Многое из того, что почему-то считалось бесспорным, не выдерживает первой же проверки. Таковы мифы о построенном «на костях» Петербурге, о «потемкинских деревнях». Еще один замечательный миф звучит так: до Петра I женщина на Руси была «заточена в тереме». Историк Наталья Пушкарева исчерпывающим образом изучила данный вопрос. Оказалось, что жена могла быть опекуншей – вещь немыслимая в те времена в Европе. Она причислялась к первому ряду наследников, причем переживший свою жену супруг оказывался в худшем положении, чем она, – он мог только управлять ее имуществом, но не владеть им. Жена сама, в отличие от мужа, выбирала, кому передать свое наследство. Даже незаконная жена могла претендовать на наследство. Исследовав объем прав женщин на владение и распоряжение имуществом, на приобретение и реализацию земельной собственности, на возможность отстоять свои интересы в суде, Пушкарева показала, что уже в Древней (!) Руси женщина могла осуществлять практически любые сделки даже без участия мужа. Франция пришла к этому в середине XX в.
После распада Древней Руси русский народ в своем историческом творчестве создал несколько политических типов государственности: Московскую Русь, Галицкую Русь, Литовскую Русь, вечевые республики (Новгород, Псков, Вятку). Несомненную альтернативу Москве в разное время представляли собой Рязань, Тверь, Смоленск XII–XIV вв., Поморье (так называемые «Поморские города» в XV–XVII вв.). Менее изучены и известны Тмуторокань, Терский городок, старообрядческая Ветка, Стародуб, Керженец, государственные образования периода Гражданской войны 1918–1922 гг. Не говоря уже об уникальных казацких демократиях. В централизованном государстве должен был победить какой-то один тип государственности. Им стал московский, переросший затем в петербургский.
Развитие огромной и сложной страны не бывает прямолинейным. Новгородско-псковско-вятский путь общественного развития не стал общероссийским. Собирателем русских земель стало Великое княжество Московское, присоединявшее к себе княжество за княжеством. Собиратели почти никогда не заимствуют порядки присоединяемых, они привносят свои. Москва была жестким собирателем. Вечевые порядки были ликвидированы в Новгороде в 1478 г., в Вятке – в 1490 г., в Пскове – в 1510 г.[4], вечевые колокола сняты и отвезены в Москву. Там, в Московском Кремле, уже отбивали новое время колокола, привезенные ранее из Твери, Ярославля, Рязани, Суздаля, Переяславля и других прежде вольных городов. Такова была плата за объединение страны, за рывок к великой державе.
России не было суждено прийти к представительному государству по кратчайшей прямой, через совершенствование веча или Земских соборов. Судьба назначила ей испробовать, по пути к этой цели, другие, более извилистые колеи. Не хотелось бы вместе с тем присоединяться к известному мнению, будто новгородско-псковский путь был «хорошим», а московский – нет. Неизвестно, стала ли бы история России историей успеха при следовании по этому «хорошему» пути. Представлять московский тип развития как ориентированный в строго деспотическом направлении (что часто делается) – очевидное заблуждение.
Развитие русских представительных органов прерывалось четырежды, но на протяжении всей своей истории Россия двигалась – или возобновляла движение после трагических перерывов – в направлении развития выборного представительства разных уровней. Это внушает уверенность, что демократическая модель развития естественна для России.
Любое общество сознательно или инстинктивно переустраивает себя. Давление низов на верхи – залог развития и преобразований. Любое общество движется – почти всегда трагически медленно и никогда прямо – к большей справедливости, к расширению прав низов, к усилению демократического начала. Московская версия развития не была исключением.
При всем отличавшем ее своеобразии Россия – страна с редким населением и долгое время недостаточной экономической базой – не выходит за пределы схемы, присущей почти всему европейскому континенту. Упрощенно эта схема выглядит так: сословное представительство (в интервале XIV–XVII вв., в зависимости от страны) – абсолютизм (в интервале XVI–XVIII вв., в зависимости от страны) – эволюция к конституционализму (весь XIX век; в России – 1810–1906 гг.).
В первой части книги «Россия. История успеха» подробно рассказано об этом периоде – в частности, о механизмах прямого общения между властью и народом в XVII в., о Земских соборах и о земском управлении.
Достоверно известны Соборы 57 созывов (о Соборе 1698 г., осудившем царицу Софью, историки спорят). Прямой аналог Соборов, французские Генеральные штаты созывались меньшее число раз и прекратились раньше, но французскую парламентскую традицию ведут именно от них, а у нас, выходит, нет парламентской традиции. Между тем полномочия и функции Соборов были вполне парламентские. Они решали вопросы налогообложения, на них были приняты важнейшие законодательные документы в истории России XVI–XVII вв.: Судебник 1550 г., «Приговор» Собора первого ополчения 1611 г., Соборное уложение 1649 г., «Соборное деяние» об упразднении местничества 1682 г. Соборы имели право законодательной инициативы, решали вопросы церковного устроения, внутреннего управления, торговли и промышленности.
Это были решения ответственных людей. Когда, как упоминалось выше, Собор 1653 г. обсуждал прошение Богдана Хмельницкого, всем было ясно, что положительный ответ будет означать неизбежную войну с Польшей и Крымом, и многие участники Собора знали, что им придется принять в ней личное участие и, возможно, погибнуть. Мало того, это решение стало возможным благодаря голосам купечества: без их денег предприятие было бы обречено, – но торговые люди, как один, вызвались оплатить расходы. Не «бюджетными» деньгами, своими! А вот на царскую просьбу о согласии начать войну с турками за Азов (на нее требовалось, по смете, 221 тыс. руб.) участники Собора 1642 г. отвечали так уклончиво, что это был, по сути, отказ.
Земскими соборами решались вопросы избрания нового царя на царство. В 1584 г. Собор избрал Федора Иоанновича. Выборными царями были Борис Годунов, Василий Шуйский, Михаил Романов. В 1682 г. были выбраны царями-соправителями малолетние Иван и Петр. Земские соборы могли отрешить царя от власти, в 1610 г. это испытал на себе Василий Шуйский. Во время «безцарствия» именно Собор брал на себя полноту верховной власти в стране. После Смутного времени соборы занимались «устроением» государства.
Если иностранец приезжал в Москву из страны, имевшей представительный орган, он не просил объяснить, что такое Земский собор. Для поляка Филона Кмиты Собор 1580 г. – сейм. Англичанин Джером Горсей опознает Собор 1584 г. как парламент, ливонский дворянин Георг Брюнно называет Собор 1613 г. риксдагом, а немец И. – Г.Фоккеродт приходит к выводу, что это был «род сената». Вполне зеркально видит английский парламент Герасим Дохтуров, русский посланник в Англии в 1646 г.: «Сидят в двух палатах; в одной палате сидят бояре, в другой – выборные из мирских людей».
Английские бояре, о которых говорит Дохтуров, сидели в Палате лордов. Ее русским аналогом была Дума. Заседавшая по понедельникам, средам и пятницам, она не была «ручным» органом. Думские бояре не просто оглашали свои соображения, но и отстаивали их. Представления же о том, что бояре только и делали, что отбивали царям поклоны, пришли из дурных фильмов. Заседания проходили в прениях, достигавших порой большого накала. «Встречи», т. е. возражения царю, были обычным явлением. Об Иване III рассказывали, что он любил и даже поощрял «встречу». Из слов Ивана Грозного в письме Курбскому видно, что «встречи» в Думе его деда доходили до «поносных и укоризненных словес» государю. Думские решения завершались не только формулой «Великий государь говорил, а бояре приговорили». Они порой завершались, напоминает нам Д. С. Лихачев, иначе: «Великий государь говорил, а бояре не приговорили». Спорные вопросы вызывали «крик и шум велик и речи многие во боярех». Большинство решений принимались вообще без государя. Как ни удивительно, но было только два рода боярских «приговоров» (решений), которые всегда представлялись на царское утверждение, – о местнических спорах (о том, кто знатнее) и о наказаниях за тяжкие преступления, причем царь их обычно смягчал. Куда более важные, на современный взгляд, «приговоры» Думы не нуждались в утверждении царя.
Вплоть до петровских преобразований власть в России (исключая верховную власть государя и власть воевод в городах с уездами) была выборной. Она была представлена уездными, волостными и посадскими самоуправляющимися органами. Вполне демократическая процедура была у сельского «^ра», а в городах существовали свои структуры средневекового гражданского общества – «сотни» и слободы («слобода», кстати, – вариант слова «свобода») с выборными старостами.
На выборных должностных лицах – земских (волостных) и губных старостах и целовальниках – лежали административные и судебные обязанности. Губа представляла собой судебный округ и включала 1–2 уезда. Губные старосты (именовались также «излюбленными старостами») избирались обычно на год, они расследовали серьезные уголовные преступления. Выборными были земские судьи («судейки») с дьяками («кому у них всякие дела писати»), отвечавшими за правильное оформление дел. Земские власти ведали важнейшими для населения делами, включая землеотвод, межевание, сбор податей, поддержание порядка, разверстку общественных обязанностей и повинностей, борьбу с эпидемиями, клеймение лошадей, контроль за состоянием мер и весов и т. д., а также проведение выборов.
На этих выборах из местных дворян избирались старосты, а их помощники – целовальники – из местных крестьян и посадских людей. Выбирались также сотские и пятидесятские. Слово «целовальник» сегодня звучит забавно (особенно сочетание «губной целовальник»), но объясняется просто: вступая в эту выборную должность, человек приносил присягу, целуя крест.