Покорение Бухары
Проблема Ташкента
До конца 1864 года территориальные приобретения России в Центральной Азии делались исключительно за счет Коканда. Однако интересы Бухары были тесным образом связаны со всем, что касалось ее соседа и традиционного соперника, особенно с тех пор, как в 1864 году хан Коканда Худояр стал эмиром бухарского вассала и его шурином. В 1865 году эмир Музаффар ад-Дин (1860–1886) решил извлечь пользу из того, что его вассал охвачен гражданской войной и иностранной интервенцией, и захватить районы, которые долгое время являлись предметом спора между Бухарой и Кокандом. Ташкент – единственный город в Центральной Азии, способный соперничать с Бухарой по размеру и коммерческой важности, – быстро оказался в фокусе противоречивших друг другу амбиций русских и бухарцев. Так начались три трудных года русско-бухарской враждебности и вооруженного конфликта.
В начале 1865 года Петербург придерживался в Центральной Азии политики, публично заявленной министром иностранных дел Горчаковым прошлой осенью. В отношении непосредственно Коканда или Ферганской долины Горчаков интерпретировал эту политику как строгое невмешательство. Россия должна была избегать «любого вмешательства во внутренние дела этого ханства», поскольку такая линия привела бы к нежелательному вовлечению в его внутренние проблемы, длительной войне и нежелательным завоеваниям. Только нарушение границ России или ее торговых интересов могло оправдать вооруженную интервенцию в Коканд, но «даже тогда военные действия не должны вести к приобретению новой территории». Невмешательство во внутренние дела ханств до тех пор, пока они ведут себя мирно и послушно, оставалось основополагающим принципом политики России вплоть до 1917 года.
Однако в отношении Ташкента Горчаков применял свою политику довольно странным образом. Поскольку Россия и Коканд по-прежнему находились в состоянии войны, так и не достигнув договоренности о границе, Горчаков не вполне противоречил себе, поддерживая отделение Ташкента от Коканда. Независимый Ташкент, чье подчинение России гарантировала «близость наших вооруженных сил», стал бы в случае необходимости удобной базой для дальнейших действий против как Коканда, так и Бухары. Он мог бы служить буфером против неожиданных нападений любых других ханств и принес бы пользу русской торговле. Горчаков предложил, чтобы Россия добивалась «независимости» Ташкента, сначала подталкивая жителей к восстанию против Коканда, а затем, бросив туда русские войска, чтобы обеспечить восставшим быструю победу. Однако Россия должна была избежать оккупации Ташкента в соответствии с решением Петербурга о недопустимости дальнейших завоеваний. Цель Горчакова получить номинально независимый Ташкент под русским влиянием стала образцом будущих отношений с тремя созданными ханствами. Но сначала этим государствам следовало продемонстрировать эффективность русского оружия как инструмента контроля.
Схема русской политики, предложенная министром иностранных дел, должна была стать руководством для генерал-майора М.Г. Черняева. Черняев получил назначение на пост военного губернатора Ташкентской области, сформированной 12 февраля 1865 года из территорий, которые были завоеваны, начиная с 1853 года, и подчинявшейся недавно назначенному генерал-губернатору Оренбурга генералу Н.А. Крыжановскому. Сгорая от нетерпения, Черняев рвался возобновить атаку на Ташкент, потерпевшую неудачу в октябре прошлого года. 22 января 1865 года Черняев писал из Чимкента своему близкому другу полковнику В.А. Полторацкому, служившему в Генеральном штабе: «Когда ты приедешь сюда, то сам увидишь, что атака на Ташкент не настолько немыслима, как пытаются представить мои друзья в Петербурге. Если бы не данные мне предписания, я уже сейчас выгнал бы кокандцев из этого маленького городка… Здесь нам кажется неправильным оставлять в Ташкенте кокандский гарнизон, и мы убеждены, что нам в Чимкенте было бы спокойней, если бы этот город стал автономным или принадлежал нам, хотя, конечно, им в Петербурге виднее». Когда Крыжановский передал Черняеву горчаковские инструкции вместе с собственным наставлением «оказывать моральную поддержку» сепаратистской партии в Ташкенте и «направлять свои усилия на формирование в Ташкенте государства независимого от Коканда и Бухары, но находящегося в вассальной зависимости от России», Черняев получил все разрешения, которые ему требовались. 24 апреля он выступил на Ташкент, утверждая, что концентрация бухарских войск в Самарканде и Ура-Тюбе представляет непосредственную угрозу Ташкенту. Обнаружив, что за прорусской партией слишком плотно следит кокандский гарнизон, чтобы она могла служить эффективным инструментом русской политики, Черняев 7 мая осадил Ташкент.
Через несколько дней Черняев под свою ответственность начал переговоры с Бухарой, стремясь «отвлечь эмира от попытки вмешательства в дела Ташкента и повернуть его действия в другом направлении, более соответствующем нашим интересам». В своем письме эмиру Черняев заявил, что Александр II велел ему не переходить Сырдарью, но хотел, чтобы для обеспечения спокойствия и порядка эмир оттеснил Коканд к югу от реки. Далее русский командующий обещал, если Музаффар пожелает, испросить разрешения императора на отправку русских войск в помощь этой операции, и оставил на усмотрение эмира вопрос, следует ли Худояру продолжать сидеть на троне Коканда.
13 мая Черняев написал Крыжановскому, предлагая, чтобы Россия использовала Сырдарью как свою естественную границу и согласилась с оккупацией Бухарой Южного Коканда, чего, по его утверждению, Россия все равно не могла избежать на данный момент. Он также просил разрешения начать переговоры с эмиром по этому вопросу. Просьба Черняева санкционировать его действия была всего лишь формальностью, поскольку он уже написал Музаффару и в любом случае не мог бы ждать два месяца, необходимых для получения ответа из Петербурга. Ответ правительства, представлявший чисто академический интерес к тому времени, когда он в конце июня – начале июля дошел до Черняева, состоял в том, что оккупация эмиром остатков Кокандского ханства рассматривалась бы как враждебный акт в отношении России и привела бы к приостановке торговли Бухары с Россией. Несмотря на то что сама Россия не стремилась к дальнейшим территориальным приобретениям, она, по-видимому, ничего не имела против усиления одного из своих соседей за счет другого. Петербург воспользовался этой возможностью, чтобы подчеркнуть, что и Ташкент, и Коканд должны остаться незатронутыми русской оккупацией. Их нужно сохранить как независимые государства под русским влиянием, чтобы, таким образом, гарантировать спокойствие русских границ и безопасность своей торговли. Оказавшись перед лицом правительственного неодобрения, Черняев в своем рапорте от 6 августа преуменьшил значимость предложения, которое он сделал эмиру, утверждая, что Россия в любом случае не смогла бы предотвратить захват Бухарой Южного Коканда, а русское обещание военной поддержки Россию ни к чему не обязывает. Отправленное в мае письмо Черняева эмиру по какой-то необъяснимой причине дошло к нему с большим опозданием. Тем временем пробухарская партия добилась контроля в Ташкенте и вступила в контакт с Музаффаром. Встревоженный намерениями русских, эмир пошел на Ходжент и захватил город. Но 17 июня Ташкент сдался Черняеву, и в нарушение приказов там разместился русский гарнизон. По словам Черняева, это было сделано, чтобы не допустить междоусобиц и защитить город от Коканда и Бухары.
Тем временем Петербург обдумывал свою будущую политику в отношении Бухары. В течение мая Министерство иностранных дел совместно с генералом Крыжановским подготовило проект требований, в котором настоятельно просило Бухару вести себя как добрый сосед и обеспечить русским купцам «полную безопасность и сохранность их собственности; право свободно торговать во всех городах Бухарского ханства; такие же таможенные пошлины, как у подданных Бухары, и равные с ними права в бухарских судах». Россия по-прежнему требовала от Бухары не больше, чем в прошлые десятилетия.
Разрыв с Бухарой
Прямо перед падением Ташкента, но после того, как Музаффар захватил столицу Коканда и восстановил Худояра на троне, он отправил посольство к Александру II с просьбой установить границу между Россией и Бухарой. В ожидании ответа Бухара потребовала от Черняева, чтобы он отошел как минимум в Чимкент. В ответ на попытку эмира решить дело непосредственно с Петербургом Черняев приказал арестовать всех подданных Бухары и конфисковать все бухарские караваны в Ташкентской области. Затем он попросил свое начальство распространить эти меры на всю Российскую империю. Крыжановского сильно обеспокоило положение, в котором он оказался из-за действий Черняева. Опасаясь недовольства Петербурга, он тем не менее предпочел распространить аресты на Оренбургское генерал-губернаторство, чем отменить приказ Черняева, заставив его потерять лицо в глазах местных жителей и открыв им отсутствие единства среди русских. В результате в генерал-губернаторстве было арестовано 138 бухарских торговцев. Еще до того, как Музаффар узнал об их аресте, он наконец получил первое письмо Черняева и выразил свое удовлетворение, послав русскому командующему подарки с единственной просьбой, чтобы русские не переходили реку Чирчик, которая могла бы служить временной границей, пока бухарское посольство не получит ответ из Петербурга. Черняев не дал положительного ответа, возможно, потому, что Ташкент зависел от поставок зерна из района, расположенного к югу от Чирчика. Когда эмир узнал об аресте своих подданных, его пыл заметно охладел, и он немедленно отправил посыльных с требованием освободить их.
Петербург был недоволен, что Черняев предпринял такой важный шаг, даже не объяснив причин, но в то же время исполнился решимости не уступать Музаффар ад-Дину ни дюйма. 23 июля Горчаков пожаловался на действия Черняева военному министру Милютину, хотя подтвердил: «Мы не можем сейчас отступить. Склониться перед эмиром было бы немыслимо». Министерство иностранных дел чувствовало, что ситуация стремительно ускользает из рук гражданских властей, переходя в руки военных, но его беспокоило только, чтобы армия была уверена в своих силах, когда дело дойдет до столкновения с Бухарой. Несмотря на то что приказы Черняева и Крыжановского получили подтверждение, в ожидании поступления дальнейших указаний их действие ограничили Оренбургским генерал-губернаторством. Уведомляя об этом Крыжановского, Милютин добавил, что «необходимо любой ценой обеспечить наше влияние и сохранить наше достоинство». 29 июля военный министр разъяснил политику правительства в отношении Бухары на длительную перспективу: «Честь империи и интересы России не позволяют нам даже рассматривать возможность отступления или уступок высокомерным требованиям эмира Бухары. Наше будущее во всей Центральной Азии зависит от той позиции, которую мы займем в отношении Бухары, и Его Величество Император надеется, что ваше превосходительство не преминет приложить все усилия для поддержания чести России и нашего влияния в Центральной Азии». Там же Милютин передал Крыжановскому предостережение Горчакова использовать силу только в крайнем случае и избегать любых военных поражений, которые могут ударить по престижу России.
В конце июля посланцы эмира, направлявшиеся в Петербург, добрались до Казалинска, расположенного в низовьях Сырдарьи, где были задержаны по приказу генерала Крыжановского, который объяснил им, что Музаффар должен договариваться с ним, а не с императором. В то же время Крыжановский предложил, чтобы Петербург разрешил ему вести дела с эмиром по вопросу Ташкента, который должен остаться независимым государством под гарантии России.
Оккупация Ташкента и арест бухарских торговцев, которые были произведены по инициативе Черняева, стали непосредственной причиной усиления враждебности между Россией и Бухарой. Петербург был встревожен. В сентябре директор Азиатского департамента Министерства иностранных дел Стремоухов в ответ на предложение Черняева захватить Ташкент и часть Коканда, расположенную севернее Сырдарьи, предупреждал против любого дальнейшего продвижения в Центральной Азии. 19 октября в попытке вернуть правительству контроль над событиями Кабинет министров приказал Крыжановскому как можно скорее отменить репрессивные меры в отношении бухарских торговцев, и в будущем не предпринимать никаких экстраординарных мер без санкции правительства.
Тем временем дело шло к войне. В сентябре Черняев приказал своим войскам усмирить район за рекой Чирчик, тем самым отказывая Музаффару в его июльской просьбе считать Чирчик временной границей Бухары. В середине октября Черняев отправил к эмиру посольство во главе с надворным советником К.В. Струве из Военного министерства, чтобы договориться о восстановлении дружеских отношений и торговли. В Бухаре русские обнаружили посланцев из Коканда, Хивы, Шахрисабза и Афганистана. Судя по всему, в ближайшем будущем следовало ожидать формирования антирусской коалиции. В ноябре Музаффар арестовал не только миссию Струве, но и всех остальных русских в Бухаре. 7 декабря Черняев потребовал у эмира объяснений по поводу этих арестов. Эмир ответил, что русская миссия была задержана в отместку за арест бухарского посольства (в ноябре переведенного в Оренбург) и будет освобождена после того, как посланцы Бухары получат положительный ответ от самого императора.
Думая напугать эмира, Черняев 12 января 1866 года послал небольшой отряд на другую сторону Сырдарьи в Чиназ, но в результате Музаффар начал собирать войска и вступил в переговоры с Хивой и туркменскими племенами. Тогда 31 января в нарушение предписаний своего начальства в Оренбурге и Военном министерстве, Черняев форсировал ледяную Сырдарью и двинулся на Джизак, самую мощную крепость на бухарской границе. Губернатор Туркестанской области был награжден за взятие Ташкента и не сомневался, что, несмотря на нарушение предписаний, получит аналогичную награду за предполагаемую кампанию против Бухары. Черняев сообщил Музаффару, что перешел Сырдарью не чтобы что-то завоевать, а чтобы освободить захваченных русских послов. Эмир попытался остановить дальнейшее наступление, пообещав освободить миссию Струве, но Черняев повторил, что продолжит наступление по Голодной степи, пока не дойдет до первого места водопоя, где и будет ждать своих соотечественников. Русские остановились примерно в пяти милях от Джизака, бек которого отказался продать им дрова и сено и открыл огонь по русскому отряду, посланному раздобыть их. Вскоре стало ясно, что Музаффар остановился и не собирается отпускать пленных. Черняев решил не пытаться взять Джизак и 11 февраля начал отходить на левый берег Сырдарьи. Еще до того, как началось отступление от Джизака, Черняев, который уже давно был в ссоре с Крыжановским, был снят со своего поста и отозван домой для объяснения своего поведения.
Первая бухарская кампания, 1866 г
Преемником Черняева на посту военного губернатора Туркестанской области стал генерал-майор Д.И. Романовский. Он получил совместное предписание от Военного министерства и Министерства иностранных дел, которое фактически давало ему полную свободу действий. Эти предписания приказывали ему «всячески стремиться не расширять наши владения в Центральной Азии, однако не отказываться ради достижения этой цели от таких действий, которые могут быть нам необходимы, и в целом, прежде всего, иметь в виду истинные интересы России». Петербург выражал сожаление, что недавние события сделали эмира Бухары нашим врагом, и настаивал на скорейшем восстановлении дружеских коммерческих отношений. Однако никакие специальные действия в этом направлении не были рекомендованы. Напротив, предписание напоминало, что «азиаты уважают только военную силу, что малейшие колебания и нерешительность, а особенно уступки в ответ на какие-нибудь неподобающие заявления с их стороны будут восприняты как слабость и не только не достигнут своей цели, но могут иметь тяжелые последствия, как для недавно присоединенных нами регионов, так и для степей, расположенных у наших бывших границ». Главной задачей Романовского в отношении Бухары было «заставить эмира понять, что мы не хотим ничего завоевывать и не угрожаем целостности его владений, но мы не позволим ему расширить свои владения в направлении наших границ».
Более однозначное доказательство намерений России в то время содержалось в проекте договора с Бухарой, составленном в конце 1865 года Крыжановским. Проект договора содержал следующее: размещение в Бухаре русского торгового представительства, равные права для русских торговцев в Бухаре, снижение экспортных и импортных пошлин, признание Бухарой независимости Ташкента, свободное плавание по Сырдарье для русских кораблей и возможная поддержка требований Бухары к Коканду со стороны России. Только после того, как эмир подписал этот договор, его послу позволили продолжить свой путь в Петербург. 4 января 1866 года Милютин, действовавший от имени императора и правительства, одобрил проект Крыжановского, но добавил к нему ответное предоставление торговых привилегий бухарцам в России и исключил вмешательство бухарцев в Коканде.
Политика самого Романовского, утвержденная в сентябре 1867 года, состояла в том, чтобы, насколько возможно, улучшить позиции России в Центральной Азии за счет ослабления влияния Бухары, оккупируя только стратегические пункты, и в том, чтобы убедить соседей России в ее мирных намерениях. Одним из первых действий Романовского, направленных на ослабление влияния Бухары, стало обращение к эмиру «ваше высокостепенство», а не «высочество», как всегда обращался к нему Черняев. К эмирам больше не обращались как к царям. Так продолжалось до самого конца XIX века, но к тому времени они уже передали реальную власть своим русским патронам.
В марте 1866 года Романовский прибыл в русский лагерь под Чиназом и принял командование. Перестрелки с бухарскими войсками случались постоянно, кроме того, поступали донесения, что Музаффар просил помощи у Хивы. 19 апреля Романовский принял бухарское посольство, доставившее письмо от эмира, который настаивал, чтобы русские немедленно отошли за Сырдарью, однако ничего не сообщал об освобождении миссии Струве. 7 мая русские разбили лагерь под Ирджаром и на следующий день нанесли поражение бухарской армии в крупном сражении. Сам Музаффар бежал с поля боя.
Вместо того чтобы использовать эту победу для освобождения русских заложников и затем отойти с бухарских земель в соответствии с духом своих предписаний, Романовский по своей инициативе пошел вперед и осадил город Ходжент – ключ к Ферганской долине, в то время находившийся в руках Коканда, и 24 мая взял его. Свой поступок он оправдывал следующими соображениями стратегии: обладание Ходжентом необходимо для защиты района, расположенного по ту сторону Чирчика, он отделяет Коканд от Бухары и обеспечивает самый удобный доступ к обоим ханствам. Как Ташкент до этого был необходим для защиты Чимкента, а район за Чирчиком – для защиты Ташкента, так же теперь Ходжент был необходим для защиты района, расположенного за Чирчиком. Такого рода аргументация всегда была близка сердцам военных.
Бой под Ирджаром и падение Ходжента сильно повлияли на эмира. В начале июня он освободил миссию Струве и отправил к Романовскому посольство, чтобы потребовать от генерала обещание, что он не будет предпринимать никаких дальнейших действий по захвату бухарских территорий. Романовский ответил, что для обсуждения условий мира в Ташкент прибудет его начальник, генерал-губернатор Оренбурга. А пока Романовский выдвинул четыре условия заключения мира. Бухара должна: признать все последние завоевания России и согласиться, что русско-бухарская граница проходит по Голодной степи и пустыне Кызылкум; снизить пошлины на русские товары до уровня пошлин на бухарские товары в России; предоставить полную свободу и безопасность всем русским подданным в Бухаре; выплатить контрибуцию, чтобы покрыть расходы по проведению последней кампании. Пункт о возмещении Романовский включил, чтобы в дальнейшем его можно было заменить другими, более необходимыми нуждами. Как условие для немедленного прекращения военных действий, Романовский потребовал освобождения всех русских торговцев и их товаров и пообещал ходатайствовать об освобождении бухарцев, арестованных в Оренбурге. Впоследствии Музаффар освободил русских торговцев в Бухаре и вернул им их товары.
Лето 1866 года не принесло значительных событий. Падение Ходжента положило конец военным столкновениям с Кокандом, владения которого теперь сократились до одной лишь Ферганской долины, хотя формальный договор о мире был заключен только в конце 1868 года. Мир с Бухарой сохранялся. Однако из России поступали грозные сигналы. В июле генерал Крыжановский, только что вернувшийся из Петербурга, написал Романовскому, выражая свое недовольство, как Романовский повел себя с эмиром, в особенности его прошением об освобождении бухарских торговцев, находившихся в Оренбурге. Крыжановсий советовал Романовскому «бить эмира, как вы делали это раньше, и предъявлять ему требования, ничего не уступая взамен».
Интересным побочным результатом миссии Струве стал меморандум, врученный генералу Романовскому 23 июля одним из членов миссии, подполковником А.И. Глуховским. Глуховской утверждал, что для того, чтобы сохранить Бухару и весь бассейн Амударьи недосягаемым для Англии и сделать последний надежным источником хлопка-сырца, необходимо поставить его под влияние России, причем добиваться этого он рекомендовал «самыми простыми и дешевыми средствами». Прямая аннексия и даже приведение Бухары к статусу вассального государства потребовали бы огромных затрат. Вместо этого Глуховской предлагал, чтобы Россия сделала Бухару своим «независимым союзником», лояльность которого можно гарантировать следующим способом. Россия оккупирует Джизак – ключ к долине Заравшан, обладание которым как опорным пунктом позволит ей оказывать непреодолимое влияние на Бухару; эмиру придаются четыре-пять отрядов русских солдат для защиты его от внутренних врагов; центральноазиатские ханства, расположенные до Амударьи, объединяются с Россией в рамках таможенного союза. Предложение Глуховского возложить на Бухару роль независимого, но подконтрольного союзника отражали тогдашние взгляды правительственных кругов, но их реализация оказалась далеко не такой простой и дешевой, как он предполагал.
В августе 1866 года генерал Крыжановский прибыл в Ташкент и объявил о присоединении к Российской империи этого города, а также района, расположенного на другой стороне Чирчика, и Ходжента. Война с Бухарой заставила Петербург отказаться от идеи независимого Ташкента. В конце месяца Романовский написал Музаффару, что Крыжановский ждет его в Ташкенте, имея все полномочия для заключения мира. Если эмир немедленно не отправит посланца для обсуждения условий мирного договора, Романовский угрожал возобновить военные действия. В соответствии с этим Музаффар в начале сентября отправил посольство в Ходжент с заявлением о своей полной готовности идти навстречу требованиям русских.
Условия мира, представленные бухарскому посланцу Крыжановским, были похожи на те, которые в начале года обсуждались Омском и Петербургом. Для защиты интересов русских торговцев в Бухаре должен находиться русский торговый представитель; российские подданные должны иметь право устраивать караван-сараи в любом городе ханства; русские торговцы должны платить те же пошлины, что и бухарцы; эмир должен навсегда отказаться от вмешательства в дела Коканда и выплатить контрибуцию в размере 100 000 тилл (примерно 400 000 рублей).
Несмотря на возражение бухарского посла, что у него нет полномочий соглашаться на контрибуцию, Крыжановский, верный собственному совету, который он дал в июле Романовскому, остался непреклонным. В мае Музаффар ничем не подкрепил своего согласия с предварительными условиями Романовского, а Крыжановский был лично оскорблен скудными подарками, присланными ему эмиром, и решил заставить Музаффара принять условия, захватив Ура-Тюбе и Джизак. 5 сентября он написал Милютину, что возобновляет военные действия против Бухары. Восемь дней спустя бухарскому послу сказали, что у эмира есть всего десять дней, чтобы заплатить контрибуцию, или он окажется перед лицом военных действий. Крыжановский знал, что за десять дней невозможно добраться из Ходжента до Бухары (более 300 миль), собрать такую большую сумму и вернуться назад. 20 сентября русские войска выступили из Ходжента, чтобы к тому моменту, когда 23-го истечет срок ультиматума, быть на бухарской границе.
В октябре русские войска взяли один за другим Ура-Тюбе, Джизак и Яны-Курган. В преддверии окончания сезона кампанию решили завершить, и генералы Крыжановский и Романовский вернулись в Ташкент. От Музаффара вестей не было, но вскоре после падения Джизака 18 октября беки из Шахрисабза попросили русских продолжить наступление на Бухару и заявили о своем желании сотрудничать.
1866 год принес русским новые значительные завоевания, но не принес в Центральную Азию мира и стабильности. Александр II и Горчаков не преминули выразить недовольство. В ноябре Милютин напомнил Крыжановскому, что «император не хотел новых завоеваний» и ждет возобновления мирных переговоров с Бухарой, «поскольку в нынешних условиях умиротворение на этой территории и возобновление торговли с нашими азиатскими соседями важнее, чем самые блестящие военные успехи, особенно если они требуют усиления наших войск и новых расходов из государственной казны». В следующем месяце события 1866 года получили критическую оценку в меморандуме Министерства иностранных дел: «Какими бы блестящими ни были успехи нашего оружия, с точки зрения политики они не достигли положительных результатов».
Проект договора 1867 г
В январе 1867 года Индия ответила отказом на призыв Музаффара помочь ему против России, поэтому в мае эмир отправил в Оренбург другого посла для возобновления мирных переговоров. Очевидно, его целью было добиться возвращения Ура-Тюбе и Джизака и признания границей левого берега Сырдарьи, а если это не получится, то, по крайней мере, выиграть время, чтобы подготовиться к возобновлению военных действий.
Пока в Оренбурге шли переговоры, Туркестанская область получила статус генерал-губернаторства, а Романовского сменил генерал К.П. Кауфман. Императорский указ от 17 июля давал Кауфману всю полноту власти «решать любые политические, пограничные и коммерческие вопросы, отправлять на сопредельные территории доверенных лиц для ведения переговоров и подписания соглашений, условий и административных положений, затрагивающих подданных обеих сторон». Император заранее брал на себя обязательство «одобрять все, что будет заключено и подписано на основании указанных выше полномочий». Назначение пришлось фон Кауфману по вкусу. Тщеславный и жаждавший личной славы новый генерал-губернатор наслаждался и сущностью, и преимуществами власти. Церемонное поведение и строгое соблюдение этикета, которым он себя окружил в Ташкенте, так поразило жителей Центральной Азии, что они прозвали его ярым-падишах (полуимператор).
Расхождение во мнениях между центральным правительством и командующими на местах никуда не делись. Генерал Мантейфель, принявший на себя обязанности правителя Туркестанской области после отзыва Романовского, убеждал продолжить наступление, но на этот раз на Самарканд. Стремоухов 29 июля ответил начальнику Генерального штаба графу Ф.Л. Гейдену возмущенным письмом: «Нам постоянно говорили, что различные пункты в Центральной Азии необходимы, чтобы укрепить нашу позицию и служить оплотом и бастионом для наших владений. Такими пунктами поочередно назывались Чимкент, Ташкент, Ходжент и Джизак, и теперь нам указывают на Самарканд… Постоянно говорилось, что ради славы России, ради поднятия ее престижа необходимо взять ту или иную твердыню или разгромить азиатские орды на поле боя. Твердыни были взяты одна за другой, орды наконец разгромлены, подходящие границы установлены, но потом неизбежно выяснялось, что не хватает еще одной твердыни, что нужна еще одна победа, что по-настоящему правильная граница проходит где-то дальше, что прошлые успехи подняли наш престиж недостаточно высоко. Вы, ваше сиятельство, справедливо согласитесь, что такому образу действий нужно наконец положить конец, поскольку он не согласуется ни с достоинством, ни с истинными интересами правительства». Этими словами, отвергая хорошо знакомые аргументы военных о стратегической необходимости, Стремоухов обращался к Горчакову и к императору.
Заняв свой пост, генерал Кауфман обратился к задаче заключения мира с Бухарой. Крыжановский доработал свои прежние сентябрьские мирные условия, превратив их в проект договора из десяти пунктов, получивший одобрение императора. Кауфман предложил несколько поправок, включая положение, что эмир должен поддерживать отношения с императором только через генерал-губернатора, находящегося в Ташкенте, и что Яны-Курган будет возвращен Бухаре. Крыжановский принял поправки и 14 сентября 1867 года подписал проект договора и передал его бухарскому послу, который с мая оставался в Оренбурге.
Согласно проекту договора, русско-бухарская граница устанавливалась между Джизаком и Яны-Курганом и оттуда шла на север к устью Сырдарьи. И Россия, и Бухара были обязаны поддерживать мир на границе, пресекая набеги на территорию соседа. Семь из двенадцати статей договора были направлены на то, чтобы открыть Бухару для русских торговцев, которые получали право торговать, размещать караван-сараи и держать торговых представителей на всей территории ханства, а также иметь и приобретать там недвижимое имущество, что подлежало согласованию с генерал-губернатором в Ташкенте. Русские должны были платить такие же торговые пошлины, как и бухарцы. Бухара была обязана защищать русские караваны от грабителей и предоставить генерал-губернатору исключительное право уголовной юрисдикции в отношении всех русских, находящихся на территории ханства. Несмотря на специально оговоренный запрет эмиру иметь дело непосредственно с правительством Российской империи, договор никоим образом не ущемлял бухарский суверенитет. Кауфман изложил свое мнение на этот счет в письме к Стремоухову, когда проект договора был передан бухарскому послу: «Некоторых пунктов мы вообще не касались. Например, я счел несвоевременным и излишним оговаривать, что эмир не должен без нашего согласия брать на себя никаких политических обязательств в отношении соседних ханств или других стран в целом. Это несвоевременно, поскольку выдало бы наши опасения по поводу любых центральноазиатских альянсов или даже вмешательства англичан; мы не должны, как мне кажется, обозначать свои, даже воображаемые, слабые места. Это было бы излишним, поскольку мы в любом случае будем не в состоянии воспользоваться этой статьей договора. Пусть эмир сам придет к заключению, что интересы его страны требуют тесного союза с Россией и что любое злонамеренное влияние извне на наши взаимоотношения непременно плохо отразится прежде всего на нем самом». Короче говоря, этот договор соответствовал линии Петербурга по защите интересов России в Бухаре без установления прямого русского контроля над ней. Посол эмира в Оренбурге подписал договор, и он был направлен для ратификации Музаффару.
Тем временем русско-бухарские отношения ухудшались. Эмир возобновил свои попытки создать коалицию, включающую Коканд, Хиву, Кашгар и Афганистан, за которой стояли бы Турция и Великобритания, но его предложения повсеместно были отвергнуты. Еще больше Бухара настроила Россию против себя, когда в начале сентября лейтенант Служенко и еще трое военных были захвачены между Чиназом и Джизаком бандой грабителей, которую сколотил приграничный бухарский бек. Служенко пытали, угрожали убить и в конце концов вынудили принять ислам и поступить на службу к эмиру в качестве военного инструктора. В ноябре набеги приграничных беков участились, а ответа от Музаффара на проект договора по-прежнему не было. В декабре в Ташкент наконец прибыл бухарский посол. Он не привез подписанного экземпляра договора, однако не привез и новых требований и соглашался со всем, что ему говорили. Очевидно, эмир снова тянул время. 19 декабря Кауфман написал Музаффару, призывая его ратифицировать договор и требуя немедленного освобождения Служенко и его товарищей. Готовясь окончательно рассчитаться с Бухарой, Кауфман прикрыл свои тылы, заключив мир с Кокандом. Торговое соглашение, которое он подписал 29 января 1868 года, было 13 февраля ратифицировано ханом Худояром.
Вторая бухарская кампания, 1868 г
Музаффар ад-Дин еще не оставил надежду сопротивляться русским и зимой 1867–1868 года ввел чрезвычайные военные налоги на торговцев и мулл. Однако страх перед повторением поражений 1866 года заставлял его медлить с началом военных действий. Его положение внутри страны тоже было не слишком надежным. В интересах большей централизации государства Музаффар, продолжая политику своего отца по ограничению активности узбекской аристократии, в результате оттолкнул ее от себя. Дополнительную ненависть вызывала его неспособность остановить волну наступления неверных. В начале 1868 года мусульманское духовенство потребовало начать войну, утверждая, что, если эмир взимает военный налог, он обязан драться. К началу марта многие беки и богатые купцы присоединили свои гол оса к призывам начать войну в защиту страны и веры. Музаффар по-прежнему колебался. 2 марта Кауфман получил письмо от бухарского кушбеги, содержащее информацию, что Служенко и его товарищи освобождены, но ничего не сообщавшее о положительном ответе по поводу проекта договора, отправленного в сентябре прошлого года. Кауфман, в свою очередь, освободил бухарского посла, который с декабря оставался в Ташкенте, в надежде, что договор вскоре будет ратифицирован. В конце марта бухарская партия войны, возглавляемая духовенством, воспользовалась отсутствием эмира в столице и объявила священную войну против России. В Самарканде муллы оказались настолько буйными, что командир гарнизона, беглый сибирский казак Осман, был вынужден призвать войска для наведения порядка. Когда Музаффар вернулся в столицу, он встретился с такой враждебностью, что ему пришлось ретироваться в Кермине и оттуда, уступив партии войны, объявить священную войну. Ташкент узнал об этих событиях 8 апреля.
Кауфман выехал на фронт и 1 мая нанес поражение бухарской армии. В тот же день он получил ответ эмира на проект договора. Ответ оказался неприемлемым. Адресованный лично императору договор был переписан так, что создавал видимость, будто Музаффар добровольно предоставляет русским желаемые уступки. 2 мая Кауфман занял Самарканд. Надеясь, что теперь эмир будет более сговорчив, Кауфман остановился там и 11 мая предложил следующие условия заключения мира: торговое соглашение из шести пунктов, практически идентичное заключенному в феврале с Кокандом и включавшее основные статьи из проекта договора 1867 года; передача русским самаркандского бекства; уплата возмещения военных расходов и признание права собственности России на все завоеванное ею в Бухарском ханстве, начиная с 1865 года. Таким образом, мирные условия 1868 года существенно отличались от проекта договора предыдущего года. Не упоминалось о праве русских подданных иметь и приобретать недвижимость в Бухаре, а также право экстерриториальной уголовной юстиции в отношении русских на территории ханства. Несмотря на то что Кауфман выбросил статью, предписывавшую эмиру вести все дела с Россией только через генерал-губернатора, она подразумевала широкие полномочия, которые Кауфман получил при назначении, и фактически применялась с 1865 года, когда Черняев сорвал попытку эмира отправить посольство в Петербург. Но самое важное изменение касалось русско-бухарской границы. Захватив Самарканд, Россия получила контроль над водами реки Заравшан, от которой зависела жизнь Бухары и таким образом обеспечила себе решающее влияние на политику ханства.
Вероятно, воодушевленный тем, что русское наступление остановилось, Музаффар не ответил на предложение Кауфмана. Вместо этого он обезглавил одного из двух персов, которые привезли это предложение, а другого бросил в колодец. 16 мая, когда истекал срок ультиматума о принятии условий мира, Кауфман продолжил наступление и захватил Каттакурган. Бухарским послам, прибывшим туда для встречи с ним, он сказал, что Бухара может либо заплатить контрибуцию в размере 1 150 000 тилл (4 600 000 рублей) за восемь лет, после чего Россия вернет Бухаре все, что было завоевано русскими от Яны-Кургана до Каттакургана, либо заплатить 125 000 тилл и признать все русские завоевания с 1865 года. 23 мая послы согласились на второй вариант, и их отпустили до 2 июня, когда они должны были вернуться и привезти первую часть возмещения в размере 10 000 тилл. Тем не менее бухарцы еще не были готовы прекратить борьбу. Они использовали перемирие, чтобы собрать свои силы, и 2 июня напали на русских в Зирабулаке, расположенном к западу от Каттакургана. Армия Музаффара была разгромлена, а одновременное подавление мятежа в Самарканде лишило Бухару последних надежд.
Договор 1868 г
Когда вести о поражении бухарцев достигли столицы ханства, вспыхнуло новое восстание, и эмир бежал в пустыню Кызылкум. Через три дня после того, как русские отошли в Самарканд, чтобы подавить мятеж, и в его владениях был восстановлен порядок, Музаффар явился в Кермине и решил прекратить борьбу. 10 июня его послы прибыли в Самарканд с приказом заключить мир. Спустя два дня из Кермине прибыл посланец, который привез от эмира документ о безусловной сдаче и его отречении, а также прошение, чтобы его принял Александр II, после чего он отправится паломником в Мекку.
Оккупация «благородной Бухары», религиозной столицы Центральной Азии, могла бы многократно повысить престиж России среди ее мусульманских подданных и соседей. Однако Кауфман оказался перед лицом не раз высказанного Петербургом возражения против новых территориальных завоеваний. Дополнительный вес этим возражениям придавало отсутствие достаточного количества войск для оккупации столицы ханства и в то же время адекватной защиты левого фланга русских, которую представлял Шахрисабз, где собрались все беки, недовольные эмиром и желавшие продолжать войну против России. С учетом антирусских настроений в Бухаре и неспокойного внутреннего положения в этой стране оккупацию оставшейся части ханства, вероятно, можно было осуществить только огромной ценой и большой кровью. Даже с помощью русских Музаффару потребовалось два года, чтобы восстановить контроль. При таких обстоятельствах он был, вероятно, самым надежным из возможных правителей Бухары, поскольку на нем лежала вина за поражения последних трех лет, и сохранение за ним шаткого трона полностью зависело от России. Продолжение его правления избавило бы Россию от бремени дополнительных финансовых и людских затрат, против которых были так твердо настроены император и Министерства финансов и иностранных дел. Желание избежать дипломатических проблем с Англией и одновременно, несомненно, содействовать осторожной политике правительства, вероятно, сыграло первостепенную роль в решении Кауфмана.
12 июня он ответил эмиру следующим образом: «Я никогда не имел намерений и не хотел уничтожать Бухарское ханство. Повторю то, что говорил раньше: цель моей работы – даже если эта работа война – это мир и спокойствие соседей России. Когда я могу обеспечить мир, я прекращаю военные действия». Кауфман отговорил эмира от безусловной сдачи его войск, напоминая, что они еще пригодятся для усмирения мятежных беков и враждебно настроенных членов его собственной семьи. Генерал-губернатор настаивал только на выполнении тех требований, которые он предъявил накануне сражения 2 июня. Он также не стал унижать эмира, вынуждая его лично явиться к завоевателю, как впоследствии был вынужден сделать хан Хивы. 18 июля в Карши Музаффар подписал условия мира, переданные ему в мае, и между Россией и Бухарой был установлен мир.
Вопреки уверениям советских историков, договор с Бухарой 1868 года никоим образом не ограничивал ее суверенитет. Сам договор был просто торговым соглашением и обеспечивал всего лишь доступ русских торговцев в Бухару на равных основаниях с местными купцами. Дополнительные условия мира определяли русско-бухарскую границу и возлагали на Бухару возмещение военных расходов русских. Единственным пунктом, вызывавшим некоторые сомнения по поводу суверенности Бухары, была первая статья секретного дополнения к договору, где значилось, что эмир платит контрибуцию «в знак искреннего желания жить в дружбе с Российской империей и получает протекцию от Его Величества Императора Всероссийского». Российская «протекция» не упоминалась как в самом договоре, так и где-либо еще.
Однако на практике Бухара, как и Коканд, во многом утратила независимость действий. Хотя ничто в их торговых соглашениях с Россией не ограничивало их независимость, на самом деле оба государства оказались во власти России. Бухару лишили средней и верхней части долины Заравшан, а Коканд оттеснили в Ферганскую долину. После десятилетий сопротивления Россия продемонстрировала, что может выдвигать этим государствам любые требования по своему желанию, и оба были насильственно открыты для русской торговли. Так в Бухаре зависимость эмира от России как единственного надежного источника поддержки против мятежных беков и враждебно настроенного духовенства сочеталась с русским контролем над водами реки Заравшан, что делало антирусскую политику чрезвычайно рискованной. Таким образом, Бухара вышла из войны 1865–1868 годов формально полностью суверенным государством, но теперь де-факто она зависела от Российской империи.