С последней речью на Московском совещании выступил Керенский. Он, как всегда, говорил красиво. Но последние его слова были очень странные. Настолько странные, что их не понял никто тогда, и до конца мы их не понимаем сейчас. Он закончил свою речь так: «Пусть сердце станет каменным. Пусть замрут все струны веры в человека. Пусть засохнут все цветы и грёзы о человеке, о котором сегодня с этой кафедры говорили и презрительно их топтали. Я брошу далеко ключи от сердца, любящего людей, и буду думать только о государстве». А дальше эти самые странные слова: «Какая мука – всё видеть, всё понимать, знать, что надо сделать, и сделать этого не сметь». И на этом он закончил свою речь.
То, что Керенский, как он сам говорил, не смел сделать, решил сделать генерал Корнилов. По словам одного из самых сильных врагов Корнилова эсера Чернова, будущего кратковременного председателя Учредительного собрания: «Искать помощников Корнилову не пришлось. Его вызывающее поведение стало сигналом для всей России. Представители союза офицеров во главе с Новосильцевым явились и выразили желание работать для спасения армии. Прибыли делегаты от Казачьего союза и Совета Георгиевских кавалеров. Республиканский центр пообещал Корнилову поддержку влиятельных кругов и передал в его распоряжение военные силы Петроградской организации. Генерал Крымов послал в комитет Союза офицеров гонца с поручением выяснить, правда ли, что что-то затевается, и выяснить, должен ли он принять 11-ю армию, предложенную ему Деникиным, или оставаться с 3-м корпусом, которому предстоит, как он выразился, куда-то отправиться. Его попросили остаться с 3-м корпусом». Финансовую поддержку движению оказывали крупнейшие русские капиталисты Рябушинский, Морозовы, Третьяковы, Путилов, Вышнеградский. То есть за Корниловым стояла мощная поддержка: офицеры, промышленники, патриоты, казаки.
19 августа Корнилов через Савинкова передал записку Керенскому. Это была очень важная записка, с которой, собственно, всё и началось. В этой записке говорилось о том, что надо совершить ряд мер, в частности объявить Петроград и его окрестности на военном положении, чтобы не допустить выступления большевиков. В связи с полугодовой датой Февральской революции ждали, и не безосновательно, в конце августа новое вооружённое большевицкое выступление. Корнилов пишет: «У меня есть данные разведки, надо принять меры». И 20 августа Керенский ему отвечает: «Да, всё это сделаем». Делается следующее: Петроград и его окрестности должны быть объявлены на военном положении, в Петроград должен прибыть военный корпус для реального осуществления этого положения, то есть для борьбы с большевиками.
21 августа Временное правительство утвердило решение о выделении Петроградского военного округа в прямое подчинение Ставки, то есть Корнилова. Из надёжных частей предполагалось сформировать особую армию, находящуюся в непосредственном распоряжении правительства. Борис Савинков при этом назначался комиссаром (губернатором) Петрограда. А Савинков – человек крутой. Он, будучи террористом, знал, что к чему, и не боялся в случае чего пролить кровь.
Таким образом, судьба России оказалась в руках трёх людей: Керенского, Корнилова и Савинкова. До Ставки это решение было доведено 24 августа. После этого Корнилов издал распоряжение командующему 1-й Кубанской казачьей дивизией П. Н. Краснову принять командование 3-м корпусом (фактически он принял командование только 29 августа). А 25 августа выдвинул 3-й корпус по-прежнему под командованием генерала Александра Николаевича Крымова, Дикую дивизию, а также 1-й кавалерийский корпус генерал-лейтенанта князя Александра Николаевича Долгорукого в район Великих Лук, чтобы быть в равной удалённости как от Петрограда, так и от Москвы на случай необходимости подавления выступления в одной из столиц.
Уже без согласования с правительством в Ставке был заготовлен проект приказа для введения в Петрограде осадного положения, военно-полевых судов, комендантского часа, цензуры, запрета митингов и демонстраций, разоружения частей гарнизона, оказывающих сопротивление. В то же время Союз офицеров с ведома Корнилова предполагал силой мобильных офицерско-юнкерских отрядов провести ликвидацию Совета и арест большевиков в Петрограде, поставив таким образом Керенского перед фактом.
Программа Корнилова, которую он не оглашал, но которая у него была в руках, предполагала установление правительственной власти, совершенно независимой от всяких безответственных организаций впредь до Учредительного собрания (безответственные организации – это Советы); установление на местах органов власти и суда, независимых от тех же самых самочинных организаций; ведение военных действий против Центральных Держав в полном единении с союзниками до заключения скорейшего мира, обеспечивающего достояние и жизненные интересы России. То есть не до разгрома Германии, а до скорейшего мира, но с соблюдением интересов России. Тут позиции Корнилова компромиссны. Далее Корнилов намерен восстановить боеспособную армию и организовать тыл без политики и без вмешательства различных комитетов и комиссаров, но с твёрдой дисциплиной. Обеспечение жизнедеятельности страны и армии путём упорядочения транспорта и восстановление продуктивности работы фабрик и заводов, упорядочение продовольственного дела и привлечение к нему кооперативов и торгового аппарата, регулируемых правительством. Разрешение остальных государственных, национальных и социальных вопросов откладывается до Учредительного собрания. То есть правительство не занимается социальной, национальной и какой-то государственной политикой, в том числе провозглашением России республикой, о чём мечтает Керенский. Корнилов тоже об этом мечтает, но всё откладывается до Учредительного собрания. И наконец, аграрный вопрос, главный вопрос. Аграрную программу Корнилов разрабатывает вместе с профессором Яковлевым, то есть разрабатывает программу Яковлев – знаток земельных отношений, а Корнилов её принимает. Идея такая: проходит частичная национализация земли с выкупом, но только для возвращающихся солдат. То есть солдатам, если у них нет земли или у них нехватка земли, государство бесплатно предоставляет землю во владение из земельного фонда, созданного путём национализации части земли за компенсации, уплачиваемые бывшим землевладельцам. Те же солдаты, семьи которых имеют достаточно земли, полностью сохраняют все свои владения в неотъемлемой частной собственности.
14 августа, прямо во время Московского государственного совещания, происходит страшная катастрофа. Взорваны военные склады в Казани. Это – главные тыловые склады. Погибло более миллиона снарядов, 12 тысяч пулемётов, и пороховые заводы разрушены. 16 августа в Петрограде сгорел завод, производивший тормоза для грузовых автомобилей, на которые переходила тогда Русская армия. Безусловно, это – акты саботажа, причём в них разведка ясно видела два следа, и эти следы шли, как следы двух ног, рядом. Это след немецкий и след большевицкий. Никто в этом не сомневался.
20 августа (3 сентября по новому стилю) пала Рига. А что такое «пала Рига»? Это главный укреплённый район на пути к Петрограду. Теперь Северный берег Рижского залива, как казалось (но там удалось остановить немецкое наступление) тоже будет занят. После этого немцы займут Моозундский архипелаг, и дорога на Петроград будет открыта. Военная диспозиция на Северо-западе становилась крайне опасной для русской столицы.
Основную надежду Корнилов по согласованию с Савинковым и с самим Керенским возлагает на то, что в Петроград войдут два кавалерийских корпуса, один из них – 3-й корпус генерала Крымова, очень жёсткого человека правых взглядов. В одном из частных писем Корнилов говорит, что лучше бы заменить Крымова генералом Красновым – будущим Донским атаманом, потому что, если войдёт в Петроград корпус Крымова, все большевики будут на следующий день повешены на фонарях. Другой корпус – 1-й гвардейский корпус генерала князя Долгорукова. Опираясь на эти два кавалерийских корпуса, Петроград должен был перейти на военное положение, и Савинков должен был фактически стать военным диктатором в Петрограде. Всё было подготовлено для этого.
В этот момент в деле появляется новый герой. Этот герой, никем не прошенный, никем не вызванный, конечно, не из последних людей, но, в общем-то, самозванец. Это – Владимир Николаевич Львов. В. Н. Львов был депутатом третьей и четвёртой Государственных Дум. Он из некняжеской части рода Львовых, из дворян города Торжка Тверской губернии. Он в юности мечтал стать монахом. Ему один из старцев сказал: «Монахом тебе быть не надо, не получится. Лучше женись». Нашёл ему невесту, он женился, но был близок к церковным кругам, считался очень верующим, церковным человеком и при этом оставался обладателем левых либеральных взглядов. После Февральской революции он был назначен Обер-прокурором Синода. Он был хамоват, груб с архиереями, с епископами и единолично осуществлял назначения на высшие церковные посты. После смены кабинета, то есть после июльских событий, Керенский его отправил в отставку и назначил намного более деликатного, тоже либерального христианского историка и богослова – Антона Карташева. Владимир Львов затаил жуткую обиду и на Керенского, и на синодалов, и на всю Русскую церковь. Он, конечно же, был избран членом Поместного Московского собора, потому что выборы проходили тогда, когда он ещё был обер-прокурором. Но он ни разу, в отличие от Карташева, не появился на соборе, не принимал участия в его заседаниях.
И вдруг неожиданно он пришёл к Керенскому, засвидетельствовал ему полное своё почтение, объявил, что всегда был его другом, и сказал, что есть такие силы справа, которые очень опасаются большевицкого переворота и которые хотят спасти правительство, и соглашается ли Александр Федорович на то, чтобы он, Владимир Николаевич Львов, поговорил с этими правыми силами, чтобы объединить действия.
Не совсем понимая, о ком идёт речь, Керенский ответил: «Поговорите, а потом мне скажите о результатах, тогда будем действовать». Львов после этого едет в Могилёв, является к Корнилову и начинает действовать в соответствии с принципом, который потом Киссинджер называл «челночной дипломатией». Корнилову Львов говорит: «Меня прислал Александр Фёдорович Керенский, который очень заинтересован в поддержке справа, потому что слева всё сильнее большевизируются Советы, и он предлагает Вам вступить с ним в какой-то союз, чтобы вы вместе или даже вы один (как он дал понять), но при поддержке Керенского (он готов оказать полную поддержку) навели бы порядок в Петрограде». Наивный генерал (а Лавр Георгиевич был наивным человеком, как многие нормальные люди) говорит: «Не думайте, что я говорю для себя, это для спасения родины. Я не вижу другого выхода, кроме как передачу в руки Верховного главнокомандующего всей военной и гражданской власти. При этом Александру Фёдоровичу с удовольствием в моём кабинете дам портфель министра юстиции». Львов отвечает – я лично доложу о ваших намерениях самому Александру Фёдоровичу.