Когда появилась САПР, конструкторы не бросились в ее объятия: кому охота перестраивать свое мышление, хоронить многолетние навыки? В новый отдел пришли только молодые. И не прогадали: вскоре у них было такое чувство, будто с телеги пересели на самолет.
Здесь тоже строят и разрушают конструкции, но не слышно ударов, не видно искореженного железа: САПР оперирует с математическими моделями автомобиля и его частей. Человек задает электронной машине условия испытания и вскоре видит результат. Обычно это цифры, однако для наглядности ЭВМ может и картинку нарисовать. Хотите – изобразит на листе бумаги автомобиль после наезда на препятствие. А на дисплее это же столкновение можно наблюдать, как в замедленном кино: видно, где возникла и как бежала по кузову уродливая волна деформации. Если разрушения опасны для водителя и пассажиров, конструктор усилит в математической модели кузова слабые места, прикажет компьютеру повторить испытание – и так до тех пор, пока не добьется своего.
ИНФОРМАЦИЯ КОМПЬЮТЕРА:
ТРАДИЦИОННЫМИ МЕТОДАМИ АВТОМОБИЛЬНЫЙ КУЗОВ ПРОЕКТИРУЮТ ПОЛТОРА-ДВА ГОДА. В УСЛОВИЯХ САПР НА ЭТУ РАБОТУ ТРЕБУЕТСЯ НЕ БОЛЬШЕ МЕСЯЦА.
Когда САПР выдаст комплект чертежей, по ним построят опытный автомобиль и... разобьют на полигоне о железобетонный блок. Зачем? Ведь математическая модель кузова уже испытана на столкновение с препятствием!
– Дело в том, что ни одна модель,– говорит Па-пашев,– не является абсолютно достоверной. В ее основе всегда лежат какие-то упрощения, допущения. Для проверки необходимо натурное испытание. Но только одно! Теперь мы разбиваем один кузов, а не пять, как бывало раньше.
САПР экономит время и труд конструкторов, испытателей, рабочих экспериментального цеха. И при этом безошибочно выполняет все расчеты, находит оптимальные решения. Познакомившись с ней, как-то странно входить в конструкторский зал: кажется, что из дня завтрашнего вернулся во вчерашний.
БАРЬЕР
Конструкторский зал «Коммунара» можно сравнить по длине с палубой океанского парохода. Посредине сквозной проход, а пространство слева и справа разгорожено канцелярскими шкафами на отсеки. В каждом отсеке пара кульманов и несколько письменных столов с ворохами бумаг. Шкафы до отказа набиты папками, а папки – опять же бумагами.
Чтобы оживить этот довольно унылый пейзаж, к задним стенкам шкафов прикноплены цветные репродукции. Хозяева отсеков подбирали их по своему вкусу, и выбор чрезвычайно широк – от «Гибели Помпеи» до Аллы Пугачевой в алой тунике.
Я ждал в одном из отсеков конструктора Гену. Его пиджак висел на спинке стула, а владельца где-то носило. От нечего делать я рассматривал волосатую пальму на тумбочке. «ПРОСЬБА НЕ РВАТЬ У ПАЛЬМЫ ВОЛОСЫ!» – восклицала табличка. Потом мой взгляд упал на загадочный черный предмет, которым были придавлены бумаги. По форме – вылитый нос, только здоровенный. Попробовал поднять и удивился: чугунный! Может, какая-нибудь статуя его потеряла, а Гена нашел? Но такие же носы лежали на многих столах в этом зале, и никто не обращал на них внимания.
Меня разобрало любопытство: для чего нужна эта штука? Прижимать бумаги? Слишком сложная форма. Делать производственную гимнастику? Не удержишь в руке... Можно спросить Гениного соседа, но он кричал в телефонную трубку: «Алло! Да! „Нефтеприбор“? Слушаю. Да. Нет. Значит, телеграмму такую мы не можем отправить. Почему? Потому что никто не дает согласия на такие ваши условия!..»
Наконец появился Гена с рулонами чертежей.
– Привет, старик! – сказал он бодро.– Не надоело постигать нашу жизнь?
– Не надоело. Скажи, будь любезен: что это за нос?
– Нос?!
– А как его величать?
– Мы говорим «крица». Так называли в старину полученный из чугуна кусок железа.
– Пусть будет крица. Для чего она тут?
– Это наша чертежная принадлежность.
– Ты серьезно?
– Вполне. Пошли покажу.
Гена привел меня к длинному чертежному столу, вроде того, который я видел в отделе САПР. Но не было самобеглых кареток с карандашом – здесь чертили вручную.
– Это плазовый стол,– сказал мой приятель.– Происхождение слова «плазовый» пусть объяснят тебе знатоки. По-моему, оно произошло от слова «ползать». Чертеж громадный, и конструктор, согнувшись пополам, почти что ползает по нему.
– Ну, а нос для чего? То есть крица?
– А ты представь себе, что на таком чертеже нужно провести длинную затейливую кривую. Подходящего лекала не найти. Тогда с помощью криц делают импровизированное лекало.
– Как?
– А вот так!
Гена расставил на плазовом столе несколько чугунных «носов», затем взял длинную гибкую рейку (гибче удочки!) и заложил ее в крючки-фиксаторы криц.
– Остается провести вдоль рейки нужную линию.
Это было сказано не без гордости, в явном расчете на мой восторг. Но я брякнул бестактно:
– Каменный век! Эх, надо было сначала тут побывать, а потом уже смотреть САПР...
Гена обиженно шевельнул усами:
– Далась вам, журналистам, эта САПР! Хочешь пари?
– Какое?
– Я берусь вычертить гайку на кульмане быстрее, чем Андрей получит ее на графопостроителе! Спорим? А? Ну, что же ты?!
Спорить я не стал. Пока Андрей втолкует компьютеру, что такое гайка, Гена, и правда, ее начертит. Но вторую, сотую, миллионную гайку компьютер изобразит моментально – хоть в том же самом масштабе, хоть в любом другом,– а мой бедный приятель будет рисовать каждую заново, с нуля. Так что напрасно он хорохорится.
И еще одно: чтобы делать такие гайки на станке с ЧПУ (числовым программным управлением), Гена понесет свой чертеж программисту в автоматно-механи-ческий цех. А САПРовский компьютер сам составит для станка программу изготовления гаек и выдаст ее в рабочей форме, на перфоленте.
Чтобы убедиться, где завтрашний день, а где вчерашний, можно даже не вникать в суть дела. Достаточно просто сравнить рабочие места Гены и Андрея.
У первого на столе вечная неразбериха. То и дело он роется в бумажных Эверестах, отыскивая какой-нибудь чертеж или расчет. «Зоя Ивановна, вы не видели кальку, которую принес Олег Хайруллович?» – «Нет, не видела. Может, ее сквозняком унесло?»
У Андрея вообще нет никаких бумаг, кроме рабочей тетради. Его не обступают пузатые шкафы с пожелтевшими от времени папками. Все архивные данные, которые могут ему когда-нибудь понадобиться, хранятся... в холодильнике. Не удивляйся: холодильник считается лучшим местом для хранения магнитных лент. Посмотрел бы я на Гену, если он попытается отыскать в своих папках информацию многолетней давности! А для Андрея нет проблем: установит ленту на компьютере, и тот сам найдет нужные данные (нужно только указать их код).
«Гибель Помпеи», звезда эстрады и пальма волосатая были бы совершенно неуместны в САПРовских залах, резали бы глаза. Здесь вообще нет лишних, необязательных предметов, а все то, что имеется, оформлено скромно и со вкусом (заслуга дизайнеров!). Обстановка влияет на рабочий настрой: Андрея ничто не отвлекает, а у Гены, по его собственному признанию, в голове чехарда.
Почему же Гена не идет за дисплей? Отчасти потому, что боязно. Двадцать лет лошадьми правил – и вдруг дают самолет! За уздечку его не дернешь, надо переучиваться. А в зрелые годы стать учеником не слишком приятно. «Досижу до пенсии на старом месте,– рассуждает Гена.– Авось, телега, то есть кульман, не скоро пойдет на слом».
И вот что тревожно: есть у него основания так думать! Руководители завода в большинстве своем отнеслись к САПР настороженно. Не отрицают, конечно, что это прогресс, но и не спешат делать на нее ставку. Логика простая, еще дедовская: «Тише едешь – дальше будешь...»
Не доверили САПРовцам по «ноль второму» серьезных работ, не захотели рисковать. Сказали: «Занимайтесь будущей, „ноль шестой“ моделью!» Они занимаются. Рассчитывают на пополнение своих малочисленных рядов, но пока тщетно: 98 процентов конструкторов остаются за кульманами.
Это и есть так называемый психологический барьер на пути новой техники. Непонимание, недоверие, нежелание расставаться со старыми привычками и преимуществами – вот три камня преткновения, лежащие в его основе.
Подобные барьеры существовали во все времена. В истории техники много тому примеров. Когда Джордж Стефенсон спроектировал первую железную дорогу, английское правительство, не доверяя паровозам, всерьез рассматривало вопрос о том, чтобы пустить поезда под парусами. Братья Райт третий год поднимались в небо на своем самолете, построенном в велосипедной мастерской, а американская пресса об этом молчала (единственную заметку поместил журнал для пчеловодов). Да и сам автомобиль с большим трудом завоевывал права и признание. В конце прошлого века редкий извозчик согласился бы стать шофером...
Рано или поздно барьер с треском ломается, и тогда громким хором звучат голоса: «Прекрасное новшество! Как мы только без него обходились!» Впрочем, известны люди, сопротивлявшиеся техническому прогрессу до конца. В их числе был житель Милана Джузеппе Питти, ярый противник автомобилей. Чтобы помешать их распространению в родном городе, он завещал все свое состояние – полтора миллиона лир – трем последним извозчикам. Что же они сделали, получив наследство? Сразу купили по автомобилю...
Наш девиз – ускорение научно-технического прогресса. Мы не можем ждать, пока психологические барьеры обветшают и рухнут,– надо их преодолевать. Не случайно в школах появился новый предмет: «Информатика и вычислительная техника». Это идет наступление на компьютерную безграмотность. Стране нужна трудовая смена, которая знает новую технику и понимает, что на «телеге» ручного труда далеко не уедешь.
Ох, все-таки не прав мой Гена – не обойтись ему без дисплея! Я бы на его месте переучился, пока не поздно. Брал бы пример с Папашева. Олег Хайрул-лович на «Коммунаре» один из самых энергичных сторонников САПР. В ее залах он проводит больше времени, чем в своем кабинете заместителя главного конструктора.