Мама наконец насытилась, оглянулась, подумав, а накормили ли ее погонщиков, которые остались с табуном, но сомневаться в этом было глупо, конечно, накормили, и конечно, спать устроят не намного хуже, чем Винторука, например. Расовая дискриминация была в Храме невозможна.
– Ладно, потрепались, – мама налила себе кружку с компотом из каких-то ягод, отхлебнула. – Теперь давай о деле. Все-таки каково это – выхаживать гигантов?
Ростик, стараясь не вдаваться в подробности, рассказал ей, что эти самые гиганты не слишком вылупляются из автоклавов, если их не ждать, как любимого ребенка. И чуть подробнее пояснил, что значит находиться в Гулливере или в Левиафане. Мама пригладила волосы.
– А как это сказывается на человеческой психике? – Она налила еще компоту. – Ты пойми, я не из любопытства спрашиваю.
– Понимаю. – Ростик подумал. – Отношение к нашей пище меняется, оценка расстояний плывет… И представление о времени, особенно у Лео. Еще органы чувств потом приходится приводить в норму, иногда насильственно, через медитирование. Пожалуй, следует признать, разбалтывается пластика, даже к ходьбе приходится привыкать заново.
– Я тебя про психику спрашивала.
– Мам, человеческое сознание, как мне теперь кажется, очень стабильно, привыкает к любому посреднику и переорганизовывает все чувства, которые получает из мира гигант, в привычные для нас ощущения. Да, нагрузка на психику немного… иная, скажем так, когда в гиганте находишься. Но в целом все по-прежнему.
– Это у тебя так ловко все получилось, – мама впервые за все время, пока она была тут, нахмурилась. Видимо, эта идея давно не давала ей покоя. – А обычные ребята… В общем, я считаю, что с ними не все смогут работать. – Она даже компот отставила. – Лучше всего это получится у тех, кто по разным причинам может быть недоволен своим человеческим телом… Да, такие могут встраиваться в этих чудовищ с меньшими проблемами.
– Уродов, что ли, искать? – спросила Роса.
– Уродство рождает патологии, поэтому неполноценные не подойдут. Нужны те, кто понимает эту неполноценность, но остается в основе своей нормальным и активным. Ведь человеческая норма – быть активным.
– БабТая, – одним словом обратился к ней Гаврила, – философствуешь, однако.
– Правильно, – слегка печально отозвался Ростик. – Я сам над этим думал… Формулировал иначе, но выводы – те же.
– Я рада, – мама окинула Гаврилку взглядом, в котором мелькнуло любопытство, перевела свои лучащиеся глаза на Ростика, – что ты не зашоренный, как башмак.
– Обязательно лошадиные выражения использовать? – буркнул Гаврила.
– К тому же, – осторожненько добавила Роса, приходя на помощь брату, – шоры на башмаки не надевают.
Мама тут же сграбастала глазастую внучку и с силой прижала к себе, та даже пискнула. Ростик ухмыльнулся так, что Винрадка мигом просияла, только тогда стало заметно, насколько она нервничала во время разговора. Рост ей для верности подмигнул, аймихоша слегка удивилась, но неумело попробовала подмигнуть в ответ.
– Мам, а помнишь, у меня конь был, когда мы с Кимом и Квадратным впервые на юг отправились?
– Эх ты, наездник… Виконтом его звали. – Мама снова подтащила к себе кружку, выпила чуть не треть одним махом. – Кстати, если бы не он, не было бы у нас поголовья. Отличным он производителем оказался, с него все и пошло. – Вдруг она посмотрела на Ростика, склонив голову, словно размышляя, говорить ли ему, о чем она подумала. – Только вот что… Несколько лет назад, когда мы еще ограждения не умели как следует ставить, у нас с десяток трехлеток убежало в степь… Или их бакумуры ночью пугнули, а никто и не заметил. Они иногда это умеют.
– Как Ждо? – деловито спросил Ростик.
– Да, примерно. И представь себе, этих вот диких мустангов развелось… Мы пробовали их отлавливать, хотя они и не скаковые, потому что мелковаты. Но самое интересное, эти мустанги с нашими спариваться отказываются.
– Почему?
– Не могу знать, ваше благородие, – мама опять погладила Росу, уже соизмеряя свои силы и девчоночью хрупкость внучки. – Но подозреваю, что они… может быть, мутировали. Хотя это по-прежнему один вид, и спаривание в принципе возможно.
– Может, не хотят они, – серьезно подсказала Роса.
– А что это значит с высоты твоей коннезаводческой философии? – спросил Рост.
Мама вдруг стала очень серьезной.
– А то, сын, что, может быть, очень скоро мы столкнемся и с мутацией людей, причем в ту сторону, какую не способны даже предвидеть.
Как-то разом все принялись укладываться спать. Разумеется, сначала отправили по спальням детей, причем Гаврила дольше всех выражал неудовольствие, но все-таки подчинился. Чем его подкупила мама или что она вздумала ему объяснять, пошептавшись в углу, было непонятно.
Рост довольно скоро остался с Винторуком. Тот как сидел, так и остался на своей табуретке. Рост посмотрел на него, уже в который раз удивился тому, как в этой волосатой физиономии вдруг стала проступать значимость лет и жизненного опыта.
Внезапно волосатик отвернулся, и лишь спустя пару мгновений Ростику стало ясно, что он не отвернулся, а разглядывает что-то под факелом, который освещал дверь в темную теперь кухню. И из этой тьмы что-то шагнуло… Нет, это был не один аглор, а несколько. Ростик даже удивился тому, что раньше не воспринимал их.
Скрипнула лавка, Бастен откинул капюшон. Так же поступили Ихи-вара и Зули. Вот ее-то Ростик не ожидал тут увидеть, он полагал, что она по-прежнему находится в южных степях или на корабле с пурпурными, который стоял в горном озере.
– Не ожидал, – проговорил он.
– А твой Гаврил, – Бастен как-то иначе произнес это имя, но, может быть, так оно звучало на едином, – нас все время видел. Я за ним замечаю эту особенность.
– Он вообще толковый юноша, – добавила Ихи-вара, – поговорить с ним бывает интересно.
– Ихи, ты же по-русски… не то чтобы очень.
– Говорить на едином мальчику трудно, но понять его можно, – фыркнула Зули. – Совсем ты мало с детьми бываешь, Рост-люд.
– Он тот, кто не должен воспитывать сыновей иначе, – уронил Бастен, – кроме как своим примером.
Фраза была не слишком вразумительной, но Ростик решил, что давно не говорил на едином, поэтому немного отстает. Этот дефект следовало бы исправить.
– Так у нас в роду, наверное, повелось. – Аглоры молчали, хотя Ростик не сомневался, что появились они не зря, что-то удумали, о чем-то хотят сообщить или от чего-то отговорить. – Вы ведь не просто так… меня подстерегли?
– Не просто, – согласилась Ихи-вара, она вообще, кажется, и была зачинщицей этого разговора. Почему Ростику так показалось, он не знал.
– Продолжай, пожалуйста.
– У нас есть легенда, что мы – ученики такого же… Зевса, какой теперь есть у вас, людей. – Ихи-вара чуть сжала зубы, словно боролась, например, с острым желанием накинуть капюшон, чтобы никто не видел ее лица.
– Да ну? – произнес Ростик, чтобы она не замолчала, показывая, как такое сообщение ему важно дослушать до конца.
– Даже наши мечи – его оружие.
Вот это было уже не слишком понятно. У невидимок были и пушки, и пистолеты, и много другого разного, но… Они предпочитали холодное оружие, даже какие-то метательные стрелки использовали или пластины с остро заточенными краями. В этом было что-то от присущей аглорам силы и неуязвимости. Вернее, попытки постоянно узнавать, как далеко эта неуязвимость простирается, где она отказывает, и можно ли продвинуть ее еще хотя бы чуть дальше.
– У нас есть еще легенда, когда воин рождается, его можно сразу окунуть в то, что составляет твою кабину в Гулливере или в новом, плавающем по морям звере. – Ихи-вара мельком окинула взглядом Бастена, но тот помогать ей не собирался, терпеливо ждал, что будет дальше. – Тогда мальчик или девочка привыкает к обращению с… гигантом, – это слово она произнесла по-русски, – с младенчества.
Кажется, Ростик начал понимать. Но все в нем поднялось против такого вовлечения детей в проблемы взрослых, ведь дети, что ни говори, а созданы, чтобы самостоятельно искать пути в этом мире и сделать этот мир иным, нежели он был до них. Иначе не стоило и вкладывать в освоение этого мира столько сил и стараний и жервовать жизнями людей, которые погибли, возможно, ради этого же.
– На это мы не пойдем.
– Жаль, со временем они могут превратиться в более совершенных бойцов, чем вы сейчас.
– Я не представляю, как можно отнять у ребенка родителей и сделать из него…
– А есть ли выбор? – спросила Ихи-вара. – Мы наблюдаем, что скоро грянут очень трудные времена.
Да, с этими прирожденными бойцами следовало как-то иначе. И Ростик почти на ощупь попробовал иначе.
– Мы еще толком не научились обращаться с гигантами, мы не научились… обихаживать их. Но мы непременно научимся. И попутно поймем, по какому принципу для них следует выбирать наездников. Надеюсь, пока эти страшные времена, которые вы предчувствуете, не наступили, у нас есть… выбор.
– Наши дети, общаясь с твоими детьми, Рост-люд, делаются немного похожими на них. – Зули была слегка рассержена, Ростик понял это по тому, как у нее подрагивала бровь. – Может быть, тогда имеет смысл подумать над тем, чтобы сажать в гигантов… кого-нибудь из наших подростков?
– Зули, друг по оружию, – эту формулу Ростик забыл, но теперь вспомнил и использовал, кажется, удачно, ведь Зули спасла ему жизнь во время атаки на Валламахиси, да и он там не оплошал, тоже ее спас, хотя шансов на это было маловато, – вы как племя, аглоры, бойцы в нузах, сильны и умелы в привычном для вас бою. Жалко будет, если таких ценных бойцов мы станем использовать в гигантах, где, может быть, вполне подойдут менее умелые от природы солдаты. Выигрыш от того, что мы научим обращаться с ними людей, будет гораздо значительнее.
– Звучит разумно, – кивнула Ихи-вара. – Но не думай, что это будет легко. У тебя, Рост-люд, это получилось, потому что ты… Как мне кажется, ты универсальный. Не надейся, что среди вас, людей, таких окажется достаточное количество.