СРЕДИЗЕМНЫЕ МОРЯ И СРЕДИМОРСКИЕ ЗЕМЛИ
ГЛАВА 21ПОЧЕМУ СМЕЩАЛИСЬ ЦЕНТРЫ МИРОВОГО РАЗВИТИЯ?
Как мы помним из школьной программы, после изучения древней истории, после Вавилона и Ассирии, Индии и Китая, в которой счет шел на тысячелетия и сотни веков, мы начинали изучать историю древних греков и древних римлян, в которой значение приобретали отдельные года и даже дни. Освещая все подробнее отдельные отрезки времени, мировая история одновременно все больше повествовала о событиях, происходивших в Европе. Казалось, что после возникновения Афин и Рима история стала вершиться лишь на юге и западе Европы, требуя внимания ко все более и более мелким деталям. В то же время получалось, что в это время в Африке и Азии уже ничего существенного не происходило. Более того, если некоторые события происходили в Африке и Азии, то лишь в связи с появлением там европейцев. Египет, Индия, Персия, Парфия, страны арабских халифатов упоминались на страницах учебников в связи с походами Александра Македонского, римских императоров и крестоносцев на Восток. В дальнейшем Азия, Африка и Америка представлялись в учебнике лишь по мере их *‘открытия» жителями Западной Европы.
Впечатление о том, что Западная и Южная Европа являются главной сценой мировой истории, сложилось у жителей этих регионов еще в далекой древности. Правда, между ними не было согласия относительно того, в какой части Европы находится авансцена мирового театра. Для обоснования своих претензий на выдающееся место Западной и Южной Европы обычно использовались географические доводы.
Еще Аристотель исходил из того, что оптимальное развитие общества может быть достигнуто лишь в условиях умеренного климата. Такой климат, по его мнению, имелся только в его родной Элладе. Философ считал, что «живущие в холодном климате Европы сильны духом, но им недостает ума и ловкости; поэтому они сохраняют относительную свободу, но у них нет политической организации и они не способны управлять другими людьми. И то же время жители Азии умны и изобретательны, но они слабы духом, а поэтому они всегда находятся в состоянии подчинения и рабства». Древнегреческий ученый полагал, что лишь его соотечественники, представители «эллинской расы», живущие между азиатами и северными народами Европы, «представляют собой среднее по характеру, обладая и умом, и сильным духом».
По мнению же Шарля де Монтескье, умеренным климатом можно было считать тот, который характерен для западной части Европы, но никак не для ее южной или ее восточной части. Преимущества климата Западной Европы по сравнению с Южной французский философ видел в том, что здесь погода холоднее. {Как уже говорилось выше, он верил, что развитию стран благоприятствует холодный климат.) «Мы уже сказали, — подчеркивал Монтескье, — что чрезмерная жара подрывает силы и бодрость людей и что холодный климат придает уму и телу известную силу, которая делает людей способными к действиям продолжительным, трудным, великим и отважным… Не надо удивляться, что малодушие народов жаркого климата почти всегда приводило их к рабству, между тем как мужество народов холодного климата сохраняло за ними свободу».
С другой стороны, французский философ считал, что климат Западной Европы теплее, чем в ее восточной части (например, в «Московском государстве»), что также ставило ее в более выгодное положение. Казалось бы, это противоречило его убеждению о пользе холодного климата. Из справедливого наблюдения относительно того, что климат Восточной Европы и Северной Азии намного холоднее, чем в Западной Европе, Монтескье делал иной вывод. Замечая, что Азия «совершенно не имеет умеренного пояса и ее страны, расположенные в очень холодном климате, непосредственно соприкасаются с теми, которые находятся в климате очень жарком, каковы Турция, Персия, Китай, Корея, Япония и государство Могола», Монтескье приходил к следующему выводу: «В Азии… народы воинственные, храбрые и деятельные непосредственно соприкасаются с народами изнежен-ними, ленивыми и робкими, поэтому один из них неизбежно становится завоевателем, а другой — завоеванным».
В то время как «в Европе… умеренный климат весьма обширен; и хотя он охватывает страны с весьма различными климатами, например, Испанию с Италией и Норвегию со Швецией, однако так как климат становится более холодным от юга к северу лишь постепенно, почти пропорционально широте каждой страны, то каждая страна по своему климату весьма сходна с соседней; в этом отношении там не встречается резких различий». В результате этого «в Европе… народы не противостоят друг другу как сильный сильному; те, которые соприкасаются друг с другом, почти равно мужественны. Вот где великая причина слабости Азии и силы Европы, свободы Европы и рабства Азии».
В то же время из всех европейских стран Монтескье отдавал первенство скандинавским за их роль в прогрессе мировой цивилизации. Он называл их «фабрикой орудий, которыми сокрушают выкованные на юге цепи. Здесь образуются те мощные народы, которые выступают из своей страны, чтобы уничтожать тиранов и рабов».
В своих гипотетических построениях Монтескье опирался на ряд неоспоримых фактов, подтверждавших стимулирующий эффект холода на развитие цивилизаций и в то же время свидетельствующих о пользе умеренного климата. И все же его умозаключения были уязвимы для критики. Во-первых, философ игнорировал всю историю войн и рабовладения в Европе, которая дает немало примеров того, как одни европейские народы порабощали другие не в меньшей степени, чем в странах Азии.
Во-вторых, доводы Монтескье не позволяли понять, почему страны, расположенные там, где, по его мнению, была изнеживающая жара, в течение нескольких тысячелетий являлись лидерами цивилизованного мира. В-третьих, неясно, почему центр мирового развития сначала сместился не на север Европы, который, по его мнению, играл исключительную роль в развитии человечества, а оказался на крайнем юге Европы, на ее средиземноморском побережье, где летом стоит жара, точно такая же, как и в близлежащей Турции.
Через пару веков вывод Монтескье о смещении цивилизации в сторону холодного климата поддержал Э. Хантингтон. Правда, в отличие от французского философа американский ученый ссылался не на закаливающее воздействие холода, а на стимулирование холодным климатом изобретений по сохранению тепла. Хантингтон полагал, что уже изобретение огня способствовало разделению человечество на тех, кто использовали огонь, и тех, Кто обходились без огня. Помимо очевидных преимуществ от тепла, пользователи огня, по мнению Хантингтона, ״размножались быстрее, чем другие. С помощью огня некоторые из них могли Переместиться в земли с более холодным климатом, куда не могли последовать за ними те, кто не знал огня, потому что там им было дискомфортно. Так совершался миграционный отбор. На новых землях люди более умные и компетентные могли вступать в брак только между собой… Таким образом на новых землях развивался новый, более умный тип человека, а культура этих мест достигала более высокого уровня».
В дальнейшем люди совершенствовали приспособления по сохранению огня и отоплению жилых помещений. Эго позволяло им продвигаться все дальше и дальше на север, где для выживания требовалась защита от холода. Отмечая, что в Египте и многих других первых цивилизованных странах не требовалось разводить огонь внутри дома для согревания помещений, Э. Хантингтон указывает, что ״греки научились делать что-то вроде каминов, хотя они еще не знали дымоходных труб». Видимо, по мнению Хантингтона, изобретатели каминов были умнее тех, кто не сумел их изобрести, и они закрепляли свое интеллектуальное преимущество, вступая в брак с другими пользователями каминов. Следуя этой логике, можно предположить, что в дальнейшем еще большим интеллектом обладали изобретатели дымоходов, центрального отопления и так далее, которые активно размножались все в более и более северных широтах. Хотя трудно усомниться в том, что жизнь в условиях сурового климата стимулировала изобретательность людей, вряд ли есть основания предполагать, что изобретения все более совершенных способов отопления были подобны эволюционным изменениям в организме, вроде появления ног у бивших рыб, которые закреплялись в генетическом коде.
Очевидно, чувствуя несовершенство своей гипотезы, в которой истопник превращался в главную фигуру мирового прогресса и биологической эволюции, Хантингтон обратил внимание на другой фактор, который, по его мнению, сыграл не меньшую роль в развитии мировой цивилизации. Сопоставляя уровни развития различных стран мира с самыми разными показателями природных условий в этих странах, ученый обратил внимание на поразительное совпадение: чем выше был уровень развития, тем чаще в этой стране происходили грозы и штормы.
Объясняя это обстоятельство, Хантингтон приводил многочисленные данные, свидетельствующие о том, что воздух, наэлектризованный грозами и штормами, существенно усиливает интеллектуальную деятельность. Во время сильных бурь, доказывал Хантингтон, повышались оценки студентов, сдававших экзамены. В месяцы, когда больше гроз или свирепствуют штормы, увеличивается количество посетителей библиотек, обладателей патентов на изобретения. При прочих равных условиях в различных регионах США эти и другие показатели интеллектуальной активности выше там, где бывает больше гроз и бурь.
В подтверждение этих замечаний Хантингтон приводил карты, на которых были изображены регионы мира, в наибольшей степени подверженные циклонам, бурям и грозам. Их пределы в основном совпадали с границами наиболее богатых стран середины XX века. Первым таким регионом является часть Западной Европы от Ирландии и Великобритании, центральная и северная часть Франции, Бельгия, Голландия, Дания, Германия и западная Польша. Второй регион включает в себя восточные штаты США и южную Канаду от Галифакса и Милуоки до восточного Техаса, исключая Флориду. Третий регион — Япония. Четвертый расположен между 30-м и 40-м градусами южной широты ка восточном побережье Южной Америки от южных границ Бразилии и включает Уругвай и северную часть Аргентины. Пятый регион включает небольшую часть Австралии от Сиднея до Мельбурна и большую часть Новой Зеландии. Вывод Хантингтона таков: цивилизации движутся не только в сторону холода, но также туда, где бушуют бури и штормы.
Возможно, эти наблюдения имеют под собой реальную почву, но нет никаких оснований утверждать, что в регионах, где чаше. идут грозы и свирепствуют бури, циклоны и ураганы, рождаются более умные люди. Иначе все наиболее значительные открытия человечества и первые цивилизации возникли бы в этих краях, а не там, где они появились на самом деле. Однако ни один из этих регионов не сыграл никакой роли на первых этапах истории цивилизаций.
Впрочем, Монтескье также, кажется, понимал уязвимость тезиса о положительном влиянии холода на прогресс цивилизации, а потому он привлек другие доводы для объяснения успехов Европы в развитии цивилизации. Он уверял, что рельеф Европы благоприятствует развитию более совершенного общественного строя. Монтескье писал: «В Азии всегда были обширные империи… Дело к том, что в известной нам Азии равнины гораздо обширнее (то есть чем в Европе. — Прим. авт.) и она разрезана горами и морями на более крупные области; а поскольку она расположена южнее, то ее источники скорее иссякают, горы менее покрыты снегом и не очень многоводные реки составляют легкие преграды. Поэтому власть в Азии должна быть всегда деспотической, и если бы там не было такого крайнего рабства, то в ней очень скоро произошло бы разделение на мелкие государства, несовместимое, однако, с естественным разделением страны».
Не считал Монтескье благоприятными для развития совершенного общественного строя и рельеф Африки и Америки. «Африка лежит в климате, сходном с климатом южной Азии, и находится в таком же рабстве. Америка, опустошенная и вновь населенная народами Европы и Африки, не может еще в настоящее время проявить собственного духа; но все, что мы знаем о ее древней истории, вполне согласуется с нашими основными положениями».
Европейский же рельеф, по оценке Монтескье, мешал созданию крупных империй на этом континенте. Он утверждал, что здесь империи «никогда не могли удержаться… В Европе в силу ее естественного разделения образовалось несколько государств средней величины, где правление, основанное на законах, не только не оказывается вредным для прочности государства, но, напротив, настолько благоприятно в этом отношении, что государство, лишенное такого правления, приходит в упадок и становится слабее других».
Идею о том, что европейский континент наилучшим образом подходил дня развития цивилизаций, развил впоследствии Георг Гегель. Он полагал, что характер и степень цивилизованного развития народов мира предопределена формами тех континентов, на которых они сложились.
Отметив в своей «Философии духа», что «Америка представляет собой только общее различие севера и юга с совсем узкой полосой, соединяющей собой обе крайности», Гегель считал, что вследствие такой формы континента «первоначальные обитатели Америки… представляют собой слабое, исчезающее племя».
По мнению Гегеля, «Африка, взятая в целом, представляет собой сплошное единство данной массы, горный хребет, замкнутый в своих берегах». Поэтому, полагал великий немецкий диалектик, дух народов «черного континента» «еще дремлет, остаётся погруженным в себя, совершенно Не прогрессирует и, таким образом, вполне соответствует компактной неразличенной массе африканской земли». Вследствие этого, по мнению философа, «негров следует рассматривать как младенческую нацию, не выходящую еще из состояния незаинтересованной и чуждой всяких интересов непосредственности».
Констатируя, что азиатский материк, «являет собой противоположность высокого плоскогорья и больших долин, орошенных широкими реками», Гегель объявил, что «Азия представляет собой как в физическом, так и в духовном отношении момент противоположности… Дух, с одной стороны, отрывается здесь от природы, с другой, снова впадает в природность». Поэтому, полагал диалектик, «человек здесь еще не может прийти к сознанию своей личности, не имеет еще в свой индивидуальности никакой ценности и никакого оправдания, — ни у индийцев, ни у китайцев; эти последние без всякого колебания бросают или даже убивают своих детей».
Исходя из того, что в Европе «горы и долины не примыкают, как в Азии, друг к другу, как две большие половины этой части света, но повсюду проникают друг в друга», Гегель заключил, что европейский континент «представляет собой единство упомянутого неразличенного единства Африки и ничем неопосредованной противоположности Азии». Благодаря этому, считал германский ученый муж, «европейский дух противопоставляет себе мир, освобождается от него, но снова снимает эту противоположность, возвращает обратно в себя, в свою простоту, свое другое, многообразное». Вследствие этого в Европе «господствует бесконечное стремление к знанию, чуждое другим расам».
Несмотря на высокий авторитет Гегеля, вряд ли можно согласиться с его утверждением о том, что определенные расы живут лишь в пределах «своих» континентов. Не менее сомнительны его положения о связях, которые якобы существуют между уровнем развития рас и очертаниями континентов. Кроме того, германский философ допускал заметные упрощения в описании геофизических свойств материков и большую вольность в изображении нравов и духовных качеств народов Азии, Европы, Америки и Африки. Не было у него и оснований полагать, что особенности строения европейского полуострова Евразии способствовали «бесконечному стремлению к знанию», якобы «чуждому другим расам». Вопреки рассуждениям Гегеля, не в Европе, а на землях Африки и Азии родились первые цивилизации, в которых проявлялось «стремление к знанию».
В то же время Гегель справедливо обратил внимание на роль изрезанной береговой линии Европы в развитии этого субконтинента Евразии. Впоследствии на это обстоятельство обратил внимание ряд исследователей.
Существенным недостатком вышеприведенных версий является то, что они скорее подгоняли определенные географические условия Европы (умеренный климат, отсутствие обширных равнин, изрезанное морское побережье) для объяснения того, почему здесь цивилизация стала активно развиваться и достигла высокого уровня. По этой причине эти объяснения не могли быть точными и игнорировали последовательность исторических событий. Монтескье и Гегель исходили из того, что в Европе цивилизация обрела свое постоянное место пребывания после мучительных поисков Земли Обетованной. Вместе с тем оба философа совершенно справедливо отмечали сдвиг центров развитая из более южных широт на север и к изрезанному морскому побережью.
Выбор цивилизациями более холодного воздуха и изрезанной береговой линии был, по мнению немецкого ученого Бетгннгера, следствием последовательного покорения людьми водной стихии. Ученый увязал распространение цивилизации не столько с температурой воздуха или свойствами континентальной массы, сколько с особенностями водной среды. Следуя реальным событиям истории, Бетгангер обратил внимание на то, что распространению цивилизации по Европе предшествовало ее развитие в бассейне Средиземного моря на берегах не только Европы, но также Азин и Африки. Он писал: «Средиземное море послужило той Промежуточной географической средой, где произошел переход древних речных цивилизаций, речного культурного мира… к океаническому периоду наших дней».
Эту идею развил Лев Мечников. Распределив историческое развитие человечества по периодам и эпохам он, вслед за периодом древних речных цивилизаций, выделил «средиземноморский период», состоящий из 25 веков. За начало этого периода он принял основание африканского города Карфаген.
Этот период он разделил на две эпохи. Первая — это «эпоха Средиземного моря, во времена которой главные очаги культуры одновременно или поочередно представлены крупными олигархическими государствами — Финишей, Карфагеном, Грецией и, наконец, Римом при цезарях, вплоть до Константина Великого». Не ограничиваясь повторением идеи Бетгингера, Мечников предложил вторую эпоху, связанную с выходом цивилизации за пределы Средиземного моря. Эта «эпоха морская, начинающаяся со времени основания Византии (Константинополя), когда в орбиту цивилизации втягиваются Черное, а затем Балтийское моря. Эта эпоха охватывает весь период средних веков».
Эти версии выгодно отличались от предыдущих. Во-первых, они основывались на реальных событиях, не пытаясь доказать, что целью исторического развития человечества было его прибытие на европейскую почву. Во-вторых, Беттингер и Мечников пытались увидеть в средиземноморском периоде необходимое звено в закономерном процессе освоения людьми планеты. Л. Мечников так объяснял последовательность в сменах периодов развития: «Капризное на первый взгляд и случайное передвижение центра цивилизации из одной страны в другую в разные эпохи, изменение в течение истории, культурные ценности различных географических областей в действительности представляются явлениями строго закономерными и подчиненными порядку. Географическая среда эволюционирует во времени, она расширяется вместе с прогрессом цивилизации. Ограниченная в начале исторического периода не особенно обширными бассейнами больших рек…. эта среда в известный момент охватывает побережья внутренних морей, а затем распространяется на океаны, охватывая мало-помалу все обитаемые области земного шара».
Б то же время гипотеза Беттингера-Мечникова оставляла некоторые вопросы открытыми. Во-первых, она не помогала увидеть принципиальное отличие между освоением рек и покорением морей. Использование рек людьми было связано в первую очередь с новым способом получения продуктов питания. Освоение же морей лишь отчасти было связано с расширением рыболовства, которое возникло задолго до создания морских государств. Эта гипотеза не объясняла, какие качественные преимущества получали люди, поставившие под свой контроль морские пути, а, стало быть, позволяла усомниться, действительно ли центры мирового развития сместились в Карфаген, Финикию, Грецию, Рим.
Во-вторых, ограничивая регион действия Средиземным морем, эта гипотеза не объясняла, почему это море сыграло главную роль в человеческой истории.
Все вышеприведенные версии справедливо обращали внимание на смешение центров мирового развития в Западную Европу и Средиземноморье, но они противоречили друг другу. Кроме того, в них было немало уязвимых мест и они не позволяли получить убедительные объяснения, почему так произошло. Да и так ли это было на самом деле?
ГЛАВА 22КАК СТАТЬ ЗЕМНОВОДНЫМ
Постепенно расширяя свои пределы, цивилизация, сложившаяся на центральной магистрали, приблизилась к морским побережьям, к пульсирующей границе «вода-суша», сыгравшей особую роль в развитии жизни на планете и появлении «разумного человека». Население приморий жило в постоянном контакте с морем, подчинялось его «пульсирующим» ритмам, стремилось воспользоваться его дарами и понемногу выходило на морской простор.
Покорение моря началось еще во времена каменного века, когда люди приступили к завоеванию природной среды, покинутой миллионы лет назад водоплавающими предками сухопутных животных. Задолго до создания первых цивилизаций люди заселили малые и большие острова, а также Австралию. Мореплавание служило естественным продолжением речного судоходства, поскольку реки, по течению которых сложились крупные державы, впадали в моря.
Уже в III тысячелетии до н. э. Шумер вел морскую торговлю с Бахрейнскими островами, Египтом, странами Африки. По Средиземному и Красному морям в Египет доставляли множество товаров из далеких стран. Сами египетские суда сооружались из ливанского кедра и африканского черного дерева, доставлявшихся по морю. Египтяне совершали далекие путешествия вдоль берегов Африки.
Однако для первых цивилизованных держав мореходство не стало главным средством сообщения. Их географическими осями развития и основными транспортными артериями были древние сухопутные магистрали, дополненные реками. Морские маршруты стали лишь удобными, но вспомогательными дорогами. Древние египтяне и шумеры совершали длительные морские переходы, но это не было регулярно и не привело к созданию заморских поселений. Крупные морские порты на побережье Египта (в частности, в Александрии) возникли уже во времена упадка этой страны и после ее оккупации Александром Македонским.
Освоение морских просторов стало делом народов, живших на островах и континентальных побережьях Средиземного моря. Покорение морей требовало особых человеческих качеств. Путешествия по морю были, по крайней мере, настолько же опаснее, чем переезды по реке, насколько самое узкое море шире самой широкой реки. Гроза на реке, от которой можно было укрыться на берегу, становилась в бескрайнем море смертельной опасностью. Спокойная морская гладь могла в считанные минуты превратиться в цепи водяных валов, каждый из которых мог сокрушить судно. Попутный легкий ветерок мог внезапно стихнуть и обернуться яростным штормом. Морские течения были загадочнее и непредсказуемее, чем течения рек. Переменчивая стихия делала жизнь мореплавателей и жителей приморского побережья гораздо менее устойчивой по сравнению с жизнью сухопутных людей. Они прекрасно знали то, что было известно одному из героев «Одиссеи», который говорил: «Нет ничего, утверждаю, сильней и губительней моря; крепость и самого бодрого мужа оно сокрушает».
Сознание постоянной опасности требовало от тружеников моря пребывания в состоянии повышенной мобилизованности. Море развивало наблюдательность, смекалку, сноровку, умение быстро принимать правильные решения и четко выполнять их. Победа над морем давалась лишь сильным духом. Первыми мореходами становились более смелые, мыслящие остро и реалистично, предприимчивые, изобретательные, инициативные, свободолюбивые. От наличия таких качеств зависела выживаемость мореходных народов.
Жизнь на пульсирующей границе «вода-суша» требовала от людей «земноводности», то есть умения перемещаться по воде с такой же легкостью, как по суше. Чтобы стать «земноводным», вовсе не обязательно обрести жабры, подобно Ихтиандру из романа А. Беляева. Людям достаточно научиться управлять центром тяжести своего тела и учитывать его измененный в воде вес, чтобы удерживать равновесие. Мореплавание же требовало создания таких судов, которые могли бы удерживать равновесие в воде в течение продолжительного времени и перемещаться в желаемом направлении на большие расстояния.
Благодаря кораблестроению и мореходству люди обрели возможность регулярно курсировать по морям, перевозя все более крупные грузы. Миф о создании ковчега, на котором люди смогли сохранить элементарную основу ноосферы и биосферы во время всемирного потопа, отразил их способность воссоздавать на морском судне микромир земной суши и перемещать его по поверхности моря. По своему научно-техническому и хозяйственному значению это было равносильно открытию земледелия и скотоводства.
Осознание своей победы над природной стихией отразилось и в мифах мореходных народов. Герои греческих мифов побеждали зверолюдей, олицетворявших силы необузданной природы: Персей убивал Медузу, Тесей побеждал Минотавра, Геракл одолевал кентавров, Одиссей побеждал циклопа Полифема, любимого сына морского бога Посейдона. Герои бросали вызов силам природы и стоявшим за ними божествам, но нередко сами боги морских народов обретали человеческие черты и приходили на помощь людям.
Победители морской стихии в конце XIII века до н. э. образовали союз племен Средиземноморья, в который входили жители Сардинии, Малой Азии, филистимляне, этруски, ахейцы, данайцы и другие. Египтяне назвали этот союз «народами моря». Эти смелые и предприимчивые люди освоили самые передовые методы ведения боя и использовали самую передовую военную технику. Считается, что филистимляне и другие «народы моря» впервые использовали боевое железное оружие, что позволило им одерживать победы над войсками Финикии, Египта, державы Хеттов. Свои первые удары они нанесли по хеттам. Полагают, что события, описанные в «Илиаде» — это один из эпизодов борьбы ахейцев и данайцев против державы Хеттов. В конечном счете «народы моря» сумели разгромить это могущественное государство. «Народы моря» даже предпринимали попытки покорить Египет в конце XIII и начале XII века до н. э.
Однако обладая выдающимися способностями, «народы моря»‘ играли на сцене древней цивилизации лишь те же роли, которые были отведены историей кочевникам. Они могли стать разрушителями древних стран, затем осесть на их развалинах и постепенно стать лояльными жителями цивилизованного мира. Иных мест в цивилизованном мире для них не было. Более того, удобных мест становилось все меньше по мере экспансии великих держав. Египет, Ассирия и другие государства не только захватывали земли, населенные малыми народами, но и брали в плен целые народы, отрывая их от своей земли и своих занятий.
Например, результатом порабощения Иудеи халдеями и выселения иудеев в Вавилон было их рассеяние (диаспора). Однако пленные и изгоняемые с насиженных мест народы искали новые территориальные и социальные ниши в цивилизованном мире. Как отмечалось в статье «Евреи» в первом издании «Большой советской энциклопедии» 1932 года (в дальнейшем эта статья, в которой обстоятельно изложена длинная и сложная история еврейского народа, будет обозначена аббревиатурой «БСЭ»), «часть изгнанников, принадлежавшая к торговой буржуазии, только выиграла от этого, так как получила возможность расширить поле своей деятельности; представители иудейской буржуазии быстро богатели, и некоторые из них скоро заняли место в первых рядах вавилонской буржуазии».
В период же персидского владычества многие иудеи вернулись из вавилонского плена в Иерусалим. Как отмечалось в той же статье) «организация теократической общины с центром в Иерусалиме отвечала также и интересам иудейской буржуазии рассеяния, которая создала под эгидой иерусалимской теократии свой деловой центр; праздничные съезды в Иерусалиме три раза в год, особенно весной и осенью, были вместе с тем и торговыми съездами иудейской буржуазии. С течением времени иерусалимское жречество также собирало в казне храма большие капиталы, которые пускались в оборот, и иерусалимский храм тоже был Вовлечен в орбиту спекулятивной деятельности».
Схожая судьба постигла и финикийцев. Бесконечные войны Египта и других стран, в ходе которых участники конфликтов покоряли Финикию, буквально вытеснили финикийцев в море и обрекли их на мореплавание. Мореходство стало основным делом и государств бассейна Эгейского моря, оказавшихся на периферии великих держав.
Было ли это дело столь же прибыльным, как и для тех иудейских пленников Вавилона, которые стали заниматься торговлей и ростовщичеством? Как известно, в Финикии не было крупных рек, в поймах которых могло бы развиваться высокопродуктивное земледелие. Страна постоянно подвергалась нашествиям великих держав и кочевых народов. И тем не менее ее города сравнительно быстро оправлялись от вражеских разорений и являлись одними из наиболее богатых в цивилизованном мире.
Не слишком была благоприятна для ведения высокопродуктивного сельского хозяйства и природа на землях Эгейского моря, где сложилась крито-микенская культура. Там не было ни полноводных рек, ни возможности создать разветвленную оросительную систему. Плодородной земли здесь сравнительно мало. Однако на Крите, других островах, а также полуостровах Эгейского моря были сооружены грандиозные дворцы, в которых до сих пор обнаруживают свидетельства былой роскоши. Здесь в III–II тысячелетиях до н. э. сложилась одна из наиболее развитых цивилизаций. Казалось бы, за счет чего же так разбогатели Финикия и страны крито-микенской культуры?
Уже в древности люди знали, что море содержит немало полезного для их существования. Недаром Гомер постоянно говорил о «рыбообильном» море. Однако кроме рыболовства и охоты люди не знали иных способов извлечения прибыли из моря. Лишь в конце XX века люди стали постепенно переходить к более основательному использованию морских сокровищ. До этого только писатели-фантасты и просто фантазеры различных стран мира обращали внимание на то, какие возможности открываются перед человечеством, если оно займется растениеводством и скотоводством на морях планеты.
Еще в 1930-е годы создатель образа человека-амфибии советский писатель-фантаст Александр Беляев в своем романе «Подводные земледельцы» живописал фермы по выращиванию морской капусты и других полезных растений на дне моря. Позже английский писатель-фантаст Артур Кларк сочинил роман, в котором люди управляют стадами специально выращиваемых рыб, китов, дельфинов.
В начале 1960-х годов в адрес ряда научных и государственных учреждений нашей страны стали поступать увесистые бандероли из города Красноярска. Получатели обнаруживали в посылках сочинение некоего Куценко с неоригинальным названием «Моя борьба». Автор доказывал, что все проблемы человечества можно было бы без труда разрешить, если бы люди обратили внимание на те возможности, которые открываются, если использовать поверхности морей для сельскохозяйственного производства. Куценко предлагал сооружать плоты, на которых можно было сажать овощи, а затем пускать эти плавающие огороды по морям. Пока плоты плавают, освещаемые солнцем и орошаемые дождями, на них будут созревать капуста, морковь и многое другое. Людям останется лишь время от времени собирать с плавающих грядок обильные урожаи. Автор этой идеи считал, что строительство огородных плотов гораздо выгоднее обычных способов выращивания овощей, оно поможет решить продовольственные проблемы во всех странах мира и приведет к установлению всеобщего мира. Несколько позже нашелся писатель-фантаст, который извлек практическую пользу из проекта Куценко: на основе идеи красноярского прожектера он создал неплохо продававшийся роман. Его действие развертывалось на огородах, плававших среди морских волн.
Однако за несколько столетий до начала христианской эры люди не разрабатывали смелых проектов создания подводных или надводных ферм по выращиванию морских растений или животных, не помышляли об обуздании энергии морских приливов или использовании богатств морского шельфа. В ту пору люди помимо ловли рыб умели лишь поверхностно использовать море в буквальном смысле этого слова: они осваивали морскую поверхность. И все же оказалось, что умение переправляться по морю может приносить не меньшие плоды, чем те, что сулили фантасты и прожектеры XX века.
Мореплаватели каменного века, как правило, ограничивались осторожными передвижениями на своих простеньких судах вдоль морских побережий, не рискуя удаляться далеко от суши. Поэтому первые освоенные ими моря были теми, вокруг которых можно было объехать, не теряя из виду землю. Таким морем было Средиземное. Такими же были и моря, являвшиеся заливами Средиземного моря: Лигурийское, Адриатическое, Тирренское моря. Одним из наиболее удобных для мореплавания был залив Средиземного моря — Эгейское море. Полуострова или острова Эгейского моря расположены в пределах видимости друг от друга. «Моряки в Эгейском море никогда не теряли из вида землю, даже если их путь лежал от берегов Европы к побережью Малой Азии», — отмечается в «ВИ».
Для мореплавателей поверхность моря, замкнутого среди суши, казалась ограниченной и почти идеально ровной двумерной плоскостью, на которой были применимы правила геометрии. (О. Шпенглер имел все основания говорить о «плоскостном» мировосприятии древних греков и ведущей роли эвклидовой геометрии в их мироощущении.) Пределами моря, замкнутого Среди суши, служили лишь его берега, а его поверхность служила бескрайней дорогой, по которой можно было перемещаться в любом направлении. Люди могли избирать наиболее короткие пути к намеченной цели. Путешествуя по морской воде, можно было идти прямым путем к острову, или срезать дорогу к полуострову, выступавшему в море, или пересекать морской бассейн кратчайшим путем, достигая противоположного берега. Преодолев морской простор, они могли оказаться на другом континенте и таким образом совершить «пересадку» с одной сухопутной магистрали на другую. Перемещение по морской плоскости было связано с существенной экономией физических сил по сравнению с передвижением по сухопутной поверхности, а также с несомненными энергетическими выгодами.
По этой причине передвижения по морям стали исключительно удобными Для торговли. Товары, произведенные на одном отрезке цивилизационного пояса, могли быть перемещены на другой, или с одной трансконтинентальной магистрали на другую по морю. Так торговцы избегали тягот и опасностей, ожидавших их во время сухопутных переходов и переездов по реке. Предметы, подобные которым не существовали в данной местности и не производились местными умельцами; становились более доступными благодаря морю. Прибыль от морской торговли могла быть многократно больше, чем от сухопутной или речной.
Постепенно страны морской окраины заняли удобную нишу в цивилизованном мире, став посредниками в транзитной морской торговле. Их суда перевозили серебро, свинец и железо из Малой Азии, медь с Кипра, гончарные изделия из Крита и городов микенской культуры. Значительное место в транзитной торговле Финикии занимала работорговля.
Мореплаватели, имея возможность выйти за пределы цивилизованного мира, расширяли его. Они нередко попадали в страны либо необитаемые, либо заселенные нецивилизованными народами, которых существенно опережали в технике, особенно в военной. Поэтому они могли без труда брать под свой контроль Побережье любого моря, постепенно удаляясь от сухопутной трансконтинентальной магистрали. Начиная с VIII века до н. э. по всему побережью Средиземного моря создавались колонии Финикии. Почти одновременно такие же колонии основали их греческие конкуренты. Впоследствии греческие колонии возникли и на побережьях Черного и Азовского модой, которые, как и Средиземное, были почти полностью окружены сушей.
Схематическое изображение греческих колоний напоминало Платону лягушек, сидевших по краю пруда. Правда, скромные «лягушачьи» размеры отдельных колоний Греции, а также Финикии и других стран не позволяли оценить их совокупный вес в цивилизованном мере. Между тем насколько общая линия побережья Средиземного моря больше длины любой доки, впадающей в это море, настолько же размеры колоний морских государств превышали размеры любого государства, сложившегося в долине одной, даже крупной реки. Народы-мореплаватели создавали вдали от древних государств по побережью Средиземноморья новые цивилизации.
Финикийские и греческие колонисты Северной Африки, Сицилии, юга Италии, Причерноморья, Приазовья возделывали землю и пасли скот, оттуда вывозили в Финикию и Грецию зерно и другие продукты. Морские торговые города превращали целые регионы в свою деревню, а их жителей в рабов, занятых сельскохозяйственным трудом. Одновременно морские государства вели разработку месторождений полезных ископаемых в своих колониях.
Хотя многие переселенцы их Финикии и Греции занимались в колониях земледелием, скотоводством и ремеслами, то есть теми же занятиями, что и в своих родных городах, колонии не только расширили территориальную и социальную нишу цивилизованного мира для населения приморской периферии. Захват приморской полосы Средиземного, Черного и других морей позволял перестроить отношения между цивилизацией и остальной ноосферой. Прежняя граница между цивилизованным и нецивилизованным миром находилась в состоянии неустойчивого равновесия. Порой она служила зоной торгового контакта между цивилизованным миром и остальной ноосферой. Иногда она становилась фронтом наступления цивилизации, когда оседлые народы захватывали земли кочевников и превращали последних в своих рабов. Наконец, эта же граница превращалась в передовую линию орд кочевников, вторгавшихся в цивилизованные страны. Колонии на побережьях Средиземного и других морей позволяли цивилизованным странам существенно увеличить возможности для наступления на остальную ноосферу, свести к минимуму возможности для их успешной контратаки и сделать для них намного прибыльнее условия торговли. Каким же образом?
Во-первых, колонии представляли собой выдвинутую вперед передовую линию цивилизации, расположенную далеко от метрополии. Если степные кочевники могли в любой удобный для них момент атаковать речную долину, то для нападения на города Финикии и Греции кочевые народы Западного Средиземноморья, Причерноморья или Северной Африки должны были иметь мощный флот и долго плыть, прежде чем достичь цели. Во-вторых, сравнительно небольшие колонии не создавали столь мощное поле притяжения, как огромная сухопутная держава, а потому обычно не провоцировали нашествия огромных армий кочевых народов. В-третьих, защитить сравнительно небольшую колонию, расположенную на полуострове или острове, было неизмеримо легче, чем огромную страну, растянувшуюся длинной полосой вдоль речной долины. Как правило, заморские колонии Финикии и Греции представляли собой города-крепости, постоянно готовые к бою. В-четвертых, при создании колоний греки и финикийцы руководствовались иными соображениями, чем создатели сухопутных цивилизаций. В последнем случае люди прежде всего заботились о том, насколько земля будет удобна для ведения хозяйства, а затем уже о том, как ее защитить от нападений кочевников или как осуществлять экспансию против них. Колонии же создавались прежде всего как опорные пункты наступления (военного или торгового) против нецивилизованных народов. Инициатива в выборе наиболее удобных направлений и методов наступления, а также систем обороны принадлежала колонизаторам.
Все эти обстоятельства позволяли морским странам превратить свои колонии в атакующий фронт цивилизации против нецивилизованных народов. Создав широкий фронт наступления на остальную ноосферу, морские страны могли теперь активнее захватывать земли, тем самым решая проблему перенаселения и продовольственного обеспечения. Для захвата рабов им не надо было осуществлять дорогостоящие военные походы. Взяв под контроль все побережья ближних морей, они могли заниматься порабощением людей регулярно, выбирая место и время набегов по своему усмотрению. Как свидетельствует «Одиссея», похищение людей и превращение их в рабов стало для финикийцев и греков таким же привычным к постоянным делом, как и морская торговля.
Наконец, превращение торговли в морскую сделало ее значительно прибыльней. По этой причине морская торговля сильнее, чем сухопутная, стимулировала развитие производство изделий на продажу. Как отмечал К. Маркс, «развитие торговли и торгового капитала повсюду развивает производство в направлении меновой стоимости, увеличивает его. размеры, делает его более разнообразным, придает ему космополитический характер, развивает деньги во всемирные деньги…В Коринфе и в других греческих городах Европы и Малой Азии развитие торговли сопровождалось высоким развитием промыслов». Морская торговля поощряла самые разнообразные ремесла: гончарное дело в городах Эгейского моря, производство стеклянных изделий и тканей в Финикии и т. д. Продажа этих товаров приносила немалые прибыли приморским городам и способствовала их обогащению.
Древние мореходы получали невиданные прежде возможности захватывать удобные земли на побережьях средиземных морей, превращать их в пашни и пастбища, а местное население — в своих рабов. Море не стало пашней, а морские маршруты — бороздами, в которые бросали товары (разве только в случае кораблекрушений), но мореплавание позволяло тем, кто умел переправлять товарные изделия и рабов через морские просторы, собирать баснословные урожаи.
ГЛАВА 23ГДЕ НАХОДЯТСЯ СРЕДИМОРСКИЕ ЗЕМЛИ?
Появление морских государств изменило отношения внутри ноосферы. Эти страны стали новым звеном в механизме, с помощью которого распространялась цивилизация по планете. Устройство этого «звена» существенно отличало его от остальных цивилизованных стран. Если бы Платон был знаком с современными моделями строения атомов, то он не стал бы сравнивать средиземноморский мир с прудом, по краям которого уселись лягушки. Он мог бы найти в колониях сходство с электронами, а их размещение по побережью уподобил бы электронной оболочке. Он мог бы увидеть в Средиземном море, контролировавшемся греками и финикийцами, поле внутриатомных сил. Он мог бы изобразить города Греции и Финикии в виде атомных ядер, удерживающих силы внутриатомного притяжения.
Мощные внутриатомные силы не только удерживали «электронную оболочку», но и притягивали к «атомному ядру» все, находившееся в его «поле». Сходство морских государств с атомными структурами позволяет увидеть их глубокие отличия от механического устройства сухопутных государств, образовавшихся на осях древних дорог. Войны против своих соседей и торговля с ними занимали значительное место в деятельности сухопутных цивилизаций, но их главным источником жизнеобеспечения являлось сельское хозяйство, которое было организовано на участках древних звериных троп или вблизи от них. Хотя сельское хозяйство, которым занимались крестьяне Греции и Финикии, удовлетворяло многие потребности местного населения, главным источником жизнеобеспечения этих стран являлось мореходство. Через морские просторы в эти государства поступали товары, рабы и аккумулированная энергия торговых прибылей.
«Атомные ядра» этих государств формировались на землях, которые оказывались на пересечении морских маршрутов. Здесь концентрировалась энергия морских коммуникаций. Если для охотников самыми желанными были места охоты, для земледельцев — места плодородной почвы вблизи реки, то для мореходов наиболее удобными были острова и полуострова, они служили станциями на морских дорогах. Их можно назвать «средиморскими землями».
Между Средиземным и Эгейским морями средиморское положение занимает южная часть Балканского полуострова и Пелопоннес, а также многочисленные острова, включая Крит. Средиморское положение в Эгейском море занимают и многочисленные острова и полуострова Греции. Одиссей, оказавшись в Итаке, сначала не узнал родную землю: «Остров ли это гористый иль в море входящий, высокий берег земли матерой, покровенной крутыми горами?» И все же с первого взгляда Одиссею было ясно, что он либо на острове, либо на полуострове, почти со всех сторон окруженном морем: ничего иного он не смог бы найти в знакомом ему Эгейском море.
Средиморской можно считать и окруженную с трех сторон морями Малую Азию. Средиморскими являются и многочисленные полуострова Малой Азии.
Защищенные со всех сторон на острове или почти со всех сторон на полуострове волной стихией, средиморские земли превращались в крепости, неуязвимые для сухопутных врагов. В то же Время обитатели этих средиморских крепостей могли атаковать любую прибрежную страну, в том числе и могучую континентальную державу. Такой морской крепостью был крупнейший город Финикии — Тир (или Цур, по-финикийски «скала»). Он состоял из двух частей — поселения на материке и поселения на острове, отделенного от материка узким проливом. Во время нашествий все жители города спасались на островной части. Воду им доставляли кораблями. Хорошо защищенный Тир был неприступен для врагов, не имевших флота.
Пока путешествия по морям совершались вдоль их берегов, любой полуостров или прибрежный остров мог стать центром развивавшихся морских связей. На этом этапе даже такой небольшой остров, на котором был расположен город Тир, мог сыграть видную роль в развитии морских государств. По этим же причинам развивались поселения, возникшие на выдающемся в Средиземное море берегу Киренаикн (Кирена, Апполония и другие). Эти же причины объясняли возвышение Масилии (затем Марселя), расположенной на южном берегу нынешней франции, который выступает в Средиземное море.
По мере же того как торговые маршруты стали пересекать моря, ведущую роль стали играть те острова или полуострова, которые были расположены посреди них. Чем ближе средиморские острова или полуострова были расположены к центру моря, тем в большей степени они собирали на своих землях энергию, перемещавшуюся по морским путям. При этом чем крупнее были эти средиморские земли, тем больше была вероятность их превращения в самые сильные государства этого региона. Для мореходов центр Средиземноморского бассейна смещался по мере его освоения. Пока наиболее освоенным морем было Эгейское, наиболее развитыми были острова и полуострова этого моря и прилегавшей к ней части Средиземного моря. Не случайно самый крупный остров этого региона Крит стал местом создания могучего государства.
В ходе освоения морских путей центральными средиморскими землями становились те острова и полуострова, которые находились посреди этих путей. Освоение бассейна Черного моря привело к тому, что полуостров Малая Азия, а также полуострова Дарданелы и Босфора стали играть ключевую роль. На полуострове, расположенном на азиатском берегу вблизи от входа в Дарданеллы, выросла легендарная Троя. Ключевое положение Босфорского пролива в морских маршрутах между Черным и Средиземным морями обеспечило в последующем расцвет Константинополя, расположенного на европейском полуострове, отделенном Босфором от Азии.
По мере освоения Черного моря главной средиморской землей в этом бассейне стал полуостров Крым, а после проникновения судов в Азовское море в средиземном Азово-Черноморском бассейне важными средиморскими землями стали Керченский полуостров Крыма и Таманский полуостров. Удобное расположение этих земель для морских путей обусловило появление здесь греческих колоний, а затем Босфорского царства.
В Средиземном море постепенно возрастало значение островов, расположенных посреди этого морского бассейна. Поэтому остров Сицилия и Апеннинский полуостров, находящиеся посреди Средиземного моря, стали играть ключевую роль в развитии этого региона. По этой же причине возвысился и Карфаген, выросший на выдающейся в море северо-восточной части нынешнего Туниса.
На средиморских землях являлись торговые города. Конечно, они возникали еще на заре цивилизации, а некоторые из них (например, Ашшур) создавали свои колонии далеко за своими пределами, но морская торговля значительно усилила процесс урбанизации. В прибрежных городах аккумулировалась энергия товаров, перемещавшихся по морским путям. Рост товарного производства и развитие промыслов, работавших на рынок, способствовал отделению городской промышленности от земледелия и ускоренному развитию городов. К. Маркс подчеркивал: «Связь торговли с городским развитием и, с другой стороны; обусловленность последнего торговлею понятны таким образом сами собою».
Каждый средиморский город был самостоятельным государством со своей спецификой развития и со своими особыми интересами, нередко вступавшими в конфликт с интересами других городов. У финикийцев не было даже понятий, обозначавших общность их страны и народа. Каждый из них осознавал себя лишь жителем того или иного города. Являясь центральным ядром структуры, подобной атому, средиморские государства не могли сплотиться вокруг единой оси, как державы, которые складывались на основе сухопутных магистралей и речных долин. Шпенглер не очень погрешил против истины, так охарактеризовав отношения среди морских государств: «Мы обнаруживаем там крохотные города, политические атомы, расположенные длинной вереницей на островах и побережье, каждый ревниво существующий сам по себе и все же вечно нуждающийся в опоре, замкнутые И капризные до карикатуры, толкаемые то туда, то сюда бесплановыми, беспорядочными событиями античной истории». Лишь Олимпиады служили причиной для временного прекращения, один раз в четыре года военных действий между греческими городами, и лишь персидская угроза смогла их временно объединить для совместных действий.
Разъединенность «атомарных» средиморских государств, различия в уровне их развития, резкие перемены в их положении в зависимости от состояния торговой конъюнктуры и превратностей тогдашнего мореходства не позволяли им создать жесткие и однообразные общественные структуры, подобные тем, что существовали в сухопутных державах. За несколько столетий истории морских государств в них возникли самые разнообразные формы социальных отношений, политической организации и системы правления. Общим для них было лишь наличие общественной кооперации и специализации, построенных на социальном и классовом неравенстве, как и в остальных цивилизованных странах мира.
Хотя в средиморских странах рабовладение получило более широкое распространение по сравнению с речными державами, их, как и сухопутные государства, вряд ли можно всех огульно Называть «рабовладельческими». Степень распространения рабовладения отличалась от страны к стране, от города к городу. 6 ряде крупных городов Финикии и Греции (Афины, Коринф и другие) рабство было больше распространено, чем в остальных морских странах и городах. Даже в Римской державе рабство было распространено лишь в сферах производства, связанных с торговлей, и в сельскохозяйственных имениях наиболее богатых людей. В то же время основная продукция сельского хозяйства и ремесел в Римской державе производилась не рабами, а свободными людьми.
Характер отношений между рабами и рабовладельцами также был неодинаков. Так положение раба в Афинах было гораздо лучше, чем в других городах Эллады: он мог сам изыскивать себе способы обогащения, в этом античном городе было запрещено бить раба на улице во избежание ошибки, потому что по своему внешнему виду и одеянию афинский раб мог ничем не отличаться от знатного господина. Либерализм афинян имел сугубо практический смысл: в процветавшем центре морской торговли рабы получили возможность зарабатывать деньги так, как им заблагорассудится, но они были обязаны приносить значительную часть заработка своему господину.
На Крите, в Спарте и в Фессалии народы, покоренные греками, находились в общей собственности государства. На Кипре эта категория населения (клароты) сохраняла некоторые имущественные права и семейные привилегии. В Спарте порабощенный народ (илоты) был прикреплен к земельным участкам, люди обладали своими орудиями труда, никто не мог их продать. Однако, чтобы держать покоренных в повиновении, спартанцы практиковали так называемые «криптии», то есть периодические избиения илотов и убийства наиболее активных участников непрекращавшегося сопротивления угнетателям.
В то же время необходимость солидарности всех свободных людей Спарты в их постоянной конфронтации с илотами привела к созданию своеобразной уравнительной системы воспитания и образования всех спартанских детей, вне зависимости от их семейного происхождения. Аскетизм спартанцев, милитаризация их общества также служили поддержанию классового сплочения свободных спартанцев.
В отличие от сухопутной державы, состояние которой (при всей переменчивости разных обстоятельств) в значительной степени обеспечивалось неизменностью способов производства, распределения трудовых занятий и методов распределения, мореходное общество не могло обеспечить устойчивого материального и социального положения даже, для привилегированных классов. Характеризуя положение греческих социальных верхов, Шпенглер писал: «Сегодня князи, завтра — в грязи». Земноводному государству требовались политические механизмы, позволявшие быстро и гибко реагировать на постоянные перемены в экономическом и социальном положении классов, социальных групп и отдельных лиц. Такие механизмы должны были иметь рычаги и систему равновесия, позволявшие соединять различные классы и социальные группы для решения общегосударственных задач.
Если образным выражением западноазиатских деспотических режимов можно считать пирамиды и зиккураты, то художественным воплощением греческой демократии можно считать Акрополь. Идеально сбалансированная структура олицетворяет устойчивость афинского государства. В колоннах, которые воспринимаются глазом как равные и параллельные, можно увидеть символ равноправия сторон, на которых опирается кровля верховной власти. В то же время этот каменный символ равно-правил обманчив. Колонны сооружены так, что лишь создают иллюзию равенства и прямоты. На самом деле колонны стоят неровно и они неравны по размерам.
В то же время формы государственного строя морских стран были чрезвычайно разнообразными. Среди них существовали и деспотия, и наследственная монархия, и различные формы республиканского строя (олигархическая, демократическая для свободных людей и т. д.). Эти формы правления неоднократно менялись и не отличались особой устойчивостью.
Казалось, что разрозненные и не обладавшие устойчивыми Общественными структурами небольшие морские государства не имели возможности противостоять великим сухопутным державам. Однако средиморские страны сравнительно быстро догнали по уровню своего развития сухопутные, а вскоре некоторые из них стали богаче и влиятельнее древних государств. Сражения же греческих государств с войсками Персии в 490–479 годы до н. э. показали, что эти пигмеи морской периферии могли добиваться побед над прежде непобедимой владычицей центральной части цивилизованного мира. Чем объяснялись эти успехи морских государств?
Находясь на морской периферии сухопутных держав и удерживая тонкую линию фронта против нецивилизованного мира, средиморские государства выживали и уверенно развивались, стремясь устоять на двух своих границах, отделявших их от нецивилизованных народов и от остальной, сухопутной цивилизации. Такое географическое положение и роль мореплавания в их жизни не позволяли этим народам деградировать в физическом, умственном и моральном отношении. Находясь на передовой линии фронта цивилизации, морские народы сохраняли многие сильные качества, характерные для своих постоянных оппонентов — первобытных и кочевых племен. Вместе с тем, чтобы не погибнуть под натиском великих сухопутных держав, морские государства должны были постоянно находиться на высшем уровне цивилизованного развития.
Такое сочетание двух направлений в развитии вооружило морские народы способностью лучше приспособляться к окружающей ноосфере. Финикийцы и греки сравнительно быстро освоили достижения Египта и других древних стран цивилизованного пояса, а затем перенимали, научно-технические нововведения друг у друга. Имитация более совершенных образцов позволяла народам-мореплавателям преодолеть отставание от своих конкурентов. Ориентируясь на самые совершенные образцы судостроения, жители Крита сравнительно быстро превратили свои ладьи в большие палубные корабли. Постоянно учитывая успехи конкурентов, Финикия и Греция создавали все более мощные и быстроходные многопалубные гребные военные суда. Чем в большей степени была развита способность к. имитации чужих достижений, тем быстрее развивались морские государства. Хотя, как отмечает Спрейг де Кэмп, все древние народы занимались заимствованием друг у друга технических идей и инженерных нововведений, никто так быстро не осваивал их, как греки.
Вместе с тем морские народы не могли полагаться лишь на чужие усовершенствования. Жизнь на море и в промежутке между нецивилизованной ноосферой и великими сухопутными державами вынуждала морские народы значительно быстрее искать новые оригинальные решения в науке и технике, общественной организации и культуре. Они должны были активнее шевелить мозгами, не полагаясь на сведения из древних книг или предания племени. Не могли они и собирать приобретенный ими опыт и знания в архивах жреческих храмов сухопутной державы или в коллективной памяти первобытного племени «на всякий случай». Их теоретические открытия гораздо быстрее находили практическое применение. Спрейг де Кэмп писал, что «в Греции впервые появляется проблеск связи между чистой наукой и инженерным делом, что стало обычным для современного мира». (В то же время не следует и преувеличивать эту связь между теорией и практикой, де Кэмп не случайно писал о «проблеске связи».)
Ускорив продвижение вперед пространственной границы цивилизации, морские народы оказались в состоянии значительно быстрее продвигать и ее уровень развития. Их уже не Удовлетворяли системы восприятия мира и отношения с ним, сложившиеся в прежних культурах. Будучи оторванными по своему происхождению от культур древних цивилизаций, морским народам много приходилось импровизировать. В этом были свои плюсы и минусы.
С одной стороны, их культура была лишена многовековой глубины, характерной, например, для культуры Египта (на что не раз обращал внимание Шпенглер). Их мировосприятие зачастую отличалось ограниченностью во времени, что проявлялось в отсутствии достаточной глубины исторической перспективы. Есть основания полагать, что их практичность сужала и их пространственный кругозор, и Шпенглер опять-таки был прав, говоря о том, что кругозор греков был зачастую ограничен пределами замкнутого средиземноморского бассейна. С другой стороны, эти культурные изъяны компенсировались живостью оригинальной мысли и свежестью решений. Культура морских Народов свидетельствовала о движении к новому типу мышления, отличавшемуся повышенной способностью к восприятию реального мира, умением глубже анализировать его явления, воплощать свои глубокие прозрения в творения. (Игнорируя исторический контекст, Шпенглер без оснований преувеличивал «поверхностность» греческой культуры.)
Условность изображения, характерная для искусства сухопутных держав, в произведениях греческих скульпторов уступила реализму, основанному на более высоком уровне наблюдательности и исключительном таланте воплощать мысленные образы в жизнь. Достаточно взглянуть на экспозицию музея истории и искусств Кипра, чтобы убедиться в том, как изменилось мировосприятие ваятелей этого острова, как только он перестал быть владением речных континентальных держав и оказался населенным эллинами. Черный камень, который прежде использовался для того, чтобы изобразить фигуры владык, застывших в неестественных позах, в руках греческих скульпторов (одним из них мог быть легендарный киприот Пигмалион) обретал черты живых людей, подобных Галатее.
Спартанская дисциплина и сократовские дискуссии в афинской школе свидетельствовали о высочайшем уровне требовательности к физическому, моральному и умственному уровню развития античного грека, прежде всего греческого аристократа. Если главным условием прочности сухопутной цивилизации была общественная структура, воплощенная в иерархической пирамиде, то в земноводной цивилизации основой прочности общества служил ее отдельный элемент. Прочность целого обеспечивал тот «неделимый атом», о существовании которого впервые заговорили греческие философы. Разработанная Демокритом идея о неделимом атоме, в котором воплощены основные свойства природного вещества, органически вытекала из жизненного опыта морского народа. «Атомами», в которых были сконцентрированы качественные свойства цивилизованного мира, являлись небольшие участки средиморской земли, отдельный город, отдельные морские суда, отдельные личности.
Поиск неделимых элементов открывал возможности увидеть мир по-иному и даже изменять его. Обнаружив элементарную основу человеческой речи сначала в слогах, а затем в звуках, народы крито-микенской культуры, а позже финикийцы создали алфавиты. Эффективность в общении между людьми намного возросла. Осознание огромных возможностей элементов письма впоследствии привело к тому, что арабские мореплаватели, а затем и другие торговые народы Востока нацелили буквы магическими свойствами.
Народы моря приходили к мысли о том, что, воздействуя на «атомы» мироздания, можно коренным образом перестраивать мир. Точка, в которой сходились силовые линии, была для греков, как справедливо подчеркивал О. Шпенглер, не абстрактным понятием, а чисто телесным явлением. Точки пересечения морских путей были теми «точками опоры», с помощью которых морские народы смогли совершить качественный скачок в развитии. Воздействие на правильно выбранную точку опоры позволяло привести в движение медленно развивавшуюся мировую цивилизацию, то отступавшую вспять, то топтавшуюся веками на месте. Эти народы верили, как Архимед, что, найдя нужную телесную точку опоры, можно будет перевернуть мир. Для этого было лишь нужно создать систему рычагов, то есть соединить силовые линии.
Морские народы могли прийти к мысли о том, что, воздействуя на элементарную основу своих атомных структур, они способны осуществить грандиозную реакцию синтеза мировой ноосферы. Правда, поскольку в то время о структуре атома ничего не было известно, то подобные идеи не получили бы такого образного выражения. Однако их опыт общественного развития мог вполне привести к идее о возможности добиться осуществления грандиозной экспансии, соединив энергию городов морской цивилизации.
ГЛАВА 24МОРСКИЕ НАРОДЫ ПОКОРЯЮТ СУШУ
Разгром Александром Македонским Персии, завоевание им Малой Азии, Сирии, Египта, Месопотамии, Ирана, Средней Азии, его вторжение в Индию были следствием высвобождения огромной энергии, которая была сконцентрирована в морских государствах. Хотя империя Александра оказалась недолговечной, создание эллинистических государств в Северной Африке и Западной Азии свидетельствовало также и об огромном созидательном потенциале морских цивилизаций.
Победы Александра имели разнообразные последствия для развития цивилизации. Во-первых, они привели к торжеству греков над своими давними конкурентами — финикийцами. Разгром неприступного Тира, а затем эллинизация финикийских городов в конечном счете привели к исчезновению Финикии с карты мира. Во-вторых, следствием войн Александра явилось распространение греческой культуры на земли сухопутных держав. В-третьих, в результате этих завоеваний сухопутные торговые и речные пути в центральной части цивилизованного мира оказались подчиненными морской торговле. Основанная Александром Македонским на средиземноморском побережье Александрия Превратилась после разрушения финикийского Тира в крупнейший торговый, финансовый и культурный центр Средиземноморья. Международные торговцы сухопутных держав легко интегрировались в эту систему. Как отмечалось в «БСЭ», «завоевание Востока греческим капиталом содействовало особенно быстрому росту иудейского капитала». Коммерческие отношения, привязывавшие людей к рынку и поощрявшие развитие специализации в хозяйственной деятельности, еще шире стали распространяться в странах центральной магистрали после походов Александра Македонского.
Потерпевшие поражение после этого передела торгового мира финикийцы, даже утратив свою родину, не желали уходить с исторической сцены. В этом им помогала геометрия морских коммуникаций. По мере расширения морских торговых связей по всему бассейну Средиземного моря его хозяином должен был стать тот, кто находился в его центре. Такое положение занимала бывшая колония финикийцев, превратившаяся в самостоятельную республику — Карфаген. Расположенный на среди морском полуострове в центральной части Средиземноморья Карфаген создал вокруг себя мощное поле притяжения. В основе его возвышения была морская торговля, особенно работорговля. Его «электронная оболочка» состояла из земель Северо-Западной Африки, южной Испании, Сицилии, Сардинии, Корсики, Балеарских островов и ряда других.
Однако геометрия Средиземного моря предопределила и место, где должен был возникнуть основной соперник Карфаген. Рим находился в центре Апеннинского полуострова, расположенного в середине Средиземноморского бассейна. Средиморская Сицилия, расположенная между Италией и Карфагеном, по тем же правилам морской геометрии стала первым полем боя двух соперников за гегемонию в Средиземном море.
Центральное положение Рима в Средиземноморье определило главную роль, которую он должен был сыграть в развитии морских цивилизаций. Успешное выполнение этой роли предполагало высокую требовательность к себе. Как и народы нецивилизованной ноосферы, римляне, особенно римские патриции, славились исключительной выдержкой и выносливостью, смелостью и решительностью. Олицетворениями непреклонности духа стали такие римляне, как Муций Сииволла и безымянный римский солдат в Помпее, не оставивший свой пост в момент землетрясения. Поддержание боевого духа и беспрекословной дисциплины в военизированном римском государстве, соблюдение «суровых, но справедливых законов» стали характерными особенностями культуры и национального характера Рима.
Другим важнейшим условием для успешного исполнения своей роли была способность к восприятию наивысших достижений окружающих цивилизованных стран. Имитация чужих достижений во многом объясняет поразительные успехи римлян. Вначале своего движения по ступеням цивилизации римляне следовали образцам соседей-этрусков, опережавших римлян по уровню развития. В период противостояния с Карфагеном Рим постарался — взять на вооружение военно-морскую технику карфагенян, чтобы добиться успеха в Пунических войнах. Одновременно римляне старались использовать опыт хозяйственного развития Карфагена, чтобы добиться более высокой производительности труда в сельском хозяйстве. По распоряжению римского сената трактат карфагенянина Магона об организации труда на сельскохозяйственных плантациях был переведен на латинский язык. Лишь достигнув уровня Карфагена в военном и экономическом развитии, а затем превзойдя его, Рим смог претендовать на роль хозяина Средиземноморья.
Последующие победы Рима над греческими колониями, а затем над Грецией и эллинизированными странами Азии были бы невозможны, если бы жители этого города на Тибре не постарались воспользоваться достижениями греческой цивилизации. Если ранние дома в Риме строились по этрусскому образцу, то в последующем они сооружались в подражание греческому стилю. Рим «взял на вооружение» греческую культуру с ее вниманием к воспитанию всесторонне развитого человека. Греческий героический эпос стал частью римского эпоса, на котором воспитывалось подрастающие поколения. Приобщение к греческой культуре существенно усилило интеллектуальный и духовный потенциал Рима.
В дальнейшем по мере продвижения на Восток римляне стали выбирать в качестве примеров для подражания образ жизни Персии и изобретения древних стран Востока. Во времена Империи римляне строили свои дома в подражание персидским жилым зданиям с добавлением цветочных клумб. В это же время в Риме сооружались водопроводы, изобретенные еще ассирийцами, и. канализационные систем, также изобретенные в Месопотамии.
Логика борьбы за гегемонию в Средиземноморье приводила К расширению «электронной оболочки» Рима. Завоевывая сушу, морские народы распространяли свои порядки далеко за пределы побережья в глубь континентов. Словно саламандры из романа К. Чапека, морские государства превращали континентальную сушу в пограничную зону «вода-суша». (Как следует из главы этого романа, названной «По ступеням цивилизации», успехам саламандр помогала их феноменальная способность подражать людям.) Земная суша служила для морских народов продолжением морской поверхности, а сухопутные и речные пути — продолжением морских торговых путей. Их средиморскими землями становились торговые города, выраставшие не только на морских побережьях, но и на пересечениях сухопутных и речных путей.
Распространение образа жизни средиземноморских народов за рамками своего бассейна было бы невозможным, если бы оно не сопровождалось постоянными усовершенствованиями, учитывающими иные географические условия. Расширение колониальных владений морских стран привело, в частности, к тому, что производство сельскохозяйственных продуктов, которым в течение нескольких тысячелетий занимались в цивилизованном поясе и на его окраине, было налажено далеко за пределами 40-а градусов северной широты. А ведь это потребовало прогресса в технике сельскохозяйственных работ и использования видоизмененных сортов растений.
Для того, чтобы создать уроженцам Средиземноморья привычные им бытовые условия в северных краях, надо было строить такие дома, которых прежде там никто не строил. Строительство в Галлии, Британии и Германии, Паннонии и Дакии римских городов-крепостей, оснащенных водопроводами и банями, вынудило римлян изобрести центральное отопление. Сооружение крупных зданий в Риме, подобных тем, что строились в первых цивилизованных странах, зачастую было связано с применением новых материалов и иной строительной техники. Отчасти по этой причине римляне открыли и впервые стали применять бетон. Римляне первыми стали использовать строительные леса в жилищном строительстве. Движение цивилизации вширь способствовало техническому прогрессу, ускоряло его.
Влияние экстенсивного развития империй на интенсификацию прогресса проявлялось в самых разных областях жизни. Расширение границ империи и вызванная этим необходимость быстрой переброски армий из одного ее конца в другой требовало хороших дорог. Римляне особенно преуспели в совершенствовании техники дорожного строительства. Римские инженеры не только разработали приемы строительства прямых и мощенных дорог, а также мостов через крупные реки, но и создали новые приборы, применявшиеся в ходе этих работ.
Создание Римской империи сконцентрировало огромную энергию «атомных структур» бассейна Средиземноморья. Как справедливо замечал де Кэмп, «создание большой и хорошо управлявшейся империи с единым официальным языком и без внутренних барьеров само по себе способствует материальному процветанию. Устранение национальных границ стимулирует развитие торговли, а это вызывает накопление богатства, что, в свою очередь, обеспечивает условия для осуществления научных исследований и инженерных работ. Облегчение условий для передвижения само по себе стимулирует технический прогресс, так как… увеличивает количество общающихся друг с другом, взаимосвязанных людей, а поэтому открытие, сделанное в одном месте, быстро распространяется на остальную страну». Поставив себе на службу экономический и культурный потенциал покоренных им государств, Римская империя превратилась в одну из самых крупных держав мира, а ее столица, Рим — в один из величайших центров цивилизации.
Даже бедные свободные граждане Рима получали бесплатно хлеб и яркие зрелища. Казалось, что идея Римской империи была воплощена в Колизее. Это сооружение символизировало равные возможности всех свободных жителей Вечного города лицезреть жестокие зрелища, которые ими наиболее ценились. Сами же зрелища олицетворяли всевластие Рима над людьми и зверями, населявших известный им мир, то есть над всемирной биосферой и ноосферой.
Наступление на нецивилизованную ноосферу привело к подчинению Риму значительной части Западной Европы. Средиземноморская империя навязала значительной части Европы свои порядки и свои границы. Северный путь перестал служить географической осью Европы, соединявшей ее с остальной Евразией, а поэтому в пределах Европы вокруг него так и не стали складываться цивилизованные государства. Европа оказалась разделенной на две части: «цивилизованную» (в пределах империи) и «варварскую» (за ее границами). Пиренейские, кельтийские, иллирийские, фракийские племена оказались в основном в пределах империи. Германские, славянские, летто-литовские племена в основном — за ее бортом. Одновременно римляне проводили политику натравливания одних племен на другие, следуя принципу; «Разделяй и властвуй». Последствия разделения Европы отразились в языках, культуре и истории европейских народов на протяжении последующих двух тысячелетий.
Одновременно Рим распространял свое влияние на цивилизованный мир. Римские легионы методично вгрызались в страны с тысячелетней культурой, превращая их в продолжение своей морской державы. И все же экспансия Рима стала постепенно замедляться, а затем прекратилась. Почему же его марш по планете был остановлен?
ГЛАВА 25СКОЛЬКО БЫЛО СРЕДИЗЕМНЫХ МОРЕЙ?
События после поражения Персии в войнах против греков казалось бы свидетельствовали о неуклонном движении средиземноморских государств к достижению мировой гегемонии. Римская империя представляла собой значительно более могучую и сплоченную державу, чем империя Александра Македонского, а потому можно было бы ожидать, что покорение римлянами всех стран цивилизованного мира — это лишь вопрос времени. Однако продвижение Рима на восток было остановлено Парфией, возникшей в середине III века до н. э. на территории современной южной Туркмении и иранского Хорасана, а затем покорившей земли от Каспия до Персидского залива и от Евфрата до Инда. Хотя порой Риму удавалось в ходе войн с Парфией овладевать ключевыми странами центральной магистрали — Арменией и Месопотамией, Парфия не раз отбрасывала римские легионы и даже захватывала Малую Азию, Сирию и Палестину. Несмотря на постепенное ослабление Парфии, Рим так и не сумел повторить завоевания Александра Македонского в Азии, и его границы остановились в начале II века н. э. за пределами Армении и Месопотамии.
Если исходить из того, что рабовладельческий строй являлся наиболее передовым для древней истории, то в таком развитии событий не было логики. По сравнению с Римской империей Строй, существовавший в Парфии, не был «развитым рабовладельческим». По имеющимся у историков сведениям, он напоминал тот, что был характерен для всех древних сухопутных государств. Главными производителями были свободные сельские труженики, объединенные в общины. Государство облагало их налогами или заставляло обрабатывать «царские земли». Помимо царя, обладавшего своими землями, существовал и значительный слой знати, на землях которой трудились свободные труженики. Лишь на части земель, принадлежавших верхам, трудились рабы, которые пополнялись главным образом за счет военнопленных. Однако, как и в других древних цивилизованных странах, рабство не стало значительным источником общественного производства в Парфии.
В то же время все более значительную роль в развитий Парфии играли города. В них процветали ремесла, ориентированные на рынок. Развитию товарного производства в немалой степени способствовали международные торговые связи, в частности, со странами Средиземноморья. Вместе с тем положение Парфии во многом определялось ее тесными отношениями с Индией, Китаем и другими странами Южной Азии.
Эти страны не были погружены в спячку, терпеливо ожидая прихода завоевателей с запада, а продолжали развиваться своим путем. Они избежали превращения в рабовладельческие державы. Трудно было уложить общественную организацию Этих стран и в прокрустово ложе представлений о европейском феодализме. Хотя и в Китае, и особенно в Индии власть богатых землепользователей была огромной и они старались расширить сферу своего контроля над землей и зависимыми от них крестьянами, последние не были их собственностью. В Индии и Китае земля была государственной собственностью, и права местных помещиков постоянно оспаривались верховной властью государства. Противостояние между интересами централизованного государства и местными крупными землевладельцами было источником постоянных конфликтов и усиливало центробежные тенденции, которые порой приводили к распаду единых держав в Индии и Китае. Большая зависимость Китая от ирригационных систем способствовала более быстрому восстановлению централизованной власти, чем в Индии. Последняя чаще превращалась в поле боя соперничавших между собой отдельных княжеств.
Восстановлению единства обеих стран способствовала стабилизирующая роль ее сельских тружеников. Древние трудовые, житейские, культурные, мировоззренческие традиции сельских тружеников, накопленные веками, являлись огромной созидательной силой, обеспечивавшей производительность сельской общины, прочность ее структуры. Несмотря на повторявшиеся восстания, смуты, расколы, войны и нашествия кочевых народов, владения централизованных государств на полуострове Индостан и на землях, лежавших по обе стороны течений Хуанхэ и Янцзы, медленно, но постоянно увеличивались.
Еще в III веке до н. э. под властью династии Маурьев оказалась территория, на которой ныне размешается почти вся республика Индия (без штатов крайнего юга), Бангладеш, Пакистан и Афганистан! Идейным орудием для создания новой империи стала буддийская религия. Учение Будды отвергало брахманизм, освещавший строй прежних государств, существовавших до империи Маурьев. Видимо, эта религия, провозглашавшая иллюзорность окружающего мира, непостоянство сущего и возможность спасения для каждого, отвечала интересам руководителей новой империи, разрушивших прежнюю брахманистскую культуру, и открыла больше возможностей для представителей недавно угнетенных каст. Идея равенства всех людей, присутствующая в учении Будды, отвечала скрытым чаяниям широких слоев населения, мечтавших о ликвидации тяготивших их социальных и классовых барьеров разделенного общества.
Примерно в те же времена, когда создавалась империя Маурьев, а на западе цивилизованного пояса рождалась Римская империя, под властью династии Цинь, а затем династии Хань оказались объединенными все земли нынешнего восточного Китая.
Расширение пределов Индии к Китая, первоначально сложившихся вокруг сухопутных дорог зверей и речных потоков, не только обеспечило их дополнительным пространственным резервом прочности (о чем выше шла речь). Продвижение по пространствам земной суши Индостана и междуречий Китая в конечном счете позволило этим державам выйти на морские побережья. В отличие от Египта, Месопотамии и других стран центрального перекрестка Индия и Китай не были изначально привязаны к линейному порядку сухопутной магистрали и течения рек. Они активно осваивали обширные морские побережья. В результате этого в Южной Азии морская периферия оказалась в значительной степени под властью сухопутных держав. Не маргиналы древней цивилизации — крито-микенцы, финикийцы, греки, этруски, римляне, а представители древних цивилизованных стран — индийцы и китайцы — стали первыми мореходами Южной Азии.
Условия для развития мореплавания там были схожи с теми, что существовали в Средиземном море. Правильно ли именовать лишь Средиземное море средиземным? Разве это единственное море, окруженное почти со всех сторон сушей? Не являются ли еще более средиземным Красное море? А почему не считать средиземным морем Персидский залив?
Кстати, почему Персидский залив, расположенный к северу от Аравийского полуострова, является заливом, а Красное море, представляющее собой почти такой же водный бассейн и находящееся к югу от Аравии, является морем? Какие качества позволяют Мексиканскому заливу считаться заливом, а почему расположенное к югу от него Карибское море следует именовать морем? А нельзя ли их всех считать средиземными морями?
Строго говоря, все моря являются не более, чем заливами Мирового океана, а некоторые из них представляют собой заливы океанских заливов. Вдаваясь в континентальную сушу, заливы Мирового океана, как правило, окружены почти полностью или отчасти этой сушей. Порой же они располагаются между континентами и цепочками островов, отчасти отрезающих их от Мирового океана. По этой причине подавляющую часть морей можно считать средиземными. Во всяком случае для людей, осваивающих Мировой океан, моря тем и отличались от океана, что, плавая вдоль их границ, можно было или не терять из виду тот или иной континент, или лишь ненадолго удаляться от земной суши, в том числе от островов.
С этой точки зрения можно признать средиземными, то есть расположенными среди земель континентов и островов, такие моря, как Балтийское, Белое, Охотское, Японское, Южно-Китайское, Яванское и даже Северное, Желтое, Андаманское и многие другие моря и заливы.
Поскольку по всему краю Южной Азии существовали средиземные моря, то во всех странах, расположенных вдоль сухопутной магистрали, имелись условия для возникновения и развития мореплавания. Индийским мореплавателям принадлежит приоритет в открытии и освоении морских путей от Персидского залива до Китая. Мореплавание в этой стране очень активно развивалось, в V веке в Индии строились корабли, на которых можно было перевозить сотни пассажиров (подобных которым не знали в это время на Западе).
Позже в освоении морских маршрутов к индийцам присоединились с востока китайские мореходы. С тех пор район Филиппинских островов и весь островной мир к югу от Южно-Китайского моря стал именоваться в китайской литературе «странами Южных морей». Восточный морской путь вел от побережья нынешней провинции Фуцзянь через Тайваньский пролив к Филиппинам, затем к Калимантану, Сулавеси и Молуккским островам. Западный путь шел от юго-восточного побережья Китая к Индокитаю, затем к Малайскому полуострову и далее через Малаккский пролив к Суматре. Здесь путь разветвлялся: одна ветка шла к островам Ява, Бали и другим; вторая ветка направлялась к Шри Ланке и Индии, а затем к Персидскому заливу.
Мореходами стали и жители других сухопутных земель Азии, такие как персы и арабы. На землях Аравийского полуострова и Ирана создавались крупные порты. Так вокруг берегов Азии от Синайского полуострова и устьев-Тигра и Евфрата до берегов Японии сложились единые морские пути, намного превосходящие те, на осях которых выросли морские цивилизации Запада.
Как и в Средиземном море, в бассейнах южных средиземных морей центрами притяжения становились средиморские земли, занимавшие схожее положение с Италией, Крымом или островами Эгейского моря. В Персидском заливе — это полуостров Катар и северный угол Аравийского полуострова, отделяющий Персидский залив от Оманского. Арабский город Герры, расположенный к западу от Катара, а также сам полуостров вошли в пояс цивилизованных стран уже к середине I тысячелетия до н. э. В начале I тысячелетия н. э. очаги оседлой цивилизации были созданы и в северном углу Аравийского полуострова.
В Красном море схожее положение занимает южный угол Ара-виц, отделяющий это море от Аденского залива. Морские маршруты соединяли этот регион, называвшийся Счастливой Аравией, с Индией и странами «Африканского рога». Сухопутные же пути через Аравию соединяли ее южную часть с городами финикийцев и филистимлян. Здесь на юге Аравии в конце II тысячелетия сложилось высокоразвитое Минейское царство, а затем — Сабейское царство, которое упоминается в Ветхом завете в рассказе о царице Савской.
В Аравийском море и северной части Индийского океана в средиморском положении находятся восточный угол Аравии, «Африканский рог» и Мальдивские острова. Эти регионы также оказались в орбите цивилизованных государств к началу I тысячелетия н. э.
Между Аравийским морем и Бенгальском заливом располагается средиморская земля — Цейлон (Шри Ланка). Начиная с V века до н. э. и затем на протяжении многих веков остров заселялся выходцами из Индии. Благодаря своему средиморскому положению Шри. Ланка существенно опередила многие районы континентальной Индии по уровню развития.
В последующем острова, расположенные вдоль побережья Южной Азии, прежде всего острова Малайского архипелага, и участки южноазиатской суши, выступающие в моря, стали местами рождения первых цивилизованных государств в этом регионе мира. Новые государства создавались не племенами охотников и собирателей, живших здесь с древних времен, а мореплавателями, оседавшими здесь по мере освоения морских просторов.
Дальневосточным аналогом Средиземного моря является бассейн Желтого, Восточно-Китайского и Японского морей. Здесь Корейский полуостров занимает положение, подобное Италии. Сильно вдаются в моря Шаньдунский и Ляодуньскнй полуострова. Положение островов Японии с их внутренним морем схоже с положением греческих островов или Сицилией, Сардинией и Корсикой. На всех землях дальневосточного Средиземного моря с конца I тысячелетия до н. э. мореходство способствовало развитию цивилизованных государств.
Шри Ланка была постоянным местом эмиграции индийцев, китайские же переселенцы устремлялись в Корею. Приток китайских переселенцев и наличие тесных связей с Китаем обусловили сильное влияние этой древней и могучей державы на развитие Кореи и становление там государственности. В то же время, как и на Шри Ланке, в Корее сложилась самобытная культура, которая, в свою очередь, распространялась за пределы полуострова и, в частности, на Японские острова.
Развитие Китая и Корен и миграция переселенцев из этих стран во многом повлияло на развитие культуры Японии. Как утверждает Л. Н. Гумилев, «подобно тому, как в Средиземноморье возникла Pax Romana, на Дальнем Востоке чуть было не была создана Pax Sinica». Однако развитие этого региона пошло по-иному пути, чем западное Средиземноморье.
Возникшие на всех средиземных морях, расположенных вдоль пояса древних государств, средиморские земли стали опорными пунктами новой полосы цивилизации. Впоследствии некоторые из этих точек земной суши, пересекавшихся с морскими путями, превратились в мощные центры мирового развития. Однако в отличие от бассейна западного Средиземного моря освоение средиморских земель стало делом крупных сухопутных держав, прежде всего Индии.
Подобно финикийцам и грекам в Средиземном море, индийские мореходы создавали свои колонии и новые очаги цивилизации на средиморских землях Южной и Юго-Восточной Азии. Индийские мореходы оказали существенное влияние на развитие юга Бирмы. Сложившееся здесь в I веке н. э. царство Пегу с самого начала испытывало сильное влияние индийской культуры, что отразилось на дальнейшем развитии Бирмы.
Активное использование индийскими мореходами среди морского положения полуострова Малакка и появление там индийских поселенцев способствовали ускорению общественных процессов и развитию там государственности. Характерно, что первые государства Малакки возникли в I веке н. э. на пересечении торговых путей из Индии в Китай.
Другом объектом индийской колонизации стала южная часть Индокитая, расположенная между Сиамским заливом и Южно-Китайским морем. На юге нынешней Камбоджи и вьетнамской провинции Намбо в I столетии н. э. сложилось государство, известное китайцам под названием Фунань. Находясь на морском пути между Индией и Китаем, Фунань испытывало сильное влияние культуры этих двух держав. Со временем оно превратилось в самостоятельное и влиятельное государство древности.
По мере развития морской торговли между Дальним Востоком, Индией и Западной Азией, индийские мореходы стали осваивать средиморские земли Индонезии, особенно острова Суматра׳ и Ява, расположенные в непосредственной близости от морских путей.
Под воздействием морской торговли активизировались и древние торговые пути. Со II века до н. э. начал складываться торговый маршрут, получивший название «Великий шелковый путь», поскольку по этому маршруту в Средиземноморье поступал шелк и другие товары из Китая, а также из Индий и иных далеких стран.
Если сравнить Великий шелковый путь с предполагаемой центральной сухопутной магистралью, по которой следовали звери и охотники, то нетрудно убедиться, что они проходили в одном направлении и в значительной степени совпадали. Разумеется, торговые караваны избегали забираться высоко в горы и пересекали водные барьеры. Благодаря последнему обстоятельству Великий шелковый путь, начавшись на средиземноморском побережье в районе Тира и уводя на север по древним сухопутным дорогам, пересекал Евфрат, не забираясь высоко к его Верховьям. Затем, спустившись на территории Месопотамии до Багдада, путь снова пересекал реку, на сей раз Тигр. Путь от низовий Тигра до города Мерв шел по кратчайшей сухопутной дороге через Иранское нагорье.
У Мерва Великий шелковый путь раздваивался на альтернативные маршруты — северный и южный. Северный пересекал Аму-Дарью, достигал Самарканда, а далее шел через Синьцзян в Китай. Южный более соответствовал южноазиатской сухопутной дороге. В городе Балх он соединялся с веткой из Индии, которая приводила к реке Инд. Затем южный путь приближался к истокам Аму-Дарьи, пересекая реку в ее верховьях, а затем через горные хребты Памира вел в Синьцзян. Через центральную часть
Синьцзяна южный путь вел в глубь Китая и в городе Дуньхуан соединялся с северным маршрутом. Далее путь вел к Ланьчжоу (провинция Ганьсу), а затем к городу Сиань (провинция Шэньси). Сходство южного маршрута Великого шелкового пути, просуществовавшего до XVI века, с предполагаемой южноазиатской сухопутной дорогой, которой пользовались древние звери и охотники, свидетельствует в пользу того, что давняя история продолжала оказывать мощное воздействие на развитие человечества на протяжении многих столетий. В то же время было очевидно, что развитие мореходства дало мощный импульс для подъема древнего сухопутного пути и превращения его в центральную торговую магистраль мира.
Не только центральная сухопутная магистраль, но и другие сухопутные, а также речные маршруты оказались связанными в единую сеть торговых коммуникаций. Содержание товарообмена и ритм движения товаров по этой системе коммуникаций все в большей степени зависели от морской торговли. Преодолев благодаря мореплаванию, рамки отдельных государств, торговцы Индии, Китая, Персии, Сирии, Аравии и других стран рассматривали всю земную сушу как подобие морских просторов, по которым они желали беспрепятственно перемешаться со своими товарами. Узы профессиональной, кастовой, а нередко также национальной и религиозной солидарности оберегали особый наднациональный статус международных коммерсантов.
Под влиянием развивавшейся торговли росли новые города, создавались центры ремесел. Как и везде, морская торговля стран Южной Азии способствовала созданию единого мирового рынка, который во все возраставшей степени диктовал свой ритм и темп хозяйственному развитию всех цивилизованных стран. И все же влияние мореплавания на развитие общества проявилось по-разному в различных частях света. Несмотря на повсеместное завоевание международной торговлей наднационального положения на Востоке, торговые касты были ограничены всевластием централизованных государств Китая, Индии и других стран. Торговцы не стали привилегированным сословием. Их доходы облагались немалыми государственными налогами. Их деятельность находилась под строгим государственным контролем. Торговля некоторыми товарами (продуктами горных разработок, солью, спиртными напитками) была государственной монополией. Специальные чиновники следили за правильностью мер и весов, порядком на рынках.
В то время как морская торговля в западном Средиземноморье стала монополией Финикии, государств Эгейского моря, а затем Карфагена и Рима, значительная часть торговли от Персидского залива до Желтого моря находилась в руках Китая и Индии. Став инициаторами в развитии мореходства и морской торговли, Индия, Китай и другие страны не позволили промежуточному звену в механизме отношений между цивилизацией и остальной ноосферой выйти из под их власти. Хотя созданные на средиморских островах и полуостровах мореходные государства были самостоятельными, они находились под сильным экономическим и культурным влиянием Индий и Китая. Япония, занимавшая средиморское положение в дальневосточном средиземном море, рискнула бросить вызов Китаю лишь по мере его ослабления много столетий спустя после создания мореходных путей вокруг берегов Азии.
Хотя государства южных и дальневосточных средиземноморий успешно развивались, добились немалого процветания и некоторые из них порой предпринимали попытки расширить свои владения, их экспансии противостояли превосходившие в морской мощи сухопутные державы. Хотя в этих странах, как и в государствах западного Средиземноморья, активно развивалось рабовладение, в силу того, что они не смогли порабощать одну страну за другой, применение рабского труда не достигло такого уровня, как в Карфагене или Риме. Хотя развитие мореплавания способствовало смещению центров развития в Китае и Индии к морским побережьям, интересы централизованных держав сдерживали центробежные тенденции и препятствовали созданию агрессивных морских империй, подобных тем, что возникли на западе цивилизованного пояса.
В результате морская периферия Индии и Китая не превратилась в раковую опухоль, угрожавшую жизни стран цивилизованного пояса. Морские коммуникации стали для Китая, Индии и других стран Востока ветвями, протянувшимися через средиземные моря и пустившие корни на прежде недоступных землях. Разраставшаяся периферия была скорее подобна свежей кроне на старом дереве. Словно новая листва, собирающая энергию света и питающая ею дерево, морская торговля сухопутных стран и колонизация средиморских земель существенно усилили обмен веществ в странах цивилизованного пояса.
Хотя жесткие структуры иерархического общества сдерживали социальные и идейные движения, энергия морской торговли стимулировала развитие хозяйства, науки, техники, культуры. Такое стимулирование позволяло ослабить негативные последствия узкой специализации и, напротив, мобилизовать ее положительные стороны. В отличие от народов Средиземноморья, народы Индии, Китая и других стран центральной Магистрали имели в своем распоряжении огромные резервы древних знаний, трудовых навыков, организационного опыта. Эти интеллектуальные богатства творчески соединялись с оригинальными мыслями, Подсказанными мореходством и развитием торговых связей. Централизованное: государство, с одной стороны, консервировало разделенность общества, но, с другой стороны, способствовало консолидации его трудовых и творческих усилий, активизированных развитием мореплавания.
Сохранение в странах древнего цивилизованного пояса культурных традиций, опирающихся на опыт тысячелетий, позволяло им продолжать углубленный поиск истин о природе. Пока ученые Греции и Рима только нащупывали путь к тайнам мироздания, Индия стала родиной многих научных открытий. Задолго до европейцев индийские астрономы узнали о шарообразности Земли и о ее вращении вокруг своей оси. Индийские математики первыми создали десятичную систему и так называемые «арабские», а на самом деде ״индийские» цифры». Выдающиеся математики Индии открыли извлечение квадратных и кубических корней и с большой точностью определяли соотношение между радиусом круга и его площадью. Индийские химики научились создавать различные кислоты (соляную, серную, азотную), соли, красители, изделия парфюмерии. Высокого развития достигла металлургия. Из слитков индийского железа, которым эта страна стала славиться еще во времена Римской империи, в Дамаске изготавливали уникальные клинки. Большие успехи были достигнуты в строительстве гидросооружений: плотин, водоподъемных колес, ирригационных систем. Столица империи Маурьев Паталипутру представляла собой город в 15 километров длины и 3 километра ширины. Она была обнесена стеной с 570-ю башнями.
Высокого уровня развития достигла в эти столетия и китайская цивилизация. Как и в Индии технические достижения Китая опирались на успехи китайских ученых в различных науках, продолжавших развивать многотысячелетние традиции научной мысли. Особенно высокого развития достигли астрономия, математика, фармакология и медицина, а также агрономия.
В I веке китайцы научились чередовать посевы различных культур, использовать разнообразные методы удобрения м предпосевной обработки семян, соблюдать точные сроки посева и сбора урожая. Свидетельством большого значения сельского хозяйства в жизни страны было беспрерывное сооружение крупных ирригационных систем. В V–IV веках до н. э. в Китае были сооружены каналы, соединившие ряд крупнейших рек страны. Их строительство продолжалось до XIII века, когда было завершено создание Великого канала от Пекина до Ханчжоу.
Один из продуктов китайского сельского хозяйства — шелк становится главным предметом экспорта из Китая, а в Риме и в других странах Запада китайцев стали называть «людьми, производящими шелк». Помимо шелка в мире были известны и другие изделия Китая. В начале I века до н. э. китайцы освоили производство бумаги. Наряду с Индией Китай экспортировал в Рим высококачественное железо, и, по свидетельству Плиния, это железо считалось наилучшим.
Ярким свидетельством созидательного потенциала страны явилось сооружение в III веке до н. э. Великой китайской стены длиной в 4 тысячи километров, высотой в 10 метров и шириной, достаточной для того, чтобы по стене могли проехать несколько всадников в ряд. Через каждые 60—100 метров по стене были воздвигнуты башни. Это сооружение, на строительстве которого было занято более 2-х миллионов человек, позволило китайцам успешно отражать многочисленные набеги и даже крупные нападения кочевых народов.
Заботясь о сохранности своих границ, Индия и Китай не замыкались в них, а активно расширяли связи с внешним миром, особенно торговые. Индия, Китай и другие страны Востока выступали экспортерами готовых изделий, нередко требовавших высококвалифицированного труда, а Запад являлся потребителем таких товаров. Таким образом, в этих отношениях Восток выступал как регион развитый, а Запад — как развивавшийся.
Аккумулируя огромные материальные и интеллектуальные богатства, Восток был целью завоевательных походов западных морских держав и становился образцом для подражания. В Вавилоне, этом древнем центре цивилизованного мира, Александр Македонский пожелал основать столицу своей империи. Все более значительную роль в Римской империи приобретали торговые города, расположенные на ее востоке. После завоевания Египта римлянами торговая Александрия, имевшая тесные связи со странами Востока, стала вторым после Рима городом Римской империи и насчитывала более 1 миллиона жителей. ВI–II веках наибольший расцвет переживали азиатские провинции Азии, связанные морской и караванной торговлей со странами Востока. Перемещение столицы Римской империи из Рима в Константинополь явно свидетельствовало о смешении центра империи к Востоку.
Во времена Империи римляне все больше подражали странам Востока не только в быту, но ив своей общественной жизни. Республиканские институты Рима превратились в фикцию, империя управлялась так же, как в любой азиатской деспотии, власть Римского императора стала неограниченной и наследственной, его двор все больше напоминал дворы восточных монархов, а сам цезарь стал объектом религиозного поклонения, подобно владыкам Древнего Египта и Месопотамии. Широкое распространение в Риме культа Изиды, взятого из Египта, и парфянского митраизма свидетельствовало об усилении его духовной зависимости от Востока. Превращение же христианства в официальную религию империи знаменовало, что в духовном отношении Южная и Западная Европа прочно соединились с культурной традицией, ведущей к истории и культурному наследию Палестины, Египта и Месопотамии.
Распространение христианства и его торжество в Римской империи означало также ревизию основополагающих принципов, на которых строилась рабовладельческая и политеистическая держава. Эта религия порабощенных Римом восприняла из иудаизма идею единого и вездесущего Бога, что отвечало мировосприятию людей, лишенных земли и родины. Признание равенства всех перед единым Богом воплощало вековую мечту угнетенных людей о восстановлении первобытного общества социальной справедливости и всеобщего братства. Эта религия разрушала идейные барьеры, разделявшие общество на рабов и свободных, римлян и не римлян, уничтожала авторитет римских традиций. Не случайно христианство так долго и упорно преследовалось в империи. Его торжество способствовало ее идейной эрозии и предвещало конец великой рабовладельческой державе, господствовавшей в Средиземноморском бассейне.
Было очевидно, что неудача Рима в его экспансии на Восток имела более глубокие причины, чем упорное сопротивление этому Парфии. Есть все основания считать, что Рим существенным образом отставал от стран Востока по уровню развития. Получалось, что древние сухопутные страны, освоив мореплавание, сумели получить от него больше выгод, чем первоначально динамично развившиеся государства Средиземноморья.
Возможно, что так и было. Однако была, вероятно, еще одна причина, которая обусловила превращение Римской империи в отстающую периферию Востока. Вопреки представлениями о «прогрессивности» рабовладения, многое свидетельствуете том, что его распространение было подобно сильнодействующему наркотику: временно давая мощный заряд бодрости, рабовладение делало общественный организм беспомощным пленником вредной привычки и в конечном счете разрушало его. Производительность рабского труда составляла лишь 40 процентов по сравнению с трудом свободного труженика и-требовала большого количества надсмотрщиков. Несмотря на жестокий надзор над их поведением рабы постоянно восставали, и эти восстания сотрясали все морские государства. Рабовладельческие хозяйства приносили прибыль за счет кооперации и специализации труда, но они требовали постоянного притока новых рабов, а стало быть, захватов земель и покорения народов. Страна, в которой распространялось рабовладение, попадала в порочный круг, она должна быта постоянно захватывать все больше земель и народов, что становилось все более разорительным и что, в свою очередь, требовало все более агрессивной политики в отношении окружающей ноосферы. Конец экспансионистской политики приводил к прекращению поступления рабов, а значит, подрывал основы государства.
Зависимость от рабовладения уровня развития государства была скорее не прямой, а обратной: зачастую чем более было распространено рабовладение в том или ином регионе мира, тем ниже в конечном счете оказывался его уровень. По этой причине Восток сумел обогнать Запад по уровню развития. Несмотря на то, что рабовладение позволяло той или иной стране временно вырваться вперед, в конечном счете она ослабевала и терпела поражения. Более того, чем выше был уровень развития рабовладения в том или ином государстве древнего мира, тем быстрее такое государство терпело поражение от соседей и утрачивало независимость. Города, в которых в наибольшей степени было развито рабовладение, такие как Афины, потерпели поражение во внутригреческих Пелопоннесских войнах. Сама Греция утратила независимость и стала владением сначала Македонии, а затем Рима. Карфаген, который был наиболее развитой рабовладельческой державой Средиземноморья, потерпел поражение от Рима, который в то время еще отставал по степени распространения рабовладения.
Несмотря на великолепные перспективы, открывшиеся перед греческими городами по мере развития мореходства, многие из них оказались неиспользованными. Рабство не могло не порождать паразитический образ жизни и образ мысли. Требовательность к себе, высокий уровень мобилизованности физической, умственной, духовной утрачивались в верхах и средних слоях рабовладельческого общества. Им на смену приходили сибаритство, разгул страстей. Не случайно в Греции пришли к выводу о том, что «обжорство», «вызывающее поведение», «разрушительный образ жизни» верхов являются причиной гибели цивилизованных держав. Разложение верхов Рима, а затем и значительной части всего населения «вечного города» стало ярким примером упадка нравственности и человеческой деградации.
Известно, что высокие требования к развитию личности предъявлялись в античном мире исключительно к элите общества. Остальные слои должны были лишь покорно исполнять свои Трудовые и социальные роли, как в любом классовом и специализированном обществе. Этот принцип был изложен римскими патрициями еще во времена восстания плебеев Рима. Патриции Рима, Афин, Карфагена были «головой» общества, плебеи же были обречены быть руками, ногами, глазами общественного тела. Само слово «плебей» стало олицетворением низменного начала. Они не смели самостоятельно мыслить, обладать развитыми чувствами и волей выполнить общественный долг. В силу своего социального положения они должны были лишь беспрекословно выполнять ограниченный круг обязанностей. По этой причине утрата требовательности к физической, моральной и интеллектуальной мобилизованности верхов неизбежно вела к обшей деградации общества.
В то же время рабовладение позволяло в высокой степени удовлетворить потребности нетрудящихся слоев общества, но оказывалось не способным обеспечить потребности большинства населения страны. В масштабах страны рабство служило тормозом хозяйственного развития, мешало техническим нововведениям. Несмотря на неординарные способности к оригинальным открытиям и воплощению теоретических решений на практике, греки в значительной степени загубили свои таланты, полагаясь на даровую силу своих рабов.
Главным источником процветания многих греческих полисов стало не повышение производительности труда благодаря техническим или организационным усовершенствованиям, не новые открытия в использовании источников природной энергии, а грубая эксплуатация людей, порабощенных ими благодаря покорению средиземноморских земель. Достигнув несомненных успехов в развитии культуры и общественной организации, греческая цивилизация не создала принципиально новых способов производства и общественных отношений по сравнению с теми, что были ранее созданы сухопутными цивилизациями. Многие замечательные открытия греческих ученых, в том числе и в технике, не получили практического воплощения прежде всего из-за того, что широкое применение рабского труда делало технические нововведения невыгодными. Паровые машины, изобретенные греками, остались лишь игрушками, а открытие ими шарообразности планеты не вызвало стремления к покорению Мирового океана.
Хотя ряд римских ученых добился немалых успехов в исследованиях физических и химических свойств материи, их замечательные открытия находили применение главным образом для массовых зрелищ. Сенека описывал увеличительные стекла и зеркала с искривленной поверхностью, которые научились делать в Риме. Однако они использовались лишь для забавы. Между тем, как отмечает де Кэмп, наука не могла развиваться дальше без помощи таких механических средств, как микроскоп и телескоп. Поскольку же ״рабовладение порождало презрение к физическому труду, у ученых не было желают изобретать самим эти приспособления». Научная и техническая мысль сдерживалась активным использованием рабского труда в Риме.
Нигде в античном мире рабство не получило столь полного развития, как в Риме во II веке до н. э. — II веке н. э. Широкое применение кооперации и специализации в рабовладельческих хозяйствах позволяло Риму добиться немалых успехов в производстве ряда товаров и особенно в строительстве. Возможности рабского труда позволяли Риму сооружать сравнительно быстро дороги, водопроводы и храмы, по размерам подобным египетским пирамидам. Однако в них «человеческий масштаб» Акрополя утрачивался и некоторые из римских построек, как храм Марса в Баальбеке, поражают лишь своей гигантоманией. Подобными же были дворцы Нерона и сооружения, построенные по приказам сумасбродного Калигулы. И все же труд рабов обеспечивал благоприятные условия жизни не только для небольшой прослойки рабовладельцев, но позволял также содержать население Рима, которое пополнялось за счет разоренных крестьян. Однако существование массового слоя населения, ведущего паразитический образ жизни, ускоряло моральную и духовную деградацию, происходящую в любом цивилизованном обществе по мере отрыва людей от труда и природы. Кроме того, широкое применение рабского труда в Риме губительным образом отражалось на положении мелких сельских тружеников и ремесленников, которые разорялись из-за дешевизны товаров, созданных в крупных рабовладельческих хозяйствах.
В тоже время по мере прекращения экспансии Рима и притока новых рабов к началу III века н. э. усилился кризис рабовладельческих хозяйств. Попытки землевладельцев, направленные на то, чтобы заставить рабов трудиться, становились все менее продуктивными. Процветавшие рабовладельческие хозяйства приходили в упадок, а вместе с ними города и ремесла, зависевшие от сельского производства. И все же, остановив свою экспансию, Рим продолжал удерживать свои границы, протянувшиеся от Британских островов и Германии до Северной Африки и Кавказских гор.
ГЛАВА 26ЕВРОПА ВНЕ МИРОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Мореплавание изменило ход развития мировой цивилизации. Если до возникновения мореходных стран цивилизация распространялась лишь по суше, очаги развитых культур медленно соединялись в единый пояс, а его-пределы постепенно расширялись лишь вдоль древней сухопутной трансконтинентальной магистрали, то мореплавание изменило порядок экспансии цивилизованного мира и ее темп. Став мореходной, мировая цивилизация пересекла экватор и одновременно достигла 56-го градуса северной широты. За несколько столетий после начала развитая регулярного мореплавания и создания первых колоний морских народов (примерно с VIII века до н. э.) к началу II века н. э. государства с оседлым населением стали представлять почти сплошной пояс от Шотландии и Марокко на севере и западе до Индонезии на юге, до Кореи и Японии на востоке. Казалось, что, выйдя за пределы древней сухопутной дороги, цивилизованные страны получили огромный заряд энергии и запас территориальной прочности и прежние напасти из степей им были не страшны.
Однако первые столетия христианской эры ознаменовались новой атакой степных народов на страны цивилизованного пояса. Чем было вызвано широкомасштабное наступление стран степной периферии против цивилизованного мира, продолжавшееся не один век?
Некоторые историки утверждают, что эти драматические события были спровоцированы переменами в мировом климате, вызвавшими засуху в степях Центральной Азии и толкнувшими кочевые народы к нашествиям против оседлых. Вероятно, как и всегда на нашей планете, любые события в биосфере и ноосфере стимулируются солнечной активностью, которая, в частности, могла вызвать небывалые засухи. Однако следует учесть, что в нашествиях против стран цивилизованного пояса приняли участие народы Аравийского полуострова, Северной Африки, Северной Британии, Скандинавии, удаленные от Центральной Азии и ее проблем.
Не отрицая роли климатических перемен как катализатора последовавших событий, стоит обратить внимание на то, что следствием расширения границ цивилизованных империй явилось расширение их контакта с кочевыми народами. По законам политической геометрии периферия цивилизованного мира увеличивалась по мере его расширения в ходе освоения средиземных морей. По законам же политической физики материальная масса богатств цивилизации, возраставшая по мере развития морской торговли, все сильнее притягивала кочевые народы периферии.
Пока пределы Рима были ограничены Апеннинским полуостровом и граница проходила по морям и Альпам, средиморская Италия представляла собой крепость, защищенную со всех сторон морем и высокими горами, в которых обитали небольшие племена, не представлявшие для нее угрозы. Захватив часть Западной Европы, Рим приобрел в качестве соседей многочисленные германские и славянские народы. Потенциальными соседями Рима стали и другие народы, которые по тем или иным причинам могли время от времени перекочевывать в Западную Европу по северной сухопутной магистрали.
Овладев большей частью Британии, Рим приобрел соседей в лице пиктов Каледонии и скатов, проживавших тогда на территории нынешней Ирландии. Завоевав Малую Азию, Рим открыл себя для контактов с народами, извечно проникавшими сюда из Северного Причерноморья или из Центральной Азии по самым разным маршрутам. Взяв же под свое покровительство Боспорское царство, Рим обрел и проблемы этого государства в отношениях с соседними степными племенами. Покорив Сирию и Палестину, Римская империя получила возможность общаться с кочевыми арабскими племенами, испокон веков населявшими Аравийский полуостров. Став владыкой Египта, Рим приобрел соседей в лице кочевых племен, постоянно нападавших на цивилизации Нила с юга Африки. На сей раз такими племенами стали блемии, двигавшиеся на Римскую империю по южной части трансафриканской центральной магистрали. Продвинувшись по северной части окружной трансафриканской дороги от Нила до Атлантики, римляне невольно пригласили в свои пределы все племена Северной Африки, издревле досаждавшие оседлым народам, а поэтому мавры и гетулы атаковали североафриканскую Границу Римской империи.
Аналогичные проблемы возникли и у других крупных цивилизованных держав. Пока границы государств Индостана проходили по восточному берету Инда и были защищены Гималайскими горами, эти страны имели ограниченный контакт с миром кочевых народов, живших к северу, западу и востоку от Индии. Однако победы Маурьев раздвинули границы их державы за Инд, и они стали соседями с племенами Центральной Азии. Расширение же империи на юг привело ее к противостоянию с племенами андхра, жившими на юго-востоке Индостана. Следствием этого явились постоянные с I по III век н. э. захваты андхрами южных и восточных территорий империи и постоянное продвижение с начала I века кушанов из Средней Азии на север империи. Правда, овладев всей северо-западной Индией и совершив обычные в таких случаях грабежи и разрушения, кушаны приняли буддизм, быстро «индуизировались» и стали продолжателями древней культуры, сложившейся на полуострове.
До тех пор пока Китай был защищен от северных кочевников могучей Великой стеной, он был в относительной безопасности. Однако расширение китайской державы растянуло ее западную границу и открыло ее для контакта с кочевыми племенами Туркестана и Тибета.
Благосостояние Рима, Парфии, Индии, Китая и других стран цивилизованного пояса оказывало мощное магнетическое воздействие на кочевые народы. Как и за тысячелетия до этого, кочевники старались овладеть материальными благами своих соседей разными способами: они устраивали грабительские набеги или старались устроиться на такую работу в цивилизованных странах, которая позволяла им сохранять личную свободу. Такой работой обычно являлась служба воина. Этому способствовала неизбежная эволюция цивилизованных стран. Отрыв жителей цивилизованных городов от естественных условий делал их плохими воинами. Профессия воина становилась все менее престижной для изнеженных детей цивилизации. С другой стороны, кочевники были лучшими воинами, более здоровыми, смелыми, смекалистыми, неприхотливыми, а также более жестокими в сражениях, Чем представители оседлых народов.]По этим причинам римляне и китайцы охотно брали на воинскую службу представителей кочевых племен и даже позволяли им селиться целыми племенами и охранять свои границы от своих же соплеменников. Таким образом цивилизованные державы вводили в свои пределы ״пятую колонну» или «Троянских коней», внутренности которых были заполнены врагами.
III век н. э. прошел под знаком участившихся нападений кочевников на различные страны цивилизованного пояса. Хунну и сяньбини вторглись в Китай, а сарматы, германские и славянские племена нападали на пограничные области Римской империи. Правда, к концу века цивилизованные державы сумели дать отпор врагам. Китай взял под свою власть государства восточного Туркестана, страдавшие от набегов кочевников. Рим отбросил агрессоров и восстановил нарушенные границы.
Однако в IV веке нападения кочевых народов возобновились С новой силой. Успехи кочевников на западе, в центре и на востоке цивилизованного мира объяснялись схожими причинами и мало отличались от тех, которые обеспечивали победы кочевых Народов над оседлыми в течение прошедших тысячелетий. Хунну Лю Юань был одним из видных военачальников Китая, когда он поднял в 364 году восстание против правительства страны. Через 4 года он сам провозгласил себя императором Поднебесной. Восставшие хунну, находившиеся на службе Китая, открыли пути своим кочевым соплеменникам, и они захватили все провинции страны к северу от Янцзы. Вслед за хунну в Китай вторглись тунгусские племена сяньби, а за ними тибето-тагнутские племена. В течение полувека северный Китай был ареной непрерывных войн между различными племенами, что привело К разорению страны и гибели миллионов людей. Потребовалось немало десятилетий, прежде чем Китай сумел восстановить свои былые границы и разрушенное хозяйство.
Борьба с кочевниками в эти столетия шла и в других странах цивилизованного пояса. В середине V века начались вторжения в Индию так называемых гуннов-эфталитов, которые были отражены лишь с огромным напряжением сил. Однако в конце века эфталиты возобновили свое вторжение на северо-западе Индии. Вскоре эфталиты овладели Пенджабом, долинами Инда и Ганга, Раждастаном, а затем и частью центральной Индии. Вторжение эфталитов осталось мрачной вехой в истории Индии. Древние города лежали в развалинах. Население было ограблено, а его значительная часть истреблена. В XII веке в своей истории Кашмира Кальхана писал: «Когда земля была наводнена варварами, их царем стал Мизиракула, чьи жестокие деяния сделали его подобным богу разрушения. О его приближении становилось известным бегущему от него населению по коршунам, воронам и другим подобным им птицам, жаждущим упиться кровью тех, которые были убиты его воинами».
И все же, несмотря на мощные удары, наносимые кочевыми народами державам восточной части цивилизованного пояса, степным агрессорам редко удавалось завоевать весь Индостан или весь Китай. Удары кочевников принимали на себя северные области Индии, северные и западные области Китая. Зачастую кочевники выдыхались прежде, чем достигали центральных и приморских областей этих стран. Южная Индия и юго-восточный Китай представляли собой вторую оборонительную полосу этих цивилизаций. Там сохранялись независимые процветавшие государства, активно занимавшиеся морской торговлей даже в те времена, когда кочевники хозяйничали на севере этих стран. Так территориальный запас прочности, который стал создаваться в Китае и Индии еще на заре истории этих стран, спасал их от полного уничтожения и гибели их культур. Этот пояс обороны прикрывал развивавшиеся центры морской торговли.
В отличие от Китая и Индии Рим не обладал подобным территориальным запасом прочности. Несмотря на свои значительные размеры, большая часть Римской империи не имела достаточной глубины, чтобы создать вторую оборонительную полосу. Пояса империи, протянувшиеся по обе стороны Средиземного моря, были слишком тонкими, и кочевники могли сравнительно легко и быстро пройти от сухопутных границ до моря во многих местах.
Восстание даков против Рима и отделение Галлии от империи сделали территорию империи от границ до морских побережий еще более узкой. Вторжения кочевников извне были поддержаны выступлениями племен, перешедших когда-то на службу к Риму, а также восстаниями рабов, подавляющая часть которых была представителями покоренных народов. Римская империя была атакована по широкому фронту различными отрядами с востока, юга и северо-запада. Наибольшая масса племен, двинувшихся на империю, шла с востока на за гид потоками, параллельными древнему северному пути.
В течение двух веков (с середины III до середины V века) империя была вынуждена постепенно отступать под натиском даков, гуннов, сарматов, аланов, вестготов, вандалов и многих других племен, а также под натиском восставших рабов и сепаратистских мятежников отдельных провинций.
Крушение Римской империи означало гибель самой крупной державы, созданной в результате экспансии средиморского народа. Несмотря на огромные успехи, Римская империя не смогла добиться такого уровня развития, который бы позволил ей одолеть вечных противников цивилизаций. Как это было уже не раз в истории, кочевая периферия повернула развитие общества вспять. Ветви цивилизации, протянувшиеся на европейский континент, оказались обрубленными.
Строй, который заменил имперский, был схожим с тем, который устанавливали обычно кочевые народы, покорявшие цивилизованные страны с древнейших времен. Кажется, что в нем законсервировались порядки воинских соединений, сокрушивших Римскую империю. Феодальный строй опирался на многоступенчатую воинскую иерархию, всевластие командира над своими подчиненными, беспрекословное подчинение рядовых воинов своему начальству. «Хартии вольностей» закрепляли автономию отдельных военачальников-баронов, в том числе их господство над крестьянами и свободу веления войн против своих соседей. Подобно солдатам крестьяне были лично свободными, но лишенными прав на землю, и феодалы-командиры могли их перебрасывать на любое поле, как в ходе боевых действий.
В то же время, обладая внешне четкой организацией, напоминающей кристаллическую структуру, феодальные порядки в во многом отражали древние обычаи полу оседлых племен, а не логику воинских уставов или иных правовых норм. Как и во всяком первобытном обществе, устройство западноевропейских государств покоились не столько на рациональных основах, сколько на поддержании традиций в общественном поведении и общественной культуре. Черты традиционного общества можно усмотреть в преданности вассалов своим сеньорам, фанатичной религиозности масс, рыцарских и церковных ритуалах.
Как и в первобытных племенах, в которых роль вождя племени сводилась к минимуму в мирное время, отсутствие внешней угрозы ослабляло значение вышестоящего воинского начальства. Казалось, что после падения Рима нужда в централизованном руководстве многими объединениями племен отпала, и они распались. В дальнейшем же необходимость в королевской власти осознавалась лишь во времена опасности для конгломерата феодальных образований, входивших в состав того или иного королевства. При отсутствии же такой угрозы власть короля над своей страной была ограниченной сохранявшимися привилегиями формально подвластных ему феодалов.
Считается, что после падения Римской империи в Западной Европе восторжествовал феодализм, который был прогрессивным по сравнению с рабовладельческим строем. По мнению авторов «СИЭ» на территории Франкского государства, то есть там, где прежде существовали провинции Римской империи, развитие феодализма получило наиболее завершенное, классическое выражение. Действительно ли феодализм принес прогресс той части Европы, которая входила в состав Римской империи?.
Не только общественное, но и хозяйственное развитие Западной Европы возвращалось к доримским временам традиционного общества. Оторвавшись от своего ствола, ветви древней цивилизации долго не могли пустить корни в северном краю.
Покончив с делением на «цивилизованную зону» и «варварскую». Европа превратилась в полуварварскую периферию цивилизованного мира. Основой феодального общества служило небольшое самообеспечивавшееся сельское хозяйство, чьи связи с рынком и городами были сведены к минимуму.
Рим и другие центры мирового развития, существовавшие на территории великой империи, лежали в руинах. Наука, культура, образование, достигшие высокого уровня во многих городах Римской империи, были забыты. Материальная инфраструктура Рима пришла в упадок. Камни римских сооружений использовались для строительства простых сельских домов. Римские дороги и мосты уничтожались для того, чтобы помешать очередной орде варваров совершить грабительский набег. Как справедливо отмечает де Кэмп, «большинство европейцев жили снова в изолированных друг от друга деревнях, как в начале аграрной революции, полагаясь на сельское хозяйство и домашние ремесла… Средневековая Европа настолько отстала от уровня Рима в обеспечении городских условий жизни, что… Рим первого века но вой эры был лучше обустроен, чем Лондон или Париж 1700 года с точки зрения поддержания состояния улиц, канализации, обеспечения полицейского порядка и защиты от пожаров».
За несколько столетий, прошедших после падения Рима, европейцы утратили связь с культурой, принесенной им с берегов Средиземного моря. Поэтому, когда Карл Великий (768–814), пожелав создать свою империю по образцу и подобию Римской, приказал строить дороги, мосты и каналы, то построенные по его приказам мосты сгорали, каналы заносило песком, а дороги быстро разрушались.
И все же, возможно, попытки возродить разрушенную цивилизацию могли бы гораздо раньше дать плодотворные всходы, если бы Европа вновь не стала жертвой новых нашествий кочевых народов. В конце X — начале XI веков в земли, расположенные по среднему течению Дуная и берегам Тиссы и входившие в состав Великоморавской державы вторглись племена венгров. Хотя родина венгров до сих пор точно не установлена, предполагается, что они пришли из Приуралья, Прикамья и Поволжья. Не исключено, что значительную часть своего пути на запад венгерские племена проделали по древнему северному сухопутному маршруту. Дойдя до Адриатического моря, венгры разгромили славянские государства, находившиеся в этом регионе, а их жителей превратили в своих рабов.
Еще раньше с конца VIII века Европа стала: подвергаться на бегам и нашествиям норманнов, населявших Скандинавию и Ютландию. Как и морские народы, атаковавшие древние цивилизации во II тысячелетии до н. э., норманны совершали грабительские походы, занимались пиратством, захватом земель. Впрочем, порой они предпочитали и более мирные способы изъятия богатств у других народов, совмещая грабежи и насилия с торговлей.
Норманны атаковали всю Европу. Особенно притягивали их более богатые и процветавшие страны, расположенные вдоль морских побережий или по течениям крупных рек. Одним из первых объектов нападения норманнов стала Ирландия, которая в период всеобщего упадка, благодаря своему островному положению, сумела защититься от наиболее разрушительных нашествий кочевников и в V–VIII веках превратилась в один из главных центров христианства и церковного образования в Европе. Вторжения норманнов в Ирландию с 755 года привели к тому, что они обосновались в ряде прибрежных поселений. Хотя длительная борьба с ними увенчалась в 1014 году их разгромом, Ирландия была так ослаблена норманнским нашествием, что это облегчило последующее вторжение англичан на Зеленый остров.
Впоследствии норманны вторглись в самую крупную европейскую державу — Франкское государство. На северо-западе этого государства они осели и в 911 году создали свое герцогство. В 1066 году норманны захватили Англию и часть Ирландии. Одновременно норманны предприняли походы в Кордовский эмират на Пиренейском полуострове, овладели Сицилией и югом Италии, где в 1130 году создали Сицилийское королевство. Они проникли по Висле, Неману, Северной Двине в глубь Восточной Европы. Норманнские дружины осели и на Руси. Одновременно Византия и ее столица подверглись нападениям норманнов из Сицилийского королевства. По Волге норманны спустились вниз до Каспия и совершили грабительские набеги на земли Ирана. Эти первоклассные мореходы достигли необитаемых земель Исландии и Гренландии, где и осели. Есть данные о том, что норманны добрались до Америки.
Видя в норманнах носителей высшего «готического» духа, или нордической расы, О. Шпенглер и А. Розенберг утверждали, что их нашествия способствовали созидательному государственному процессу в Западной Европе. На самом деле государства норманнов носили те же черты военных формирований, которые были характерны для феодального строя, созданного варварскими армиями-победителями Рима. Смелые и энергичные норманны не принесли в захваченные ими страны ничего, кроме разрушения. Постоянно расширяя фронт своих операций, норманны нанесли сокрушительный удар по многим странам Европы. По словам историка инженерного дела Л. Спрейгаде Кэмпа, набеги норманнов «отбросили Европу на самое низкое положение, ко то рое она занимала последнюю тысячу лет». Нет никаких оснований полагать, что генетические качества норманнов принесли Западной Европе прогресс.
Поиск технических и научных знаний, образцов высокой культуры заставлял находившихся в состоянии культурной деградации европейцев обращать свои мысленные взоры к погиб шей цивилизации. Хотя большая часть книг того времени посвящена религиозным трактатам и жизнеописаниям святых, в X веке н. э. появилась книга Эраклия «Об искусствах римлян». Стремясь вернуть утраченные знания и духовные богатства, европейцы искали рукописи древнегреческих и древнеримских авторов. Однако оригиналы этих произведений погибли в варварском хаосе Западной Европы и об их содержании западные европейцы узнавал и из книг, прибывших из арабского халифата. Книги Аристотеля и Платона были написаны на арабском, и их переводили евреи, жившие в Испании.
Требования развития вынуждали Западную Европу, отделившуюся от стран центральной магистрали, вновь искать контакта с цивилизациями, существовавшими в далеких краях или в далеком прошлом. По мнению Мечникова, народы Западной Европы «в средние века живут исторической жизнью лишь постольку, поскольку им удалось спасти при крушении древнего мира те культурные ценности, которые они приобрели у Рима и Греции; культ их носит греко-семитический характер, а их государственное устройство отмечено элементом цезаризма. Их наука арабского или еврейского происхождения, а искусство — византийского. Только одна архитектура составляет в этом отношении исключение». Кажется, что в строгих линиях замков и храмов средневековья, а также в религиозном искусстве и церковной музыке отразились кристаллически симметричные структуры феодального строя Западной Европы.
Сведения о том, что мировая цивилизация не погибла, а продолжает развиваться, поступали из стран Востока вместе с редкими товарами. Китайский шелк и клинки из Дамаска и Толедо, пряности из недоступных Южных морей, индийские хлопчатобумажные ткани И изделия из слоновой кости и кожи служили материальными доказательствами, казалось, безнадежного отставания Европы от Востока. Многие наиболее значительные открытия этого времени и их технические воплощения, такие как порох и алкоголь, были созданы в Китае или арабских странах. Даже распространившаяся в Европе в XIV веке азартная игра в карты была китайским изобретением. Свидетельства отставания Европы от стран Азии подкреплялись рассказами купцов. Особое внимание к странам Востока проявлялось в торговых городах Европы, возникавших там, где прежде проходили основные сухопутные, речные и морские торговые пути.
Реальные сведения о странах Азии переплетались с преувеличенными и вовсе фантастическими измышлениями многочисленных паломников, отправлявшихся в Иерусалим и по пути посещавших Византию, Сирию и Палестину. В это время Сирия и Палестина переживали экономический подъем. Очевидцы рассказывали о баснословных богатствах Востока. Ствол древнего Дерева Цивилизации продолжал оказывать магнетическое влияние на отпавшую от него и сильно одичавшую европейскую ветвь.
Христианская же вера помогала европейским народам находить удобное идеологическое обоснование тяги европейцев к древним центрам цивилизации. Идея всеобщего равенства, изложенная в Новом завете, ветхозаветная история борьбы иудейского народа против владык Египта, Ассирии и Вавилона, рассказ о Гробе Господнем, который оказался в руках у «неверных», служили обоснованием для крестового похода на Восток для «восстановления справедливости» и перераспределения богатств ״еретиков» и их «неправедных царей» в пользу народов бедной европейской периферии.
Характерно, что Первым походом европейцев на Восток был ״поход бедноты» в 1096 году. В нем приняли участие самые бедные крестьяне Франции и Германии, те, кто в наибольшей степени испытывал потребность в улучшении своей доли. Разгром этого войска не остановил организаторов нового похода на Иерусалим, который состоялся в том же году и стал считаться Первым Крестовым походом. В ходе первых крестовых походов объединенным силам европейских государств удалось создать временный плацдарм на Ближнем Востоке в виде Иерусалимского королевства, но контратаки мусульманских народов вынуждали Крестоносцев вновь и вновь сражаться за Иерусалим в течение полутора веков и в конечном счете утратить его.
Попытка прорыва на Восток не принесла Западной Европе ощутимых и прочных побед, а ее следствием стали разрушения и гибель сотен тысяч людей. Крестовые походы продемонстрировали отставание Западной Европы от остального цивилизованного мира. Вместе с тем походы на Восток привели в движение те экономические, социальные и политические силы в Западной Европе, которые способствовали процессу Возрождения.
ГЛАВА 27МИРОВАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ БЕЗ ЕВРОПЫ
Падение Рима означало возвращение не только Европы, но и всего мира к исходным позициям, существовавшим до возникновения цивилизаций в Средиземноморье. Попытки Византии во времена Юстиниана (527–565) восстановить империю в пре жнем виде к успеху не привели. Былые опорные пункты мировом цивилизации вернуть не удалось. Расширив же свои границы на западе, бывшая восточная часть Римской империи вынуждена была отражать новые нашествия кочевых народов.
На ее восточных границах — Сасанидский Иран, который оспаривал контроль Византин над торговыми сухопутными и морскими коммуникациями. Установив контроль над землями погибшей Парфии, государство Сасанидов способствовало развитию сельского хозяйства в своей державе, поощряя проведение обширных ирригационных работ. Благодаря строительству каризов в Иране в V–VI веках распространилось выращивание новых для этой страны культур — сахарного тростника, индиго, хлопка, риса. Страна производила вино, фруктовые соки, мед, розовое масло, цветочные эссенции. В стране развилось и шелкоткачество. Процветанию страны способствовала и оживленная торговля, которая велась через территорию Ирана. Консолидации страны способствовало превращение зороастризма в официальную религию Ирана. Эта религия освящала деление общества на касты и безграничную власть шахиншаха, который именовался *‘царем царей Ирана и не Ирана». Однако казавшаяся непоколебимой власть Сасанидов оказалась с середины VII века под угрозой арабского нашествия.
Жившие тысячелетиями по соседству с державами центрального перекрестка кочевники аравийских степей всегда были слишком слабы, чтобы атаковать своих соседей. Их звездный час наступил, когда Римская империя пала, а контрнаступление Византии захлебнулось. Могло показаться, что нашествие арабов носило обычный для кочевых народов характер грабительского похода против богатых народов. Специальная глава Корана стимулировала желание идти в поход: одна пятая часть добычи должна была поступать пророку, его роду, вдовам и сиротам, четыре пятых выделялась войску. При этом войсковую долю дели ли на четыре части: одну часть отдавали пехотинцу, а три — всаднику. Добычей считалось золото, серебро, пленники-рабы, а также любое движимое имущество и скот. Коран обещал вечное райское блаженство тем, кто погиб на войне.
Однако арабская экспансия под зеленым знаменем ислама представляла собой нечто большее, чем обычный поход кочевников за богатой добычей или нашествие с целью разрушить и разграбить цивилизованное государство. Хотя на протяжении Многих тысячелетий родина ислама — степная Аравия — стояла в стороне от активных процессов, происходивших по соседству в Египте, Финикии, Палестине, в странах Персидского залива и на юге Аравийского полуострова, жители степей подвергались постоянному воздействию этих цивилизационных процессов. Культурные и религиозные традиции соседей в течение многих тысячелетий подвергались всестороннему осмыслению арабскими кочевниками. Одним из наиболее мощных следствий этого процесса явилось создание новой религии — ислама, вобравшего в себя элементы иудаизма, христианства и древних арабских религий. Как и все великие религии, родившиеся в странах центральной магистрали, ислам вооружал верой в торжество принципов справедливости и братства. Как и христианство, эта вера служила могучим средством сплочения людей великой империи вне зависимости от языка, цвета кожи и национальности, социального и классового положения. Впервые со времен нашествия иранских народов, объединенных зороастризмом, кочевой народ сплотился вокруг принципиально нового религиозного учения. Ислам стал мощным источником духовной силы арабов и способствовал объединению других народов под их руководством.
Нашествие арабов было победоносным, а их продвижение — стремительным. Как и обычные захватчики, они уводили в рабство жителей покоренных земель, а города разрушали. Однако арабы не осуществляли тотального уничтожения покоренного Населения, ограничиваясь превращением в мусульман одних и подчинением своей власти других, сохраняя их право на свое вероисповедание. С начала VII века до середины VIII века арабы завоевали всю южную часть бывшей Римской империи, овладев Пиренейским полуостровом, югом Франции, Сицилией, Сардинией, североафриканским побережьем Средиземноморья, Палестиной, Сирией, Арменией, Ираном и некоторыми землями Средней Азии и Индии. Лишь после битвы на реке Талас (на территории нынешнего Казахстана) в 751 году китайские войска остановили продвижение арабов на восток, а в 732 году в битве при Пуатье франки разбили арабов, пытавшихся овладеть Европой с юго-запада. Осью образовавшегося арабского халифата стала западная часть центральной сухопутной магистрали и северная часть кольцевой африканской дороги.
Арабский халифат со столицей в Багдаде, расположенном неподалеку от развалин Вавилона, объединил земли, на которых су шествовали многие наиболее значительные государства древко ста — Египет, Ассирия, Вавилония, Мигании, Урарту, Персия. Карфаген и другие. Халифат и созданные впоследствии на его основе другие арабские государства заполнили вакуум, образовавшийся после крушения Рима, и стали продолжателями цивилизационного процесса, начатого на этих землях. Кроме того, арабам удалось поставить под контроль значительную часть земель, покоренных Александром Македонским, и включить в состав халифата часть нижнего течения Инда (Синд) и государства Средней Азии.
Несмотря на то, что многие арабы долгое время сохраняли верность своему традиционному кочевому образу жизни, значительная часть кочевников переходила к оседлости, быстро приобщаясь к достижениям покоренных ими цивилизованных народов, том числе и к классическому наследию античных культур. Следствием этого явилось появление арабской культуры, оказавшей большое влияние на развитие мировой цивилизации. Как утверждал исследователь истории науки Х. Дж. Уинтер, арабы соединили в своей культуре «геометрические методы греков и аналитические подходы индусов». Расцвет арабской науки, который приходится на X–XI века, связан с выдающимися исследованиями в области физики, химии, математики, астрономии, географии, медицины.
Если на первых порах вторжение арабов сопровождалось разрушениями, то по мере укрепления арабского государства на территориях, покоренных ими, начался подъем. Создание мощного централизованного государства, объявившего землю и воду своей собственностью и направившего сборы от налогов на развитие инфраструктуры сельского хозяйства, сопровождалось проведением широкомасштабных ирригационных работ к Средиземноморье, Передней и Средней Азии. Повсюду в этих землях велось строительство арыков, каризов, плотин, водохранилищ, речных каналов, в том числе оснащенных шлюзами. Б ирригационной системе, созданной арабами, применялись гидравлические колеса, водочерпалки, водяные и ветряные мельницы, Ирригационные работы способствовали расширению посевных площадей для выращивания различных продовольственных культур, льна и хлопка. Увеличились плантации сахарного тростника и виноградники.
Подъем сельского, хозяйства совершался одновременно с развитием других отраслей хозяйства. Под влиянием развивавшейся торговли в IX–X века в арабском халифате повсеместно происходит отделение ремесла от сельского хозяйства. Наблюдается рост технического совершенствования в текстильных и керамических изделиях, при обработке металлов, в парфюмерных изделиях.
Хозяйственный подъем и технический прогресс в странах!рабского халифата опирался на потенциал накопленных трудовых навыков, культурных традиций, привычек народов, веками Населявших древние страны. В то же время бывшие кочевники соединили с этим древним опытом цивилизованных народов свои Знания о мире, свои культурные ценности, свои мечты, хранившиеся ими веками в степях и пустынях Аравии. Достижения арабской культуры проявились в области строительства, особенно в Возведении мечетей и дворцов. Арабы научились строить невиданные прежде многоэтажные дома. Исторические хроники запечатлели сведения о сооружении 20-этажных домов в Хадрамауте, отделанных мрамором и гранитом.
Выдающимся примером арабской строительной культуры был Багдад. Этот город, отстроенный в VIII веке халифом Мансуром, не сохранился до наших дней, так как был до основания уничтожен монгольскими завоевателями. Город представлял Идеальный круг с диаметром в 3 километра. В центре этого круглого города возвышалась круглая стена, окружавшая дворец халифа и другие правительственные здания. По словам Х. Дж. Уинтера, «после создания халифата Аббасидов в Багдаде первенство в культуре перешло к этому городу примерно в 750 году». Вновь, как и в древности, город, расположенный в середине Месопотамии, превратился в центр культурного развития цивилизованного мира.
Арабские страны развивали караванную торговлю по древним сухопутным магистралям с Индией, Китаем и Восточной Европой. Одновременно продолжала развиваться морская торговля. Суда арабских купцов постоянно курсировали к берегам Индии, Индокитая, островов Малайского архипелага, добирались до южных портов Китая.
Многие из стран Азии, посещавшиеся арабскими мореплавателями, также находились на стадии подъема. Переживали расцвет государства крайнего юга, Индии, связанные с морской торговлей. Вероятно, в ту пору родилось представление об Индии, кик о стране, где «не счесть алмазов каменных в пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном». В населенных народностями тамилов и малаяли государствах Чола, Панданья, Керала добывался берилл; здесь был развит жемчужный промысел; их леса и сады служили источником пряностей и благовоний. Как и во всех приморских странах, здесь процветала работорговля и активно применялся рабский труд.
Некоторые из этих государств не только избежали вторжений, но и сами осуществляли агрессивную внешнюю политику в отношении заморских территорий. Южноиндийское государство Чола атаковало Цейлон и Бенгалию, а в XI веке включило в состав своих владений часть Бирмы, Андаманские и Никобарские острова.
К востоку от Индостана на территории нынешней Бирмы (Мьянмы) в долине Иравади в IX веке было создано государство Паган, которое, как и ранее существовавшее здесь государство Пегу, испытывало сильное влияние индийской культуры. После создания там оросительной системы (XI век) ее земли превратились в развитый сельскохозяйственный район.
В IX веке н. э. на важном участке морских путей вдоль юга Индокитая выросло королевство Кхмер со столицей Ангкор, в котором были сооружены прославленные храмы Ангкорват. Вплоть до XIII века это государство вело упорную борьбу со своими соседями, расширяя владения от границ нынешней Бирмы (Мьянмы) до современных пределов Северного Вьетнама и Малайзии.
Создание в IX–XII веках на территории нынешнего Вьетнама государств Да-Вьет и Чампа, как и повсюду в этом регионе, сопровождалось расчисткой джунглей под посевы, проведением крупномасштабных ирригационных работ.
Сложившиеся на дальневосточном конце сухопутных и морских дорог Азии государства Кореи (Коре, Сипла, Пэкче) стали высокоразвитыми морскими странами, которые поддерживали связи даже с далеким халифатом. Развиваясь под сильным влиянием Китая, культура корейских государств достигла высокого уровняв VIII–XII веках. Свидетельствами этого являются сохранившиеся с той поры изделия из металла и фарфора. С XI веки здесь печатались книги с досок, а с начала XIII века употреблялся металлический шрифт. Корейские государства отражали нападения японцев с юга и маньчжурских племен с севера. Однако даже внешняя угроза не помогла им сплотиться и создать единое государство на полуострове. Не исключено, что это обстоятельство не позволило Корее превратиться в аналог Италии в дальневосточном средиземном море и создать подобие Римской империи в Дальневосточной Азии.
Укрепление централизованной власти способствовало развитию Японских островов. Начиная с VIII века здесь развертывается строительство водохранилищ, плотин, оросительных каналов. Помимо традиционного риса, в Японии выращиваются пшеница, рожь, просо. Увеличивается добыча железа, меди, золота, серебра, серы, слюды.
Бурное развитие переживал самый оживленный перекресток Морских сообщений Южной Азии. Важнейший перевалочный пункт морской торговли Южной Азии Палмебанг, расположенный на Суматре, стал в VII веке столицей процветавшего до середины XIV века царства Сривинджайя. Хотя основным населением были малайцы, значительную роль в развитии Сривинджайя играли индийские переселенцы, которые оказали сильное влияние на формировании культуры царства. Это самое могущественное царство завладело почти всеми главными портами полуострова Малакка, а также островом Явой. Малайские мореходы наряду с индийцами и китайцами уверенно осваивали просторы Южных морей.
Соперничество за контроль над торговыми путями между царством Сривинджайя и индийским государством Чола увенчалось победой последнего. Чола покорила Шри Ланку, Мальдивские острова и Малакку. После этого центр развития в Индонезии смешается дальше от основных морских путей на остров Ява. Здесь на Яве около 800 года н. э. был сооружен великолепный храм Боробудур.
Активно занимаясь посреднической торговлей, жители Явы, Суматры и Малакки (иногда эти средиморские земли называли Явакой) достигли сравнительно высокого уровня жизни. Здесь, как и в других морских государствах, широкое распространение получило рабовладение. Охотясь на рабов, жители Яваки совершали набеги на южное побережье Азии. Следствием процветания Яваки стал рост народонаселения этих земель, что стимулировало колонизацию островов будущей Индонезии, именовавшуюся ими Великой Нусантрой. Одновременно жители Яваки начали переселяться через Индийский океан на Мадагаскар. Возможно, что если бы развитие морских государств Яваки началось раньше, то Индонезия опередила бы Западную Европу в мировых географических открытиях и всемирной экспансии. Правда, как и везде, рабовладение было сильнодействовавшим стимулятором, но оказывавшим временное действие. Не исключено, что последующий упадок Яваки был вызван разлагающим действием этого «наркотика״.
Развитие морской торговли в Китае не привело к распространению рабовладения, но способствовало процветанию страны В Китае в VIII–XIII веках было сделано много важных изобретений. Между VIII и X веками китайцы изобрели компас. В X веке было налажено книгопечатание. В IX веке был изобретен порох, хотя его сначала применяли лишь для пускания ракет, китайцы впервые применили порох в войне против монголов в 1232 году. Примерно в это же время китайцы научились применять уголь и черной металлургии. В XIII веке китайцы усовершенствовали рулевое управление морских судов, что сделало их значительно более маневренными и способными к дальним путешествиям.
Особое развитие в Китае получил горнодобывающий промысел. С начала XI века резко возросла добыча железа, потребность в котором увеличилась по мере распространения железных орудий в сельском хозяйстве. Существенно увеличилась и добыча серебра, которое использовалось для ювелирных изделий, внешней торговли, а также для того, чтобы откупаться от кочевников Эти промыслы принадлежали государству. Государственными были и предприятия металлургической промышленности. Численность рабочих на этих предприятиях достигала 100 человек.
Самыми крупными были государственные предприятия по производству шелковых тканей (до 600–700 работников). На этих предприятиях, а также в мастерских по производству оружия, чеканке железных монет и в виноделии использовались наемные рабочие, получавшие заработную плату отчасти натурой, отчасти деньгами. В 3-м томе «ВИ» отмечалось, что «самый факт появления таких мастерских в соединении с широким развитием внутренней торговли и денежного обращения оценивается некоторыми исследователями истории Китая как зарождение условий, открывших возможность развития в дальнейшем элементов капитализма».
Развитие товарно-денежных отношений требовало все более совершенных финансовых операций. Задолго до появления в Западной Европе векселей (около XIII века) они уже в VIII веке по явились в Китае под названием «летающие деньги». В X веке и Китае вошли в широкое употребление бумажные деньги.
Период Сунской империи в истории Китая (960—1279) был ознаменован культурным расцветом страны. Особенно большой прогресс был достигнут в области просвещения. В школах Сунской империи родилась так называемая «сунская наука» — комплекс политических, экономических, исторических и философских знаний.
Таким образом, в то время как северо-западная окраина мировой цивилизации превратилась в регион, захваченный армадами варваров, остальные цивилизованные страны от Испании и Марокко до Индонезии, Кореи и Японии переживали период экономического подъема и культурного процветания. Своих успехов эти страны достигли, опираясь на постоянно накапливавшееся с древних времен экономическое, духовное и интеллектуальное богатство, на их возраставший трудовой опыт и увеличивавшееся культурное наследие. Их общественный строй мало изменился со времен основания первых цивилизаций. В крупных государственных образованиях сохранялись сильная централизованная власть, обеспечивавшая кооперацию общественного труда, высокоразвитая специализация труда, сочетавшаяся с классовым неравенством и сословными, нередко кастовыми барьерами. В то же время переход цивилизованных стран к мореплаванию существенно изменил роль торговли и товарно-денежных отношений в жизни общества. Некоторые из них уверенно двигались вперед к глубоким качественным переменам в своем экономическом и общественном развитии.
Как ни странно, эти черты общественного строя цивилизованных стран позволяли многим историкам говорить об отсталости феодализма в странах Востока. Авторы статьи «Феодализм» в «СИЭ» противопоставляли высокоразвитый феодализм Западной Европы «раннефеодальному» строю стран Азии: «Для генезиса и форм феодализма в таких странах, как Китай, Индия, Иран, характерны: сравнительно высокий уровень товарно-денежных отношений, гипертрофия централизованной государственной машины, меньшая, чем в Западной Европе, роль вассально-ленных отношений, медленный, растянувшийся во времени процесс феодализации».
Получается, что строительство 20-этажных домов и совершенных по своей организации крупных городов, возникновение предприятий с сотнями рабочих, открытие пороха, бумаги, компаса, доменного производства, появление бумажных денег, покорение Индийского океана, создание на землях Испании, Северной Африки и Южной Азии зоны высокопроизводительного сельского хозяйства доказывали отсталость «гипертрофированной» централизованной власти и медленное развитие «прогрессивного» общественного строя. В то же время, но мнению историков, нищая и отсталая Европа, которая приобщалась к достижениям Востока только во время грабительских крестовых походов, была олицетворением торжества передового строя.
К несчастью для стран Востока, в отличие от ученых сторонников прогрессивности западноевропейского феодализма, неграмотные кочевники Центральной Азии имели верное суждение об истинном положении дел в мире, а потому не Западная, Европа, погруженная во мраки бедность Средневековья, а высокоразвитые страны Южной Азии стали первыми жертвами очередных нашествий кочевых племен.
ГЛАВА 28РАЗГРОМ ВОСТОКА И ВОЗРОЖДЕНИЕ ЗАПАДА
Как и прежде, расширение границ цивилизации и рост ее материальных и духовных богатств усилили для нее угрозу из степей. Начиная с VIII века на западе Китаю угрожали уйгуры, на северо-востоке — кидали. Последним удалось в начале X века завладеть значительной частью северного Китая. Лишь своевременная консолидация Китая под руководством правителей новой династии Сун предотвратила покорение страны кочевыми народами. Хотя кидани сохранили за собой контроль над китайскими провинциями Шаньси и Хэбэй, их продвижение в глубь Китая было остановлено, а само киданское государство постепенно «китаизировалось».
На границах Китая складывались государства-дички, населенные бывшими кочевыми народами и перенимавшие многие достижения древней цивилизации. Такими стали Тибет и государство тангутов. В VII веке Китай подвергся массированным нашествиям тибетцев, тангутов и тюрок. Однако на сей раз в ходе долгой борьбы Китаю удалось не допустить противников в глубь страны, разбить их и даже раздвинуть свои границы далеко на запад до Тибета и Туркестана.
В начале XI века династия Сун столкнулась с новой опасностью на западе в лице тангутов, которые, разбив тибетцев и уйгур, двинулись на Китай. Чтобы остановить экспансию тангутов, Китай вынужден был платить им ежегодно дань большим количеством серебра и шелковой материи. Новая угроза возникла на севере в начале XII века, после нападения в 1115 году на киданей маньчжуро-тунгусского племени чжурчженей. Через год после разгрома чжурчженями киданей (1125 год) первые вторглись на территорию Китая и овладели всей страной к северу от Янцзы. Южный Китай вынужден был не только признать все завоевания чжурчженей, но и выплачивать им дань серебром и шелком.
Кочевые племена одолевали и другие цивилизованные державы, В XI веке арабский халифат, а затем и Византия подверглись нападению племен сельджуков-огузов с северо-востока из земель нынешнего юга Туркмении. За два десятилетия сельджуки покорили Хорезм, Иран, Ирак с Багдадом. Арабский халиф был вынужден признать правителя сельджуков султаном, а также «царем Востока и Запада», сохранив за собой лишь духовную и номинальную светскую власть (сельджукский султан считался наместником халифа). В последующие десятилетия XI века сельджуки покорили Сирию, Палестину, Армению и почти всю Малую Азию, фактически вытеснив Византию с азиатского континента. Как и многие подобные державы, сельджукский султанат оказался недолговечным и пал в XII веке, раздираемый внутренними противоречиями и под напором внешних врагов.
Однако отразив эти нападения, цивилизованные страны вскоре столкнулись с наибольшей угрозой за всю их историю. В начале XIII века началось самое мощное нашествие монголов из внутреннего континента Евразии. Как и в прошлом, успех монголов объяснялся не численным превосходством кочевников, а высокими качествами их воинов, физически закаленных, смелых, инициативных, беззаветно преданных своему народу. Спрейг де Кэмп особо обращал внимание на «потрясающую организацию монголов; их дисциплину и тактику».
Монгольские завоеватели разорили и опустошили всю Среднюю Азию, ее города и оазисы были превращены в руины и пустыни. Разрушения монгольскими завоевателями ирригационных систем Месопотамии были таковы, что это привело к упадку этого древнего края вплоть до XX века. Идеально распланированный Багдад был до основания уничтожен во время монгольского нашествия, а его 800 тысяч жителей полностью уничтожены. Нашествие монголов привело к упадку Ирана: даже через полвека после того, как монголы покинули Иран, в стране возделывалось только 10 процентов пригодных к обработке земель, десятки городов исчезли или превратились в пустыни. Захватчиков не останавливали ни высокие горы, ни широкие реки, — ни моря, ни зимняя стужа, ни тропическая жара. Они одолевали оседлые народы разных широт и разных регионов Евразии. По словам авторов 3-го тома «ВИ», «завоевателей увидели на своих землях многие народы — кидани и чжурчжени, тангуты и китайцы, корейцы и тибетцы, таджики и хорезмийцы, тюрки и персы, индийцы и народы Закавказья, русские и поляки, венгры, хорваты и др. Позднее, уже при преемниках Чингисхана, корабли завоевателей подходили к берегам Японии, Явы и Суматры. Над культурными странами пронесся губительный смерч».
Одновременный и мощный удар по всему стволу древнего Дерева Цивилизации чуть не оказался роковым для ее судеб. Полное разрушение материальной структуры производства и общественной жизни, на создание которой были затрачены усилия многих поколений людей, отбросило развитие покоренных стран на несколько веков назад. Однако не только уничтожение сооружений, но прежде всего поголовное истребление носителей знаний, трудовых навыков, культурных привычек привели к долговременной деградации древних стран.
Увеличение «убойной силы» данного нашествия было связано не с тем, что монголы отличались особой склонностью к разрушению. Просто к XIII веку масса цивилизованного мира существенно выросла. Масштабы и энергия кочевых разрушителей возросла соответственно расширению пояса цивилизованных государств и накоплению их богатства. Присущее всем захватчикам стремление к обладанию максимальным количеством ценностей, созданных людьми, и подчинению максимального числа людей своей власти приняло крайние формы и нашло выражение в цели, которую поставил Чингисхан перед монгольскими племенами — достичь «последнего моря». Особенность нашествия, в котором помимо монголов принимали участие и другие кочевые племена, состояла в том, что объектом их нападения стал весь цивилизованный мир.
Более того, осознавая, что сохранение основ прежних цивилизаций неизбежно приведет либо к быстрому изгнанию захватчиков, либо к «прорастанию» цивилизации через культуру агрессоров, нападавшие стали применять метод «выжженной земли». Как отмечалось в 3-м томе «ВИ», «грабительские на-. шествия кочевников на различные земледельческие страны Азии были обычно опустошительны. Нашествие же монгольских войск характеризовалось, кроме того, введенными Чингисханом и его полководцами приемами организованного опустошения культурных земель, массового истребления способных к сопротивлению элементов населения, террором и запугиванием мирных жителей».
Однако даже такие жестокие разорения не остановили развития ноосферы. Разрушители цивилизаций становились творцами новых империй. Вводимые там порядки оказывались полезными для народов новых держав. Конные транспортные службы в империи Чингисхана соединили многие прежде разъединенные части Евразии воедино. Ясса — закон Великого хана — свято соблюдался, и даже утверждалось, что в империи монголов одинокая девушка могла спокойно проехать на верблюде, груженном золотом, от Желтого моря до Персии, там, где прежде царили разбой, грабежи и насилие. Одновременно победители усваивали культуру покоренных ими народов и во многих странах, порабощенных монголами, цивилизация стала, как и прежде после подобных испытаний, постепенно возрождаться.
Между тем в Азии зарождались новые очаги агрессии. В середине XIV века в Малой Азии началась экспансия турок-османов, которые в 1453 году добили Византийскую империю и вскоре распространили свою власть на земли трех континентов. В конце XIV века страны Средней Азии, Иран, Индия и Китай стали жертвами беспощадных походов Тимура.
Несмотря на впечатляющие успехи цивилизаций в освоении морских просторов, они не смогли достичь такого состояния, которое позволило бы им дать отпор кочевым народам. Более того, рост благосостояния цивилизованных стран по мере развития морской торговли лишь усиливал разрушительный натиск кочевых народов, остановить который было невозможно. Казалось, неумолимый маятник мировой истории будет регулярно смещать центры мирового развития в степи Центральной Азии, а чередования блистательных подъемов цивилизованных держав, сформировавшихся на центральной оси планеты, и их крушений под напором кочевой периферии — это неизбежная судьба человечества.
Однако вслед за сокрушительным разгромом цивилизаций кочевниками наступал период их возрождения. Несмотря на то, что монгольское нашествие ставило целью достичь «последнего моря», то есть взять под свой контроль всю континентальную сушу, все средиземные моря и все средиморские земли, монголы не сумели решить поставленную ими задачу. Покорив чуть ли не всю Евразию и достигнув Среднего Дуная, Одера и Адриатики, монголы ушли из Западной Европы. Значительная часть региона, который в течение целого тысячелетия служил объектом всевозможных нашествий с востока, юга и севера, на сей раз оказалась не тронутой беспощадными захватчиками. Это обстоятельство во многом предопределило дальнейшее развитие мировой истории.
Надо заметить, что сохранению слабых и отсталых феодальных княжеств Западной Европы в немалой степени способствовало создание после падения Римской империи единого массива оседлых стран, простиравшегося к концу XI века с запада от побережья Атлантического океана на восток до Каспия, Волги и северных рек нынешней европейской территории России. Несмотря на значительно более низкий уровень своего развития, цивилизация в Европе обрела большую территориальную глубину, чем во времена Римской империи. Расширение пределов цивилизации привело к тому, что удары кочевников отражали не все страны Европы, а лишь ее пограничные государства. Удары с юго-запада приняли Испания и Португалия, оказавшиеся под властью арабов, а затем Франкское государство, сумевшее отразить арабское нашествие в VIII веке. Венгры и другие пришельцы из Евразии атаковали главным образом славянские страны Европы. Хотя норманны атаковали европейские государства со всех сторон, они не проникли в ряд государств центральной Европы.
В XV веке европейские впадения Византии и государства южных славян оказались порабощенными турками. После падения этой линии обороны роль пограничников Европы долго выполняли черногорцы, упорно отстаивавшие свою независимость, и бывшие кочевники — венгры, долгие годы сражавшиеся с Османской империей.
Создание русского государства в конце IX века привело к тому, что Русь стала мощным барьером на пути продвижения кочевых народов в глубь Европы. Русь Первая встречала кочевников, и даже если они не были разбиты на ее южных границах, то они утрачивали значительную часть своего напора в ходе боев с русскими воинами. После нашествий 1237–1240 годов, приведших к порабощению русских земель, монгольские кочевники смогли атаковать вторую линию обороны Европы в Польше и Венгрии, но не сумели закрепиться в этих странах и вынуждены были завершить свое дальнейшее продвижение на запад.
В то время как пограничные народы отстаивали независимость своих и других европейских стран (испанцы и португальцы, продолжая реконкисту Пиренейского полуострова; южные славяне и венгры, отбиваясь от турок; русские, оказывая сопротивление татаро-монголам), остальные народы Европы были избавлены от угроз кочевых нашествий.
Это обстоятельство способствовало неспешному, но. уверенному хозяйственному развитию большинства западноевропейских стран. Основой их экономики служило сельскохозяйственное производство. Распространение земледелия на весь европейский континент, особенно в его северной части, потребовало применения иных сортов растений, использования иной сельскохозяйственной техники по сравнению с теми, что применялись в древних цивилизованных странах или в странах Средиземноморья. Здесь было невозможно развивать поливное хозяйство с использованием оросительных каналов или рассчитывать на обилие солнечных дней. Для достижения тех же результатов, что и на юге Европы, крестьянам надо было трудиться гораздо упорнее и энергичнее. Однако на своем опыте люди убедились, что этот труд вознаграждался и ведение сельского хозяйства в значительной части Западной Европы обеспечивает безбедную жизнь!
Природные условия для ведения сельского хозяйства в северной части Западной Европы позволяли собирать не менее обильные урожаи, чем на юге этого региона, а главное — более устойчивые. Оказалось, что перемещение цивилизации в сторону холода совпадало с ее смещением и в зону более активных бурь и гроз. Придавая большое значение воздействию наэлектризованного воздуха на умственную активность людей, Хантингтон в то же время признал, что процветанию упомянутых им пяти регионов мира способствует прежде всего высокая продуктивность тамошнего сельского хозяйства. Кроме того, подчеркивал Хантингтон, там, где больше гроз, там больше выпадает осадков, чередующихся с солнечными днями, что также благоприятствует урожаям.
В указанных им пяти регионах ‘‘идут дожди, вызванные циклонами во все времена года». Эти регионы, отмечал ученый, «обладают двумя великими преимуществами. Первое преимущество — высокая урожайность. Второе, что, очевидно, является еще более важным в конечном счете, это — устойчивость урожаев из года в год». Как подчеркивал Хантингтон, эти регионы «Являются самыми развитыми в мире». Там, где существует равномерное распределение осадков, сельское хозяйство не страдает ни от засух, ни от избытка дождей. В этих регионах «ни в один месяц не бывает осадков менее 5 процентов от годовой нормы». Первым регионом среди наиболее одаренных природой Хантингтон назвал часть Западной Европы (Ирландия, Великобритания, центральная и северная часть Франции, Бельгия, Голландия, Дания, Германия и западная Польша). Вскоре после создания феодальных государств в большинстве этих стран стало успешно развиваться земледелие.
«Есть лишь два типа земель на планете, — замечал Хантингтон, — где могут быть достигнуты столь высокие урожаи, но их число строго ограничено. К одному из них относятся Калифорния и Египет, где такого успеха можно добиться с помощью постоянного орошения. Другой тип земель — это разбросанные по планете и сравнительно небольшие участки в тропиках, так называемые плантационные районы, где обильные осадки чередуются с коротким сухим временем года, что позволяет культурам вызревать, но они не засыхают». В прохладной и сумрачной Западной Европе можно было получать столь же великолепные урожаи, как и в жарком и солнечном Египте, где расцвела великая цивилизация.
Таким образом, с одной стороны, холодный климат заставлял крестьян усиленно трудиться, но с другой стороны, распределение осадков вознаграждало их сторицей. Такое сочетание стимулирующих и благоприятных природных условий способствовало применению все более совершенных орудий труда и способов производства. Характерно, что технические достижения начала Средних веков относились к сфере сельского хозяйства. В эти столетия были изобретены подковы, хомут, плужный резец, водяная мельница и другие предметы, необходимые для сельского хозяйства. Высокопродуктивное сельское хозяйство Западной Европы создало возможности для появления избыточного продукта — этого непременного условия обогащения стран, развития ремесел, городов и торговли.
— Чем больше развивавшееся сельское хозяйство Западной Европы испытывало потребность в изделиях городских ремесленников, тем активнее развивалась торговля. Чем больше богатели феодалы за счет труда своих крестьян, тем больше расширялся ассортимент товаров, поступавших в Западную Европу по каналам международной торговли. Чем больше возникала потребность в заморских товарах, тем активнее развивалась торговля, тем выше были прибыли международных коммерсантов. «Торговые народы древности, — подчеркивал Карл Маркс, — существовали как боги Эпикура в междумировых пространствах вселенной, или, вернее, как евреи в порах польского общества». Социальные, а часто и религиозные барьеры, с одной стороны, ставили сословие торговцев в дискриминируемое положение, но с другой стороны, служили надежной защитой их деятельности.
Христианство, распространенное по всей Европе, лишало еврейских и арабских купцов равноправия с остальными членами общества. В то же время Ветхий завет, являвшийся священной книгой евреев и утверждавший их богоизбранное положение, был также частью христианского Священного писания. Этот логический парадокс позволял христианам находить духовное обоснование для общения с евреями, хотя и держа их на постоянном отдалении от себя. Признание мусульманами существования Моисея и Христа, их вера в единого, вездесущего Бога также позволяли христианам находить с ними точки соприкосновения, хотя сторонники ислама считались опасными еретиками.
Такое двойственное отношение к нехристианским торговым народам было в известной степени им удобно, так как создавало вокруг них своеобразное изоляционное попе. Это «поле» поддерживалось взаимоисключающими представлениями о близости и антагонизме, что было схоже с теми отношениями, которые складывались между первобытными племенами на основе признания общих тотемических предков. На практике это приводило к тому, что для международных торговцев создавали особые поселения в христианских городах. Правда, в таком положении был риск, так как порой изолирующий слой разрушался то ли под воздействием периодических взрывов солнечной активности, то ли вследствие медленной коррозии, вызванной классовым антагонизмом. В этих случаях происходили погромы кварталов, в которых проживали евреи, арабы и иные «иноверцы», а короли издавали эдикты об их изгнании из своих стран.
Однако по прошествии некоторого времени международные коммерсанты возвращались в свою привычную среду. Рассматривая море феодальных государств как опасную, но преодолимую стихию, коммерция прокладывала свои маршруты, не считаясь с границами княжеств, политическими или религиозными барьерами. Пути арабских, еврейских, китайских, индийских, персидских, сирийских, ломбардских, ганзейских купцов были подобны монорельсовым дорогам, высоко поднятым над землей и позволявшим коммерсантам быстро пересекать, казалось бы, непреодолимые границы. Как отмечалось в «БСЭ», «после арабского завоевания» Испании «получила широкое развитие торговая деятельность евреев (торговля с Южной Францией, с Хазарским царством)».
Богатые торговые города словно средиморские острова, превращенные в крепости, возвышались над дикой стихией, где обитали нищие, вольные и вечно дерущиеся друг с другом феодалы. Города устанавливали свои правовые нормы, которые распространялись Лишь на эти сухопутные «острова». Магдебурге кое городское право, сложившееся в Магдебурге и принятое в Восточной Германии, постепенно распространилось на Восточную Пруссию, Силезию, Чехию, Венгрию, Польшу, Литву, Белоруссию, Украину. Упорядоченная организация городов отделяла себя от хаоса феодальной стихии.
Хотя феодальные порядки мешали беспрепятственному развитию торговли, феодальная раздробленность отчасти устраивала коммерсантов. Барьеры, разделявшие княжества, помогали торговцам играть роль посредников между различными землями разделенной Западной Европы. Подчеркивая умение торговцев использовать разделенность производителей и простоту покупателей, Маркс замечал: «Торговля первых самостоятельных пышно развившихся торговых городов и торговых народов, как торговля чисто посредническая, основывалась на варварстве производящих народов, для которых они играли роль посредников».
Коммерция оказывала такое же сильное воздействие на все ткани европейского общества, как стимулятор обмена веществ на биологический организм. Правящие касты Европы не могли существовать без товарного и денежного «гемоглобина», который перекачивался по артериям мировой торговли. Феодалы воспринимали купеческие маршруты, проложенные по сухопутным, речным и морским дорогам Западной Европы, как потоки даровой энергии, из которых можно было черпать столько товаров и денег, сколько позволяла мощь феодальных бандформирований. При этом, как это всегда было в цивилизованном обществе со времен грабительских походов фараонов, разница между благородными дворянами и обычными деклассированными элементами стиралась. Мартин Лютер констатировал: «Теперь купцы очень жалуются на дворян или на разбойников, на то, что им приходится торговать с большой опасностью, и, кроме того, их захватывают, бьют, облагают поборами и грабят».
Впрочем, для Мартина Лютера было ясно, что как у торгашей, так и у дворян способы получения материальных благ одинаково нечестны. Он писая: «Но если бы купцы претерпевали это ради справедливости, то, конечно, они были бы святыми людьми… Так как столь великое беззаконие и противохристианское воровство и разбой творятся купцами по всему миру и даже по отношению друг к другу, то что же удивительного, что Бог делает так, что столь большое имущество, неправедно приобретенное, снова утрачивается или подвергается разграблению, а их самих при этом избивают или захватывают в плен… Бог посылает рыцарей и разбойников и через них наказывает купцов за беззаконие… Так бьет одного плута другим, не давая этим понять, что рыцари меньшие разбойники, чем купцы, ибо купцы ежедневно-грабят весь мир, тогда как рыцарь в течение года ограбит раз или два, одного или двух».
Однако поскольку одни грабители не могли жить без других, им приходилось искать способы мирного сосуществования. Благородные дворяне, презиравшие и грабившие торговцев и ростовщиков, всецело зависели от них. Рыцарю Сиду из испанской легенды до отправления в поход против арабов пришлось ломать голову: как, не прибегая к откровенному грабежу, перехитрить ростовщиков Иуду и Рахиль, чтобы получить под залог деньги для своего вооружения. В конечном счете от этих «хитростей» в выгоде оставались финансисты, которые получали львиную долю прибылей от походов христиан против мусульман. Одновременно происходила коммерциализация сознания христианских рыцарей. Крестовые походы превращали фанатиков веры в профессиональных коммерсантов, о чем свидетельствовала метаморфоза Ордена тамплиеров. Коммерциализация феодализма заставляла его оберегать не только неограниченную власть сеньоров над крестьянами, права баронов на ведение междоусобных войн, но и права городов-республик, купеческих гильдий, цехов. Растущая зависимость феодализма от коммерции привела Западную Европу в движение. По мере освобождения реакции товарообмена из оков феодального общества европейский мир приобретал мощную энергию.
Постепенно все страны Западной Европы оказались охваченными сетью торговых путей, опорными пунктами которых стали быстро растущие торговые города. Как это было и в прошлом, страны Средиземного моря оказались в авангарде развития торговли. Вследствие активно развивавшейся торговли известный со времен колонизации Средиземного моря финикийцами и греками южный выступ Франции стал процветающим Провансом. Л. И. Мечников справедливо отмечал особую роль этой области в развитии европейской цивилизации, заметив, что «географически континентальная Европа соприкасается со Средиземным морем лишь берегами Прованса». Здесь морские дороги соединялись с речным путем, который вел по Роне в глубь Франции, и с древним трансконтинентальным сухопутным маршрутом.
Восторжествовавшее в Провансе учение так называемых катаров объявляло реальный мир иллюзорным, а потому они освобождали своих сторонников от социальных, моральных и иных обязательств. Религия катаров, или, по определению католической церкви, «альбигойская ересь», открывала неограниченный простор энергии земноводных, поставивших себя над остальной ноосферой. Можно предположить, что в Провансе сложился новый центр приморской периферии, подобный тем, которые существовали во времена становления морских цивилизаций Средиземного моря. Это означало, что юг Франции бросил вызов всей христианской и феодальной Европе. Крестовый поход против альбигойцев в 1209 году, сопровождавшийся массовым уничтожением населения целых городов, на долгие годы поверг Прованс в запустение.
Находясь в непосредственной близости к Риму, столице католического мира, итальянские государства не бросали вызова католической церкви и не могли попытаться создать единую державу, подобную погибшей империи. В то же время центральное положение Италии в Средиземном море, как и во времена античности, способствовало тому, что эта страна в XII–XV века переживала наибольший хозяйственный, политический и культурный подъем по сравнению с остальными европейскими странами. Особенно высокий уровень развития был достигнут в итальянских государствах, расположенных на торговых путях. Одним из наиболее важным из них было Миланское герцогство, расположенное на торговой реке По и сухопутном пути, который соединял Италию с остальными странами Европы. На земле, где некогда жили этруски, особое значение приобрела Флоренция. Успешно развивались купеческие республики Италии, Венеция и Генуя. Венеция взяла под свой контроль Адриатическое море. Генуя, завладев Корсикой, контролировала Лигурийское море. Обе республики имели средиморские владения и в других морях: Генуи принадлежали колонии в Северном Причерноморье; Венеция некоторое время владела Кипром.
Итальянские купцы прокладывали пути туда, где прежде не видели европейцев, в страны, о которых Европа знала лишь через посредников. Венецианский купец Марко Поло первым совершил в 1275–1292 годы путешествие через Сирию, Ирак, Афганистан в Северную Индию и Китай.
Как и в прошлом, средиморское положение итальянских государств способствовало их обогащению, развитию науки и техники, расцвету культуры. В этих государствах мечтали о возрождении былого величия Италии. Идеалами итальянской культуры XIV–XV веков стали достижения античной греческой и римской культуры. Обращение к древней погибшей культуре позволяло деятелям Возрождения ориентироваться на высокий духовный и интеллектуальный уровень античности. Такое возвращение к утраченному восстанавливало мировосприятие прошлого с его открытиями в самых разных областях жизни, в том числе и теми, которые были не реализованы до конца из-за рабовладельческого строя. Этот процесс возврата к былым высотам приводил к новым прозрениям и новым открытиям. По оценке А. Тойнби, в течение двух веков — с середины XIII до середины XV века — развитое цивилизации в Италии достигло такого уровня, что разница в степени приобрела качественное отличие. Итальянцы настолько опередили в своем развитии остальные европейские народы, что «к концу пятнадцатого столетия они чувствовали себя гораздо выше остальных людей Запада и… возродили понятие «варвары» для того, чтобы характеризовать народы, жившие по ту сторону Альп и Тирренского моря».
В то же время Возрождение в Италии не было реставрацией Римской цивилизации. Торговые республики Италии не стали новым изданием древних государств с засильем в них рабства. Напротив, в XIII веке государства Северной Италии первыми в Европе освободили крестьян от крепостной зависимости. Многие крестьяне покидали земли и уходили на заработки в города. Итальянские государства развивались не за счет использования рабского труда, а благодаря техническому и организационному усовершенствованию производства. Итальянское Возрождение ознаменовало возвращение, на тот путь, который был пропущен греками, римлянами и другими народами античного Средиземноморья из-за рабовладения. Морская торговля Италии стимулировала новый способ производства — мануфактурный, построенный на кооперации и техническом разделении труда.
Так, в сукнодельческой мастерской производство разделялось на 20 с лишним операций, исполнение которых было делом разных работников. Разделение труда применялось и на строительстве кораблей в Генуе и Венеции.
Потребность в увеличении производства подталкивала людей к использованию механизмов. Так с XV века в Италии для осуществления ряда операций при производстве сукна стали применять мельницы, приводимые в движение силой речной воды. Мануфактурное производство способствовало Повышению производительности труда, что, в свою очередь, усилило конкурентоспособность итальянских товаров, которые уверенно завоевывали европейские рынки.
Развитие Италии способствовало возведению новых крупных хозяйственных сооружений. Уже с конца XII века в Ломбардии развернулось строительство мелиорационных и судоходных каналов, а в начале XV века там был построен первый в Европе шлюзовой канал.
Однако для того, чтобы Италия вновь возглавила Западную Европу в движении этого региона по пути цивилизованного развития, было необходимо воссоздать могучее государство на всем Апеннинском полуострове. Несмотря на значительные успехи, возможности купеческих городов-республик Италии были ограничены пределами отдельных участков Средиземного моря и его побережья. Раздробленность Италии, защищаемая феодалами отдельных государств и властью Римского папы, препятствовала сделать необходимые шаги на пути воссоздания мощной державы. К тому же положение купеческих республик существенно ухудшилось после падения Константинополя в 1453 году, установления турецкого контроля над Дарданеллами и Босфором и значительной частью Черноморского бассейна. В 1475 году генуэзские колонии в Северном Причерноморье были захвачены турками и их вассалами — крымскими татарами. Итальянским торговым государствам не удалось повторить путь, пройденный Грецией и Римом, и стать хозяевами южноевропейских средиземноморий. ״
Хотя Италии не удалось вновь возродить великую средиморскую державу, она сумела оказать существенное влияние на развитие Западной Европы. «По мере того, как новая итальянская культура излучала свое влияние из стран полуострова во всех направлениях, она ускоряла культурное развитие народов вокруг него», — отмечал А. Тойнби.
Влияние Италии сказалось прежде всего на соседних с ней государствах, особенно тех, которые были расположены вдоль северного пути. Хотя здесь долго жили племена энергичных и свободолюбивых кельтов, они так и не создали своего цивилизованного государства. Однако наличие древних путей, по которым перемешались народы, очевидно, способствовало тому, что на центральноевропейском участке северного пути сформировались динамично развивавшиеся государства: Бургундия, Тироль, Чехия, Австрийское герцогство и южногерманские княжества. На ключевом отрезке северного пути, откуда ведут дороги в Италию и междуречья Франции и Германии, усилиями свободолюбивых горцев была создана Швейцарская конфедерация. Эти страны активно использовали свое выгодное географическое положение. Авторы «ВИ» отмечали: «Южногерманские и рейнские города сумели использовать свое центральное положение на мировых торговых путях, принимая участие в торговле между Западной Европой и странами Востока. Немецкие купцы были единственными иностранными купцами, которые имели в Венеции свое торговое подворье и за которыми североитальянские города признавали право свободного плавания по Средиземному морю».
Нюрнберг превратился в крупный центр по обработке металлов. Потребность в материалах для растущего производства-металлов способствовала расцвету горнодобывающей промышленности в Зальцбурге и Тироле, а их экономический подъем способствовал созданию Австрийского герцогства, которое скоро превратилось в одно из самых влиятельных государств Германии.
Заметный подъем переживала Чехия, которая с XIV века стала занимать первостепенное положение в Священной Римской империи. Здесь быстро развивалась горнодобывающая промышленность, выплавка железа, меди. Чешское стекло поступало на продажу во все страны Европы.
Постепенное распространение достижений цивилизации на север Европы было связано с новыми усилиями людей в науке и технике. Рост народонаселения в странах с более холодным климатом требовал новых технологий и научных открытий, которые, в свою очередь, способствовали повышению производительности труда. Такое развитие событий отчасти подтверждало правоту Монтескье и Хантингтона о постепенном смешении центров цивилизации на север Европы.
Для металлургии все активнее использовали каменный уголь, известный еще древним грекам, но мало применявшим его. Если сначала добыча угля ограничивалась сбором его на поверхности месторождений, то по мере роста потребностей стали строить шахты. По мере же углубления шахт в них стали проникать грунтовые волы, и требовались усилия многих рабочих чтобы вычерпывать их. Это стимулировало создание механических средств для удаления воды и привело к изобретению насосов.
Потребности растущего производства вызывали и другие цепные реакции усовершенствований и открытий. В Чехии железо в XIV веке стали выплавлять в печах, куда воздух подавался мехами, приводимыми в движение с помощью водной энергии. Здесь же на металлургических предприятиях появились механические молоты.
Ускорению развития Западной Европы-благоприятствовало также обстоятельство, на которое обратил внимание Гегель: изрезанность ее береговой линии. Эта часть Евразии была со всех сторон окружена средиземными морями, а многие полуострова континента и окружавшие континент острова представляли собой удобные средиморские земли. Центральная Европа находилась в сфере влияния не только морской торговли Средиземного моря, но и развивавшейся коммерции на маршрутах, пролегавших через другие моря, окружавшие Западную Европу.
Еще одной зоной ускоренного развития в Европе стали страны бассейнов Северного и Балтийского морей, представлявших собой по своим очертаниями северный аналог Средиземного моря. При этом, как это бывало и раньше, особо активную роль сыграли недавние кочевники — норманны, создавшие свои государства: Данию и другие страны Скандинавии.
Занимая географическое положение, схожее с Италией в Средиземном море, Дания пыталась сыграть аналогичную роль в северном Средиземноморье! Дания постаралась компенсировать отсутствие подобия Альп на ее южной границе, создав вал Даневирке. В первой половине XI века Дания подчинила своей власти Англию и Норвегию и таким образом стала полновластной владычицей западной части северного Средиземноморья. Одновременно датчане развили экспансию на южном побережье Балтийского моря. Под властью Дании оказались Гольштейн, Мекленбург, Поморье вплоть до устья Вислы, а также северная Эстония до реки Нарва.
Правда, Дании не удалось сыграть до конца роль Рима и создать северную средиземноморскую империю. Англо-датско-норвежская держава Кнуда I распалась, а земли, завоеванные Данией в Балтике, были ею утрачены. В то же время Дания продолжала играть существенную роль в развитии этого региона Европы. На протяжении нескольких веков Дания извлекала немалые доходы, взимая пошлину с морских судов, проходивших через проливы Скагеррак, Каттегат, Эресунн (так называемая «зукдская пошлина»). Средиморское положение страны способствовало развитию торговли и появлению торговых городов на острове Зеландия (Роскилле, Копенгаген) и принадлежавшей тогда Дании нынешней территории южной Швеции.
Соперниками Дании выступали другие государства северного Средиземноморья. Прекратив свои грабительские походы, норманны Швеции приняли христианство и перешли к мирным занятиям. В XII веке в Швеции начали добывать руду шахтным способом, выплавлять железо и мель. Шведский остров Готланд, занимающий средиморское положение в Балтийском море, в XI–XIII веках стал важным центром торговли в Балтийском море. В XII веке в Швеции выросли торговые города на балтийском побережье, такие как Кальмар, Ледесе, Сигтуна.
По мере возрастания соперничества между Данией и другими странами северного Средиземноморья в обход проливов и полуострова Ютландия с юга стали прокладываться сухопутные и речные пути, соединявшие Балтийское и Северные моря. Здесь у южной границы Дании на сухопутной и речной дороге между морями вырос германский город Любек, возглавивший международный Ганзейский торговый союз. Этот союз объединил торговые города северной Германии, Норвегии, Англии, Фландрии, Голландии, северной Франции, Польши, Тевтонского ордена, Швеции, а также Псков и Новгород.
Дания, вела упорную конкурентную борьбу против Ганзейского союза, стремясь закрепить свое лидерство в северном Средиземноморье. Война за право Ганзы пользоваться беспрепятственно проливами между Северным и Балтийским морями, завершилось ее победой над Данией, итоги которой были закреплены Штральзундским мирным договором 1370 года.
Ганза осуществляла монопольное посредничество между производящими районами Северной, Западной, Восточной и отчасти Центральной Европы. Морские дороги ганзейских городов дополнялись речными и сухопутными и вели к крупным торговым центрам Европы — Лиону, Базелю, Венеции, Вене, Кракову. В рамках ганзейской торговли Фландрия, Голландия, Англия, Северная Германия поставляли сукна, Центральная Европа, Англия и Скандинавия — металлы, Северная Германия, западное побережье Франции — соль, Восточная Европа — пушнину и воск. Это способствовало развитию и процветанию Северной Европы. Торговые города обретали самостоятельность от феодалов и управлялись зачастую на выборной основе, как и древнегреческие полисы.
В то же время развитие стран Ганзейского союза происходило неравномерно. Заметно вырвались вперед города Голландии. Голландские купцы контролировали 70 процентов всей балтийской торговли. На голландских верфях строились наиболее совершенные парусные суда, способные преодолевать огромные расстояния.
В то время страны Востока медленно оправлялись после нашествия монголов и других кочевников в XIII–XV веках. Воспользовавшись же защитой «пограничных״ стран, западноевропейские государства смогли преодолеть чудовищный разрыв в отставании от остального цивилизованного мира. Более того, в Западной Европе вновь возникли центры мирового развития, готовые вступить в сотрудничество и конкурентную борьбу с мировыми центрами цивилизации, находившимися на Востоке. Рабский труд не мешал более экономическому и научно-техническому прогрессу. Через механизм товарно-денежных отношений морская торговля способствовала устойчиво ускоренному развитию науки и техники.
В XV веке в Австрии была построена первая крупная доменная печь. Еще ранее были созданы первые прокатные станы. Открытие в Европе пороха, а затем производство в 1415 году пушек, способных разрушать крепостные стены замков, означало, что торговые города создали средство, с помощью которого можно сокрушить оборону феодальных поместий.
В 1456 году Иоганн Гутенберг изобрел книгопечатание. Несколько ранее были созданы первые очки. Значение этих изобретений для распространения знаний трудно переоценить. Как замечает де Кэмп, «раньше большинство грамотных людей, вне зависимости от того, каким бы блестящим умом они не обладали, были по мере увеличения своего возраста лишены возможности читать. Теперь они могли продолжать чтение. Когда был создан усовершенствованный печатный станок, книги стали дешевле и доступнее… Изобретение очков и книгопечатания увеличило время, затрачиваемое населением на чтение в несколько раз».
В открытии пороха и книгопечатания О. Шпенглер увидел общее направление движения западноевропейской мысли, продолжение той культурной традиции, которая, по его мнению, проявлялась в уходящих ввысь шпилях готических соборов, в перспективе, запечатленной на картинах художников Возрождения, в западной органной музыке. Казалось, Запад приготовился к рывку вперед к неизведанным далеким берегам.
Возрождение Западной Европы доказывало, что развитие, начатое по мере освоения средиземных морей, окружающих этот регион, было лишь прервано, а не прекращено нашествиями кочевых народов. Восстановление мореплавания, а вместе с ним и развитие торговли способствовали развитию хозяйства, техники, науки и культуры всего региона, окруженного средиземными морями. Такое развитие событий подтверждало правоту суждений Беттингера и Мечникова, подчеркивавших роль Средиземного моря, а затем и других морей в развитии Европы, а также мнение Гегеля о значении изрезанной береговой линии для ее возвышения.
Подъем Западной Европы стимулировался также, влиянием противоположных климатических факторов. С одной стороны, ее процветанию способствовало наличие на ее значительной части областей идеальных для ведения устойчивого земледелия (что, в частности, следовало из утверждений Э. Хантингтона о хорошие урожаях там, где много гроз и бурь). С другой стороны, холодный климат северной части региона стимулировал многочисленные технические нововведения и, как следствие этого, общий хозяйственный подъем (что отчасти подтверждало доводы Монтескье и Хантингтона о позитивном влиянии холодного климата).
В то же время подъем Западной Европы не был уникальным явлением в мире. Мореходство оказало стимулирующее воздействие и на остальной цивилизованный мир. Более того, на протяжении веков неевропейские цивилизованные страны заметно опережали Западную Европу во многих областях-развития. Это явление мировой истории не могут объяснить теории Беттингера и Мечникова об уникальной роли Средиземного моря. Оно противоречит утверждениям Монтескье, Гегеля и Хантингтона о том, что природные факторы предопределили возвышение Западной Европы.
Наконец, версии упомянутых авторов не объясняют, почему, достигнув сравнительно высокого уровня развития, страны Западной Европы не раз оказывались жертвами нападений кочевых народов и даже в середине XVII века вынуждены были отражать атаки выходцев из Центральной Азии у стен Вены.
Очевидно, что, хотя переход человечества в морскую стадию развития способствовал все более быстрому распространению цивилизации и частым смещениям ее центров, эти перемены не были окончательными. То морские, то сухопутные державы приходили в упадок, то пределы цивилизации сокращались под натиском кочевых племен. Исход противостояния соперничающих сил мог быть решен лишь по мере его перерастания в борьбу за мировое господство.