даст ист фантастиш».
В шинели бежать было неудобно, но и бросать её не хотелось — а вдруг сработает, и в случае прямого контакта Сергей сможет запудрить немцам мозги, сыграв роль рядового, поймавшего мальчонку? В это уже не верилось, но чем чёрт не шутит.
Зарычал мотор «Хорьха». Похоже, гансы разделились — кто-то поехал на автомобиле в объезд, а кого-то отправили искать беглецов среди домов.
Утро началось не очень удачно. А продолжалось совсем уже паршиво. Это он понял сразу, как только убил первого фашиста. Если так пойдёт дальше, то не видать Иванычу рукописи, а Сергею — денег, да и будущего своего родного и привычного — тоже. Загнётся он здесь, если дела и дальше будут идти так погано. Две слабенькие гранаты против целой армии — это несерьёзно. Надо бы при случае разжиться хотя бы пистолетом. Если, конечно, прямо сейчас он не получит в спину парочку свинцовых бандеролек из Германии с любовью.
Ванька шмыгнул в другой снежный коридор, оттолкнув какую-то бабу, которая шла с ведром воды, еле переставляя ноги от голода. Женщина повалилась задом в сугроб, ведро упало, но не разлилось, лишь чуть расплескалось. Крутой перепрыгнул через него, кляня этот бег с препятствиями, и даже успел извиниться перед женщиной во время прыжка.
Фашисты вроде потеряли их, выстрелы слышались где-то стороне — похоже, что они свернули в другой снежный коридор, ведущий к одному из домов.
Шарик бежал молча — хорошо, хоть сейчас пёс вёл себя разумно. Сергей уже начинал испытывать к нему чувство ненависти, хотелось просто прибить кобеля, который только бестолку мешался под ногами.
Минут десять они колесили между домов, пока мальчик не вывел на Павловское шоссе.
— Ну, Сусанин, — улыбнулся Крутояров и потрепал ребёнка по плечу, когда они уже стояли в десятке метров от дороги и переводили дыхание. — Орден Сутулого, считай, заработал.
И лишь тогда засёк медленно приближающийся «Хорьх». У них появился шанс заработать орден посмертно.
Пацан резко развернулся и, едва не сбив с ног Крутоярова, бросился назад. Машина остановилась, захлопали двери, защёлкали пистолетные выстрелы и застрекотали автоматные очереди. Сергей побежал вслед за Ваней.
Стали стрелять и впереди. Бежать на выстрелы сломя голову — самое последнее дело. Крутой догнал пацана, хлопнул по плечу так, что тот чуть не свалился, и, сграбастав его, потянул к ближайшему дому, возвышавшемуся над замёрзшими деревьями. Стёкла были выбиты, окна кое-где заколочены досками, и непонятно, живёт здесь кто-нибудь или нет.
Дверь в подъезд оказалась открытой. Нырнул в неё, волоча за собой Ваньку. Прогрохотав унтами по гулкой деревянной лестнице, поднялся на третий этаж и, толкнув одну из дверей, ввалился в прихожую квартиры. И почти сразу услышал шаги.
Они оказался в квартире, где, по всей видимости, жила интеллигентная семья. Когда-то жила. Сейчас здесь царил полнейший хаос. В зале лежала груда дров, некогда бывшая комодом. Здесь же, прижавшись к стене, стояла буржуйка, труба которой уходила в форточку. Впрочем, сейчас никакой форточки не было, она вместе с рамой была выбита. Вернее, вколочена внутрь дома взрывной волной. Наверно, это случилось в самом начале войны, когда немцы утюжили город, а потом так же утюжили наши. Кто только не обстреливал этот многострадальный городок.
Квартира была пуста. Она вымерзла полностью, и казалось, что отопить это брошенное жилище больше никогда не удастся.
Затащил Ваньку внутрь и осторожно, стараясь не шуметь, прикрыл дверь. Шарика рядом не было, он отстал ещё в подъезде.
— Тихо. Не шуми. К окну двигай.
Они на цыпочках прокрались к окну, в котором не осталось ни стёкол, ни рамы. Сергей осторожно выглянул — никого.
— Отсидимся здесь. Если что, прыгай вниз, там сугроб, не разобьёшься.
Топот ног в подъезде стал тише — солдаты побежали наверх, и он решил, что пронесло.
— И не бойся, всё будет хорошо.
— А я и не боюсь, — ответил Ванька. — Уже давно не боюсь. Шарика, вот, жалко, куда он делся?
— Ничего с ним не будет, о себе думай.
И тут из-за двери послышался тихий скулёж. Шарик скулил, повизгивал и царапал когтями дверь. Топот сапог наверху стих, и некоторое время спустя фашисты гурьбой побежали вниз.
— Шарик, сволочь, заткнись, — зашипел Крутой, подкравшись к двери.
Пёс лишь сильнее заскулил и стал энергичнее ломиться в запертую дверь. От мощного удара дверное полотно слетело с петель. В прихожку ворвались двое — капитан в щеголеватой форме гестапо и сопровождающий его солдат со шмайсером на шее.
Резко выбросил ногу и ударил офицера в пах. Тот выронил пистолет и грузно опустился на колени. «Никто не поверит, что передо мной стоял на коленях настоящий гестаповец» — промелькнуло в голове.
— Даст ист фантастиш? — машинально спросил Сергей, подбирая девятимиллиметровый Вальтер и щёлкая затвором.
Пистолет был тяжёлым, почти как бутылка шампанского. Полная обойма плюс-минус пара патронов.
Капитан промолчал. Глаза его беспомощно, но с ненавистью смотрели на русского.
Ствол шмайсера в руках рядового плюнул короткой очередью. Крутояров покатился по дощатом полу, выстрелил — солдат мешком свалился на офицера. Ещё парой выстрелов отпугнул стоявшего у двери. Сверху послышались крики, снизу тоже. На всё про всё осталось несколько секунд — сейчас сюда ворвётся толпа фашистов, стреляющих во всё, что шевелится. Ещё два выстрела удержали одного за дверью.
— Прыгай в окно! — закричал он Ваньке и, пробежав через весь зал, нырнул в оконный проём, даже не наступив на подоконник, а просто перескочив его, как через коня в школьно спортзале.
Это был третий этаж. И хорошо, что дом старый, с низкими потолками, прыгать невысоко. Несмотря на то, что у стены насыпало огромный сугроб, по ногам ухнуло так, будто об асфальт шмякнулся. Корка наста хрустнула и раскололась на несколько кусков, и они вздыбились, как льдины под тяжестью ледокола. Провалившись чуть ли не по горло, отчаянно заработал руками, как пловец, и стал выбираться. Оглянувшись, заметил, что пацан стоит на подоконнике и не решается прыгнуть. Испугался высоты…
— Прыгай! — отчаянно заорал, не переставая раскидывать перед собой снег. — Прыгай!
Чьи-то руки сорвали мальчика с подоконника в тот момент, когда он уже собрался сигануть вниз. Сергей только успел заметить, как из Ванькиного кармана посыпались какие-то листки и, подобно конфетти, медленно стали оседать на снег.
Из окна застрекотал автомат, но Крутой уже метнулся за угол дома.
Обогнув два дома, Сергей перешёл на шаг. Шинель скинул в сугроб, предварительно вытащив из карманов две оставшиеся гранаты. Что теперь? Нужно выйти на Павловское шоссе. Осталось всего ничего — дойти до Конюшенной улицы, найти дом писателя, взять рукопись и где-нибудь схорониться до утра. Мальчишка не пригодился… Хотя, почему это не пригодился? Он взял огонь на себя, отвлёк фрицев. Миссию свою выполнил и теперь может спокойно умереть. И ничего в этом такого нет. Он же ненастоящий! Он — калька того пацана, который жил в другом Пушкине, в другом мире. Нет никаких угрызений совести, и быть не может! Утром Сергей вернётся назад и получит бабки и прощай, Москва!
Люди шли с вёдрами за водой. Воды в городе не было, как и света, и отопления, и её набирали в прорубях на прудах и реках. Радовало то, что в городе не было электричества. Он боялся одного только вида контактов, клемм, а столбы с электропроводами его приводили в полный ужас. Всегда казалось, что если его ударит током, то он потеряет свой дар, не сможет чувствовать технику. Или вовсе ласты склеит.
Крутояров особого внимания к себе не привлекал. Плохо, что тот гестаповский капитан видел его в лицо. Нужно было тогда от него избавиться, но теперь поздно. Его будут искать. И если найдут раньше, чем он успеет забрать рукопись, то деньги пригодятся разве что на собственные похороны. Задаток, что дал ему заказчик, передадут матери. Он их на свой счёт положил. А нужны они ей будут, эти деньги?
А Ванька? Что Ванька? Мальцу, похоже, конец. Сергей его даже и использовать по назначению не успел. Вот так, товарищ Крутояров. И рукописи не добыл, и пацана укокошил. Угробил мальчишку! «Но ведь он не настоящий», — успокаивал себя Крутой. Что бы Сергей здесь ни натворил, в его реальности всё останется, как и прежде. А значит, и Ванька с ним на самом деле никогда не встретился. И не попал в руки гестапо. А если и попал, то позже, и не по его, Сергея, вине. А может быть, дожил до старости и даже детей с внуками воспитал.
Крутояров приближался к шоссе и твердил, что всё это не взаправду, что это как игровой квест. Ему нужно найти рукопись, пройти несколько уровней и сделать это как можно чище. Чем лучше он это сделает, тем больше баллов заработает, но самый главный приз даже не книга, а квартирка, которую он сможет купить на заработанные деньги. Или бизнес, который он откроет. Он будет сидеть в своём кабинете и попивать жатецкого гуся.
И нет здесь ничего подлого, разве можно это назвать подлостью? Ведь это игра. Всего лишь долбаная игра! Это всего лишь гребаный квест! А пацан — второстепенный перс, ключ, которым открывают только одну дверь и выкидывают.
Он вышел на дорогу. Серое безрадостное небо давило своей тяжестью. Отвернул рукав бушлата. Стрелки часов показывали десять. Скоро полдень, а он всё ещё топчется на месте. Этак никакой рукописи не добудет. Собрался было пойти вперёд, к Софийскому Бульвару, но перед глазами встала отчётливая картинка — Ванька на подоконнике, а чьи-то руки хватают его и сдёргивают, тянут к себе, назад. И листочки летают, как бабочки. Что это были за листочки, он не знал, да и не хотел знать, не до них ему было ни тогда, ни сейчас. Но они летали перед глазами, как снежинки, как зимние бабочки.
Сергей замотал головой. Нет! Это всё ненастоящее! Не было ничего этого, и не будет. Игра это. Квест. Важна только рукопись и ничего больше!
Вместо парнишки перед ним всплыло лицо той продавщицы. Она кричала, хотела жить, просила о помощи. И он помог ей распрощаться с жизнью.