Состав Центрального комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, то есть исполнительного органа Совдепа, избран солдатской массой. Да, конечно, выкриком, по спискам, которые плохо слышат и толком никто не читает. Но всё-таки какой-то контроль над выборами есть. И вот рабочие и солдаты Петрограда выбрали такой состав ЦК Совдепа: Никольский, Чхеидзе, Дан, Либер, Гоц, Гендельман, Розенфельд, Каменев, Саакян, Кушинский. То есть одно русское лицо, остальные поляки, армяне, евреи, грузины. Интересно, что «инородство» совсем не смущает русский народ Петрограда. Такой состав Совдепа – это воля народа. Настолько была велика ненависть к старой власти у низших сословий в тот момент, что они готовы были тому, кто предлагает им покончить со старым режимом, передать власть. Никакого великорусского шовинизма, никакого антисемитизма, ненависти к инородцам при этом нет и в помине.
Интересна позиция князя Георгия Львова. Князь Львов, который назначен министром – председателем Временного правительства, считался гением администрации, и, наверное, таким действительно был. Во время Русско-японской, а потом Первой Мировой войны он создал систему прекрасных лазаретов для раненых воинов. Его вообще называли русским американцем – «Львов-американец», потому что он был прекрасным организатором, какими, по представлению русских, были американцы. И тут Георгий Евгеньевич вдруг впал в невероятную апатию. «Я верю в великое сердце русского народа, преисполненное любовью к ближнему. Верю в этот первоисточник правды и истинной свободы, в нём раскроется вся полнота его славы, и всё прочее приложится», – объявляет князь премьер-министр.
В конце июля 1917-го, когда Г. Е. Львов уходил в отставку, он сказал: «Для того, чтобы спасти положение, надо было разогнать советы и стрелять в народ. Я не мог этого сделать». Вот такое было начало его премьерства, и такой – итог его добрых заявлений.
Понимаете, с одной стороны, народ, восставшая революционная толпа, жаждала того, что мы слышали в солдатском письме с фронта в Калужскую губернию: свобода – это возможность делать, что хочешь, а с другой стороны, министры Временного правительства, интеллигенция, люди культуры не считали себя в праве сказать «нет» этому народу, потому что от имени этого народа они говорили как минимум шестьдесят лет – народники, социалисты, депутаты Думы говорили и говорили о том, что ужасный царизм подавляет народ и народ обрёл свободу. Неужели в него стрелять из пулемётов и разгонять казачьими нагайками, как при «проклятом царизме»?
А депутаты Совдепа всё говорили от своего имени как абсолютная власть. Член Петросовета трудовик Станкевич вспоминает: «Разъезжали от имени комитета делегаты по провинции и в армии, принимали ходоков в Таврическом дворце, каждый, выступая по-своему, не считался ни с каким разговорами, инструкциями, постановлениями или решениями».
Старая власть исчезала, а новая возникала в общей анархии. Советы для народа были свои, Временное правительство – барское, это было общее настроение. И в апреле возникает первый реальный конфликт Временного правительства и Совдепа. Совдеп движется всё дальше к разрушению государственного порядка, он напирает всё больше, как бы проверяя Временное правительство – до какого предела вы выдержите. И вот конфликт возникает.
Сейчас из революционного Петрограда мы перенесёмся в Берлин. 22 марта (4 апреля нового стиля) 1917 года немецкий посланник в Берне посылает в Берлин телеграмму, в которой сообщает, что от имени группы русских социалистов, их вождей, Ленина и Зиновьева, секретарь Социал-демократической партии Германии обратился с просьбой о немедленном разрешении на их проезд через Германию и Швецию в Россию. Посланник заключает телеграмму словами: «Всё должно быть сделано, чтобы перебросить их в Россию как можно скорее. В высшей степени в наших интересах, чтобы разрешение было выдано сразу». Император Вильгельм на этот раз вполне согласен со своими социалистами и отдаёт распоряжение, чтобы русских социалистов перебросили через линию фронта, если Швеция откажется их пропустить.
В 15 часов 20 минут 27 марта (9 апреля) 32 русских эмигранта-социалиста выехали из Цюриха, в их числе было 19 большевиков, 16 членов бунда и 300 сотрудников Троцкого. 8 апреля (21 апреля по новому стилю) немецкое посольство в Стокгольме сообщает министру иностранных дел Германии: «Въезд Ленина в Россию прошёл успешно. Он работает точно так, как мы бы желали».
Революция застала Ленина врасплох, он не ожидал её. Но выводы из новостей он делает мгновенно. Уже 6 марта он телеграфирует в Петроград известные свои три тезиса: «Полное недоверие. Никакой поддержки новому правительству. Вооружение пролетариата – единственная гарантия. Никакого сближения с другими партиями».
Есть Временное правительство, есть Совдеп, который так или иначе сотрудничает с Временным правительством, используя его, делая его ширмой для своих действий, поступательно и медленно разрушает сложившуюся власть, чтобы, видимо, прийти самому к власти. Но ещё в стране есть большевики. Это третья сила, особая сила. И большевики устами Ленина уже 6 марта говорят: «Никакой поддержки Временному правительству». 6 марта! Правительство только сформировано, и уже – «никакого доверия»!
«Вооружение пролетариата – единственная гарантия». И это вооружение будет происходить. Какое «вооружение пролетариата»? Этот тот же невывод революционных войск из Петрограда. Полное разоружение патриотических чувств и всецелое сплачивание вокруг большевиков посулами той чудной жизни, которую они дадут следующему за ними народу в случае обретения ими власти. Потому что Ленин с самого начала говорит, что есть партия, которая может взять власть. Он это впервые публично сказал на Первом съезде рабочих и солдатских депутатов в июне 1917 года, но об этом он говорит и раньше, об этом он говорит в своих Апрельских тезисах, которые, только 4 апреля 1917 года вернувшись в Россию, он сказал во дворце Кшесинской. Ленин готов взять власть в любой момент. Вот есть двоевластие, а он требует для себя и своих соратников единовластия. И потому – никакого сближения с другими партиями. Речь идёт не о кадетах и октябристах, о них он вообще не вспоминает. Речь, конечно, идёт о меньшевиках, эсерах и народных социалистах, то есть о партиях левых, о партиях Совдепа. Никакого сближения с ними. Он тут же сориентировался, он тут же формирует свой пробивной блок.
Большевиков почти нет. В тот момент, когда Ленин пишет свою знаменитую телеграмму 6 марта, в Петрограде всего пять тысяч большевиков. В сравнении с меньшевиками и эсерами это ничтожная цифра, вообще о них можно забыть. И они совершенно не видны, у них в России нет ярких, известных «пролетариату» лиц. Не забудем, что Троцкий на тот момент ещё никакого отношения к большевикам не имеет. Он сторонник перманентной революции, и у него большие расхождения с большевиками и меньшевиками. Да к тому же он в Соединённых Штатах. Потом он увидит, что Ленин, по сути, взял его программу, и объединится с Лениным. Но это произойдёт позже, когда Троцкий, арестованный было в Канаде как немецкий шпион, вернётся в Россию в мае 1917 года, освобождённый по просьбе Временного правительства.
Пока же Ленин действует сам. Ему нужны деньги, потому что, несмотря на всю романтику, в его революции деньги решают всё. Мы теперь твёрдо знаем две вещи: что Ленина постоянно снабжал настоящими полноценными деньгами немецкий Генеральный штаб и что он же снабжал Ленина в изобилии деньгами фальшивыми, которые немцы и изготавливали для раскручивания маховика инфляции и тем самым подрыва экономики врага. Настоящие деньги – это золотые рейхсмарки, звонкая монета. Она шла на серьёзные дела, а дуракам рабочим и солдатам, чтобы они участвовали в революционных акциях, платили фальшивыми, часто с одним и тем же номером, свежими, красненькими десятирублёвками-ассигнациями. И понятно, что и фальшивые русские деньги, и немецкие марки шли из одного источника – из Германии. Это все мы знаем.
На подрывную революционную работу в России после Февральской революции было выделено Германией более пятидесяти миллионов золотых марок, то есть в пересчёте на чистое золото – восемнадцать с половиной тонн золота.
Германский дипломат в Стокгольме Курт Рицлер передавал эти деньги частями большевицкому агенту в Стокгольме, другу Ленина Якову Ганецкому (Фюрстенбергу), а тот переправлял их в Россию, перемещая со счёта Nye Bank в Стокгольме на счёт своей родственницы Евгении Маврикиевны Суменсон в Петрограде, в Русско-Азиатском банке. Он действовал вместе с сотрудником Ленина поляком Козловским. Суменсон имела в Петрограде фиктивное аптекарское производство, для развития которого якобы и переводились деньги. Суменсон обменивалась с Ганецким шифрованными телеграммами такого типа (они перехватывались): «Nestle не присылает муки, хлопочите. Суменсон»; Ленин три раза присылал телеграммы, которые перехватывались на финско-шведской границе. «Побольше материалов», – писал он.
Ленин, естественно, всё это отрицал, и вообще большевики это яростно отрицали. И хотя было достаточно документов для того, чтобы их отправить на виселицу, всех, как предателей, тем не менее только открытие архива немецкого Министерства иностранных дел после Второй Мировой войны, который был захвачен американцами в Баварии, мы точно всё это узнали, мы прочли всю эту переписку.
Мы узнали, что действительно Германия была в высшей степени заинтересована в том, чтобы в России произошла революция. Она была точно так же заинтересована, чтобы революция произошла во Франции, Англии, чтобы выйти из войны если не победительницей, то хотя бы через приемлемый мир. Но революция произошла только в России. И агентом этой революции безусловно был Ленин – человек, который обманул всех. Меньше всего он обманул царскую власть. Все знают, что он её ненавидел. Он обманул своих товарищей по Совдепу. Они его считали своим, до последнего его отстаивали, что он свой. Он их обманул. Он обманул немцев. Видимо, он обманул масонов. Он сумел обмануть абсолютно всех и захватить власть. Гениальный был человек в этом смысле, но гениальный не в том смысле, что он мечтал свой гений дать на благо несчастного русского народа, а его гений был на то, чтобы обладать максимальной властью на максимально большом пространстве, по возможности на пространстве всего земного шара.