Ленин писал о собрании 5 января: «Это ужасно. Из среды живых людей попасть в общество трупов, дышать трупным запахом, слушать… Чернова… скучный и нудный день. Не общенациональные, – продолжает Ленин, – а только классовое учреждение, каковы Советы, в состоянии заложить основы социалистического общества». Ни о каком общенациональном государстве у Ленина и мысли нет.
После того как Учредительное собрание было разогнано, в Петрограде, в Москве и по всей стране начались демонстрации. В Москве они были большие, по всей стране – небольшие. Но они начались всюду, и всюду были жестоко разогнаны, с десятками убитых и раненых. Большевики захватили власть. Им или надо было передать власть пусть революционному, но тем не менее не их, а эсеровскому правительству, или им надо было покончить с демократией общенародной раз и навсегда. Они покончили с общенародной демократией, даже левой, даже социалистической, раз и, как мы теперь видим, до сего дня. Не знаю, навсегда ли.
6 января 1918 года небезызвестная газета «Правда» писала об Учредительном собрании:
«Прислужники банкиров, капиталистов и помещиков, союзники Каледина, Дутова, холопы американского доллара, убийцы из-за угла – правые эсеры требуют в учр. собрании всей власти себе и своим хозяевам – врагам народа. На словах будто бы присоединяясь к народным требованиям: земли, мира и контроля, на деле пытаются захлестнуть петлю на шее социалистической власти и революции. Но рабочие, крестьяне и солдаты не попадутся на приманку лживых слов злейших врагов социализма, во имя социалистической революции и социалистической советской республики они сметут всех её явных и скрытых убийц».
Таков стиль пропаганды товарища Володарского. Он будет убит в Петрограде в июле 1918 года.
В действиях Ленина и верхушки большевиков по разгону Учредительного собрания легко виден характерный почерк. Суть этого почерка проста. Эсеры, которые были революционерами и террористами, всё-таки мечтали о том, что они свою власть будут осуществлять во благо народа, в соответствии с народной волей. Поэтому они признавали и приветствовали демократию в прямом смысле этого слова. Большевики исходили из совершенно иного принципа; что они будут использовать народ как средство для осуществления своей власти над ним. И эти два принципа столкнулись явственно именно 5–6 января 1918 года в Петрограде и по всей России.
Широчайшая палитра общественной воли, выразившаяся и в революционных партиях, и в демократических – в Конституционных демократах и в многообразных национальных партиях. Вся эта огромная красивая картина, пусть тогда и крайне возбуждённой, и склонившейся слишком влево жизни, была уничтожена грубой силой ради одного – чтобы удержать власть любой ценой. И эта традиция сохранения власти любой ценой, отвратительная ленинская традиция, потому что любая цена всегда одна – кровь, сохраняется у нас в стране до сего дня.
Лекция 7. Дух Октября
«Революция, изменившая мир» – долго видел я в этой набившей оскомину советской фразе только фигуру пропаганды. Теперь, в год столетия этой революции, должен признать – то, что свершилось в России в 1917–1918 годах, действительно изменило мир – где больше, где меньше, а у нас в России – всецело, что называется – «до основания». При этом разрушение до основания произошло не вообще в 1917 году, но только и исключительно после захвата власти в Петрограде, а потом и во всей России коммунистами-большевиками. Примерно за год, много – за два, после переворота 25 октября 1917 года на пространствах, устойчиво контролируемых Лениным и Троцким, исчезла не просто историческая Россия, исчезло человеческое общество как таковое. Ведь, по словам Джона Локка, «Главной целью гражданского общества является сохранение собственности»[35], а от частной собственности в России не осталось и следа. Всей собственностью распоряжалось большевицкое политбюро и «красный диктатор» Ленин лично. Сопротивляющихся этому новому порядку вещей безжалостно уничтожали.
После ликвидации последних очагов организованного сопротивления большевицкой власти к концу октября 1922 года новый строй жизни утвердился на огромных пространствах от Балтийского и Чёрного морей до Тихого океана и монгольских пустынь. Утвердился на сотню лет, до сего дня, и, кажется, не собирается уходить в обозримом будущем. Конечно, за этот век «новый строй» менял своё обличье и, в целом, постепенно мягчел, слабел – через трещины тяжких бетонных плит пробивалась зелень жизни: тут трава, а там и чахлые деревца. Но бетон, в который заковал наше общество октябрь 1917-го, никогда не растает, как лёд под дождём. И расколовшись на куски, и раскрошившись от времени в песок, он будет уродовать жизнь.
Отречение царя от престола в марте, отступление на фронте, развал армии с лета, всё более левый состав Временного правительства, неудавшийся июльский путч большевиков и неудавшееся же августовское выступление генерала Лавра Корнилова, и даже начавшийся чёрный передел в деревне пугали обывателя, кому-то уже стоили имущества и жизни, но не меняли социальной основы – дофевральские российские законы и уложения признавались, права на собственность, гражданские и политические права власть старалась защищать, хотя получалось у неё это всё хуже и хуже, анархия (любимое слово тогдашнего политического языка) углублялась.
Зреет недовольство слабым правительством. Политические настроения в стране поляризуются. После ареста генерала Корнилова в образованной части общества революционные настроения постепенно сменяются реставраторскими. Те, кто щеголял в марте с красными бантами и гвоздиками, теперь начинают жалеть о гибели старого режима, который, при всех его недостатках, был патриотическим, стабильным и предсказуемым. В Тобольске в сентябре 1917 года Николай II также не раз высказывал сожаление, что отрёкся от престола. Он видел, что его отречение не принесло России ни успокоения, ни победы.
Среди рабочих и солдат быстро растёт влияние большевиков. Их поддерживают солдаты Петроградского гарнизона и кронштадтские матросы, а также немалое число рабочих и дезертиры. В начале сентября на перевыборах Петроградского и Московского советов большевики получили убедительное большинство. Председателем Петросовета стал Троцкий, Моссовета – большевик В. П. Ногин.
Безумно боясь реставрации монархии, напуганный выступлением Корнилова, Керенский, не дожидаясь решения Учредительного собрания, нарушая закон, 1 сентября объявил Россию республикой, а себя провозгласил диктатором. История Наполеона повторилась, как и мечтал о себе адвокат Керенский, но на этот раз в виде фарса. Накануне Русская армия сдала немцам Ригу и Моозундский архипелаг (ныне – острова Хиума и Саарема в составе Эстонии). Враг теперь стоял у ворот Петрограда. 12 сентября большевики сформировали Военно-революционный комитет (ВРК) для создания рабочего ополчения: официально – чтобы защитить столицу, а в действительности – чтобы захватить её. Во главе ВРК вначале встал левый эсер П. Е. Лазимир, а затем большевик Н. И. Подвойский. Фактически же руководящую роль в ВРК играл Троцкий.
Даже «товарищи» по Советам рабочих и солдатских депутатов – меньшевики и эсеры – не понимали, куда клонят Ленин и Троцкий. Для них путь революционной России был ясен – выборы в Учредительное собрание, формирование этого собрания в соответствии со свободно выраженной волей народа, принятие конституции России, завершение войны вместе с союзниками по Антанте и демократическое строительство социалистической России – социалистической демократии, но отнюдь не коммунистической диктатуры. Председатель Совдепа Ираклий Георгиевич Церетели признавался через много лет, что он и его товарищи меньшевики тогда «не отдавали себе отчёта ни в подлинном характере, ни в истинном значении большевицкой опасности… Революционная демократия поколебалась защитить демократический строй от опасности слева стой же решительностью, которую она проявляла в борьбе с опасностью справа»[36].
«Диктатор» Александр Фёдорович Керенский, сам эсер с февраля 1917-го, возможности большевиков оценивал невысоко. В середине октября на заседании правительства он говорил: «Я был бы готов отслужить молебен, чтобы такое выступление большевиков состоялось: у меня больше сил, чем нужно. Они будут раздавлены окончательно». Предложенную за неделю до переворота генералом Алексеевым помощь – выставить 15 тысяч офицеров в Петрограде на защиту правительства и призвать надёжные полки с фронта – Керенский проигнорировал. Ему мерещился новый «Корниловский мятеж».
Надо признать, что в некоторой степени Керенский был прав. На выборах в Учредительное собрание, проводившихся уже после захвата власти, большевики получили существенно меньше голосов, чем эсеры. Демократическим путём большевики к власти прийти не могли, народ России их в достаточной степени не поддерживал. Керенский был уверен в популярности эсеровских идей. Крестьяне хотели в своём большинстве уравнительного общинного землевладения. Их ли будет земля или государственная, но им отданная в вечное передельное пользование, – мужики-солдаты плохо в этом разбирались. Они мечтали о прирезках, о сведении имущественных счетов с помещиками и горожанами-купцами. Эсеры им всё это обещали.
Армия в своём большинстве тоже не поддерживала большевиков. Ленин рассчитывал, что он сможет вывести на улицы Петрограда 50 тысяч красногвардейцев, но рабочие отряды 25 октября дал только Балтийский (255 чел.) и Путиловский (80 чел.) заводы, да Павловский и Кексгольмский полки выслали заставы. Остальные войска гарнизона объявили «нейтралитет». Дело решили матросы-анархисты Кронштадта – более десяти тысяч из них поездом приехали в Петроград накануне переворота. Но здесь, очевидно, работали не идеи, а немецкие деньги.
Второй силой большевиков стала 106-я пехотная дивизия под командованием полковника Михаила Степановича Свечникова (1882–1938) – донского казака, кадрового офицера Императорской армии, Георгиевского кавалера за Великую войну, окончившего Николаевскую академию Генерального штаба. Свечников вступил в большевицкую партию в мае 1917 года. 30 августа 1938 года он получит пулю в затылок по личному приказу Молотова и Сталина.