натурализация. Так как же эти люди становились российскими подданными?
Для начала мы можем рискнуть выдвинуть несколько общих тезисов о дореформенных практиках натурализации населения присоединенных территорий. Во-первых, существовало традиционное правило немедленного применения автоматической натурализации: с момента аннексии все лица, проживавшие на присоединенной территории, объявлялись российскими подданными исключительно на основании принципа почвы[87]. Это хорошо сочетается с постоянным лейтмотивом российской демографической политики – принципом «Привлекай и удерживай». Во-вторых, правила натурализации обычно следовали общей системе мер оккупационной политики. Поначалу Россия в большинстве случаев была сравнительно терпима к местной специфике. Местной знати дозволялось сохранять общественный порядок и многие права, поскольку власти стремились кооптировать ее в имперскую систему. По мере расширения империи каждый новый народ или, точнее, каждое сословие на каждой из вновь присоединенных территорий заключало свою собственную «сепаратную сделку». Другими словами, «натурализация» населения присоединенных территорий редко означала дарование в точности того же сочетания прав и обязанностей, которым были наделены подданные, проживавшие в других частях Российской империи. И тем не менее важно повторить, что это не столько означало, что в разных владениях империи существовали разные концепции подданства, сколько было общей особенностью имперского «подданства». В метрополии «подданство» также подразумевало сепаратные сделки властей с разными социальными и религиозными группами и диаспорами. Однако в последующие десятилетия во время каждой аннексии власти стремились отказаться от сепаратных сделок и возрастало число случаев, когда население присоединенных территорий получало более универсальный набор прав и обязанностей (то есть возникала более унифицированная концепция подданства). Стремление элиминировать сепаратные сделки значительно усилилось, когда Великие реформы 1860-х годов ввели в практику современное идеологическое и юридическое понятие гражданства (с его акцентом на равенстве прав и обязанностей для всех).
Согласно ведущим правоведам последних лет существования Российской империи, присоединение Украины в 1654 году положило начало имперской парадигме натурализации, осуществляемой в ходе присоединения территорий[88]. После серии казацких восстаний против Речи Посполитой украинский казацкий гетман Богдан Хмельницкий подписал формальное соглашение с Османской Портой, приняв вассальную зависимость и рассчитывая на защиту в рамках Османской империи. Соглашение вскоре было нарушено, и в январе 1654 года Хмельницкий созвал собрание казацкой знати и объявил о союзе с московским царем. Однако во время церемонии принесения присяги возникли проблемы. Согласно донесению царского эмиссара Василия Бутурлина, Хмельницкий просил его принять присягу от имени царя и притом дать обещание соблюдать права и привилегии, охранять права собственности и не посягать на вольности дворянства и горожан[89]. «Но Бутурлин отказался дать клятву от имени своего монарха, аргументируя это тем, что, в отличие от польского короля, царь является самовластным правителем и клясться в чем-то перед подданными – ниже его достоинства»[90]. В конце концов Хмельницкий уступил и принес царю присягу без взаимных обязательств. Вскоре после этого представители московских властей отправились в 117 украинских городов и привели к присяге 127 000 человек[91]. Значение этого соглашения и этих клятв до сих пор является предметом оживленных дискуссий историков. Украинские историки утверждают, что Хмельницкий рассматривал присягу московскому царю как типичную временную клятву, скрепляющую подлежащий в конечном счете отмене договорной союз гетмана и правителя соседней страны против общих неприятелей. С точки же зрения царя, то был связующий навечно акт принятия в подданство гетмана и всего его народа[92]. Казацкие вожди Украины опирались в своей интерпретации на два источника. Во-первых, у них существовала давняя традиция заключения временных или долгосрочных договоров с королями Речи Посполитой, крымскими ханами, московскими царями или Османским султаном. Эти договоры постоянно менялись, и вместо одних союзов часто возникали другие. Таким образом, в 1654 году московский подход привел к полному разрыву с давно установленными правилами дипломатической практики. Во-вторых, украинское гетманство находилось под сильным влиянием политических идеалов Речи Посполитой – могущественной военной, политической и культурной силы того времени. В Речи Посполитой идея вассальной верности была в значительно большей степени укоренена в феодальных понятиях юридического контракта, связывавшего и подданного, и суверена. Как утверждал Георгий Вернадский, вероятно, договор был принят казаками именно потому, что предполагал больше привилегий, чем любое предложение Речи Посполитой в то время[93]. Согласно традиции Речи Посполитой царь был связан соглашением в той же степени, что и его украинские подданные.
В течение столетия после заключения в 1654 году соглашения каждый раз при назначении нового гетмана Москва торопилась подтвердить «конституцию» Украины и определяемые этой «конституцией» привилегии и права самоуправления[94]. Договор особо предусматривал право казацкой армии выбирать своего гетмана и защищал право местных властей контролировать множество событий политической и общественной жизни. Более того, 3-я статья Андрусовского перемирия 1667 года гарантировала свободным землям Запорожской Сечи статус подданства одновременно в Московском царстве и в Польше: казаки были обязаны служить обоим государствам защитой от нападений турок и татар[95]. Даже граница между Московским царством и Украиной охранялась пунктом пограничного контроля и таможней, которые были упразднены лишь в 1754 году[96].
Однако отказ Бутурлина формализовать пределы царской власти на Украине и сам язык документов 1654 года предполагают, что Москва с самого начала считала соглашение закрепляющим полную и постоянную натурализацию и инкорпорацию местного населения в российское государство. В присягах 1654 года говорится о «вечном подданстве» царю, а не о каком-то договорном, ограниченном или подчиняющемся заранее определенным условиям статусе[97]. Многочисленные украинские свободы, сохранявшиеся после 1654 года, постепенно упразднялись царями и в конце концов были полностью отменены; гетманство было уничтожено, и в 1764 году Российская империя поглотила Украину[98].
Хотя последняя сохранила свою свободу лишь на столетие, Борис Эммануилович Нольде утверждает, что эти события породили новую парадигму, в дальнейшем применявшуюся повсеместно: «Система российских региональных свобод… впервые начала действовать на Украине»[99]. Периоды сохранения свобод имели разную длительность на разных территориях. Например, Курляндия и белорусские земли были присоединены в XVII веке; в обоих случаях люди, проживавшие на этих территориях, просто получили статус российских подданных[100]