яти, с незапоминающимся лицом…
— Добрый вечер, Илья Степанович! — сказал он, встав у порога. Взгляд его мне не понравился. Так охотник смотрит на зайца, попавшего в силок. — Рад, что застал. Вы мне не звоните, пришлось самому…
— Че надо? — прервал я.
— Можно и покороче! — согласился он. Достал из кармана и положил на стол бумаги. — Подпишите, и я уйду. — Он добавил к бумагам ручку.
Я скосил взгляд — договор о продаже дома.
— Я не продаю!
— Надо, Илья Степанович! — сказал он голосом, каким мать уговаривает непослушного малыша. Да так, что тому становится ясно: в случае отказа он получит по попе — и больно!
— Шел бы ты!.. — Я приподнялся, но он опередил. Отпрыгнул назад и сунул руку под полу пиджака. В следующий миг в ней появился пистолет. Черный зрачок ствола смотрел мне в лицо. Дергаться было рискованно: он успевал выстрелить раньше.
— Подписывай! — велел он.
— А если нет?
— На договоре будут или твоя подпись, или твои мозги!
Оригинальностью мышления гость не страдал. Мог бы и посвежее придумать.
— Если на договоре будут мои мозги, — сказал я укоризненно, — кто ж его подпишет?
Он не принял шутки.
— Подписывай!
— Не буду!
Он вытянул руку с пистолетом. Лицо его посуровело — мог и не сдержаться.
— Если я подпишу, ты меня наверняка застрелишь: больше не нужен! — Я изо всех сил изображал обиду. — Оно мне надо? Если пришел убить, то стреляй сразу! И хрен тебе будет, а не моя подпись! Понял?
В глазах его мелькнуло понимание.
— Думаешь, мы бандиты? Вот! — На стол упал тяжелый конверт. — Миллион рублей! В десять раз больше, чем стоит твоя халупа! Подпиши — и миллион твой!
— Ага! Что помешает забрать деньги с трупа?
— Труп нужно прятать! — сказал он досадливо. — Это морока. Проще заплатить. Жаловаться ты не станешь: ни один суд не оспорит покупку по такой цене.
— Кто знает? — сказал я задумчиво.
— Торга не будет! — предупредил он. — Подписывай!
Я придвинул к себе бумаги и взял ручку.
— Да! — напомнил он. — Кольцо входит в стоимость сделки! — Он указал стволом на мою руку.
Он знал даже это, и я почувствовал себя беспомощным. Уже несколько минут мы разговаривали, причем громко, а Рика все не было. Неужели так крепко спит?
— Кольцо — память о дяде, оно не дорогое. — Я попытался сыграть дурачка.
— Сниму его с трупа! — посулил он.
Я снял кольцо, вздохнул и дважды черкнул внизу страниц. У меня оставался последний шанс — бумаги нужно забрать, для этого требовалось подойти к столу. Он предусмотрел это.
— К стене! — велел, указав пистолетом.
Я встал и отступил. Дверной проем в спальню был рядом. Можно попытаться… Нет, не получится! Он шагнул к столу, взял бумаги, скосил взгляд.
— Ах, ты! — Он швырнул бумаги на стол и замер. И правильно сделал. Секундой раньше я услышал шлепки босых ног, а затем дыхание у плеча. Я не видел, что происходило за моей спиной, но глаза незваного гостя сказали мне правду.
— Двенадцатый калибр, в стволе — картечь! — предупредил я. — Шевельнешься — голова на куски!
Он обмяк. Не каждый, даже сильный, мужик устоит перед наведенным в упор стволом. Для того нужно побывать под огнем — и не раз. Я шагнул и вырвал из вялой кисти пистолет. Попутно приложил гостя локтем в солнечное сплетение. Он охнул и сдулся. Сунув пистолет за пояс, я обыскал его. Оружия больше не оказалось, кроме запасной обоймы в кармане пиджака, плюс бумажник и документы. Оставив гостя хватать воздух ртом, я вернулся к столу и рассмотрел добычу. Первым делом пистолет. Это был «глок»! Я не поверил своим глазам и нашел среди документов разрешение на ношение оружия. Марка пистолета и номер совпали. Офигеть! Мало того, что сама игрушка стоит недешево, но получить на нее разрешение у нас! У незваного гостя имелись нешуточные связи. Я не удержался и разрядил оружие. Четырнадцать патронов в обойме, один в стволе. Плюс запасная обойма. Этот кабан шел ко мне, как на войну…
Я оглянулся. Рик, в трусах и майке, стоял у дверного проема, не отводя ствол ружья от налетчика. Я зарядил пистолет и кивнул гостю:
— Пошли!
— Илья Степанович! — Он облизал губы. — Надеюсь, вы не собираетесь?..
— Не собираюсь! — успокоил я. — Труп прятать — морока! Сам говорил…
Мы спустились в подвал, я открыл ворота, затем — проход. В Новом Свете царила ночь, но яркие звезды давали достаточно света. Он замер, не решаясь ступить в неведомое, я невежливо подтолкнул его стволом. Он засеменил по камням, спотыкаясь и махая руками, чтоб не упасть. Мы выбрались из расщелины, и я остановился. Он тоже.
— Это… — Он не решался спросить. — Это…
— Новый мир, Вадим Валерьевич! Хорошее место! Сколько трупов можно спрятать!
— Илья Степанович! — Он рухнул на колени. — Я умоляю вас! Мне приказали!.. — Он всхлипнул. — Смертью грозили. Пожалуйста!
— Нельзя заставить человека убивать, если он того сам не желает. Я вот не желаю. Идите себе! Хотите направо, хотите — налево, а нет — так прямо. Этот мир теперь ваш! Навсегда.
— Я…
— Тебе велели идти! Топай! Стрелять не стану.
Я повернулся и пошел обратно.
— Илья Степанович! — крикнул он вслед. — Здесь водятся дикие звери?
— Самый страшный зверь — человек! — просветил я и шагнул в проход…
Фура с лекарствами прибыла к полудню. Я взял накладную, расплатился с водителем и добавил к купюрам тысячу.
— За то, что посидишь в кабине. В зеркала не подсматривать! Там у тебя койка есть?
Он кивнул и полез в кабину. Я отворил ворота. Десяток подчиненных Ливенцова в рабочей одежде и шапочках, натянутых на уши, выстроились цепочкой и стали передавать коробки из рук в руки. После нападения очхи сохранение прохода в строгом секрете стало бессмысленным, я решил не таскать груз в одиночку. Рик в подвале держал проход открытым, а казаки по цепочке передавали лекарства в Новый мир. Я стоял с накладной, контролируя названия, количество и сроки годности. За этим и застала меня любопытная соседка.
— Это что? — поинтересовалась она, провожая взглядом уплывавшие коробки.
— Лекарства.
— Торгуешь?
— Выгодное дело!
— Да уж! — вздохнула она. — Цены-то какие! Полпенсии уходит!
Я остановил казака, вскрыл коробку и достал упаковку. Протянул Глафире:
— Подойдет?
— Мне — нет! — сказала она, разглядев название. — Но я знаю, кому в самый раз. Лекарство хорошее, она мне за него моих таблеток даст.
Соседка засеменила прочь, унося добычу. Вовремя. Вопросов, зачем я разгружаю лекарства здесь, где взял грузчиков, почему они так странно выглядят и как можно впихнуть содержимое фуры в тесный подвал, мне избежать удалось. Казаки закончили разгрузку, я закрыл ворота, отдал водителю накладную, он уехал. Мы с Риком собрали вещи, закрыли дом и юркнули в подвал…
— Мои люди ночью задержали человека, — сказал Ливенцов на другой стороне. — Говорит, что из Старого Света и привел его ты.
— Правду говорит! — подтвердил я и рассказал об инциденте. Предъявил «глок» и бумаги. Есаул развернул договор на покупку дома и захохотал.
— Ты чего? — удивился я.
— Вот! — Он ткнул пальцем в мою подпись.
«Х…й тебе!» — красовалось на бумаге.
— Между прочим, суд мог признать договор действительным, — заметил я. — Написано-то моей рукой! Что до выражений, то подписи у всех разные. Хорошо, что Зотов не адвокат. Что с ним будет?
— Нападение на проходчика по указу государя карается двадцатью годами каторги! Ходатайствовать о смягчении будешь?
— Нет.
— Значит, каторга, по отбытии — вечное поселение в Новом Свете. Обратной дороги для него нет. А вот это, — есаул спрятал бумаги в планшет, — доказательство.
Разобравшись с бумагами, есаул взял пистолет и стал его рассматривать. Извлек обойму, выщелкнул на ладонь патроны, оценил их количество и снова зарядил. Прикинул пистолет по руке. По лицу Гордея было видно, что ствол ему дьявольски нравится. Еще бы!
— Хорошее оружие! — заключил есаул, не выпуская «глок» из рук.
— Легкий, надежный, живучий, — подтвердил я. — Только патронов не достать! Тип «парабеллум», девять на девятнадцать, поставляются спецслужбам.
— На оружейной фабрике сделают по образцу, — сказал Ливенцов. — У нас это умеют.
— Тогда забирай!
Он смотрел на меня, колеблясь. Противоречивые чувства отражались на его лице.
«Да бери! — подумал я. — „Глок“ — отличная машинка, только куда мне с ним? В России спалимся, а здесь охраняют. Пользуйся моментом: на Кавказе ни за что не отдал бы!»
— Спасибо! — Гордей сунул пистолет в карман и смутился.
— Чем у вас занимаются каторжники? — спросил я, чтобы сгладить неловкость.
— Мостят булыжником мостовые.
— Ему полезно! — одобрил я.
Гордей засмеялся, я поддержал. Я не кровожадный человек, но жалости к пленнику не испытывал. Он бы меня не пожалел…
10
Его императорское величество Государь Новой России был высок и дороден телом. Обликом и манерами он напомнил мне российского государственного деятеля по имени Борис. Когда Алексей подошел ближе, впечатление подтвердилось. Заплывшие глаза, сизый нос, обрюзгшие щеки с частой сеткой капилляров — классические признаки давнего алкоголизма. Только Алексей начал раньше. За царем тянулось семейство: тощая жена с желчным лицом и четыре дочки, высокие, как отец, и тощие, как мать. Наследника трона у Алексея не имелось, по смерти царя страну ждал династический кризис. Новая Россия унаследовала от старой порядок престолонаследия, женщины в нем не котировались. Меня просветил на этот счет министр двора, сухонький, бойкий старичок, приехавший к Ливенцову назавтра после сражения. Он дотошно выспросил меня обо всем, просмотрел фильм по ноутбуку и спросил:
— Можно найти такой же, но с большим экраном?
— Разумеется! Но для фильмов лучше панель: плазменную или жидкокристаллическую — вот такую! — Я показал руками. — Только это не дешево.
— Купите! Самую большую. Не экономьте! Его величество скучает и оттого много пьет. Пусть отвлечется. Здесь не знают ваш кинематограф, а свой только зарождается. Снимают не больше десятка фильмов в год, да и те… — Он махнул рукой. — Разумеется, нужен подбор картин. Никакой распущенности! Церковь не одобряет разврата — митрополит у нас строг. Тысячи золотых рублей хватит?