Перевод с английского и вступление Ернара Шамбаева
Донна Тартт (р. 1963) не так плодовита, как Стивен Кинг, и пишет еще медленнее Джорджа Мартина: за тридцать лет ею создано и опубликовано всего три романа и четыре рассказа. Однако она, что говорится, бьет редко, да метко — каждый раз в десятку. Уже первый ее роман “Тайная история" стал бестселлером, а за третий ("Щегол") Тартт получила Пулитцеровскую премию. Она редко дает интервью, ведет уединенный образ жизни, и в интернете имеется крайне мало информации о ее личной жизни и о том, над каким романом она в данный момент работает. Известно лишь, с какой тщательностью и педантичностью она собирает материал для своих произведений (на это уходит не менее десяти лет).
В рассказе "Рождественский спектакль" события подаются глазами девочки-четвероклассницы Салли (в этом можно углядеть некоторое сходство с романом "Убить пересмешника" Харпер Ли). По косвенным признакам можно догадаться, что действие происходит в родном штате Донны Тартт — Миссисипи, одном из самых религиозных штатов США; есть, стало быть, основания полагать, что рассказ в некоторой степени автобиографичен. В школе Салли готовятся к важному празднику — Рождеству, но проводят его не так, как следует проводить, с точки зрения набожной девочки. Для перевода рассказа на русский язык пришлось адаптировать буквы, с которыми выходят дети и которые составляют слово “Christmas" (Рождество): "c" — candy (конфета или сладости) на "р" (рогалик), "h" — holly (падуб) на "о" (остролист), "r" — reindeer (северный олень) на "ж" (животное "северный олень"), "i" — icicle (сосулька) на "д" (декабрьская сосулька), "t" — tinsel (мишура) на "т" (тесьма), "m" — mistletoe (омела) на "о".
Интересно отношение самой Тартт к религии. "В детстве нас каждый день заставляли заучивать огромные куски из Библии, — вспоминает она. — Не думаю, что сейчас возможно добиться такого от первоклассников. В шесть лет это трудно, а мне было всего пять, я пошла в школу раньше. Наша учительница ежедневно давала нам новый библейский стих, и по утрам мы первым делом декламировали выученное накануне. Это была Библия короля Якова, и мы понятия не имели, что именно произносили. Некоторые отрывки были длинными и очень сложными, но ритм Библии в переводе короля Якова слышен не только в письменной речи на Юге, он глубоко вплетен в речь южан. Он в том, как люди разговаривают, как они строят предложения и выражают мысли".
Рожденная в баптистском штате, Донна Тартт во взрослом возрасте перешла в римско-католическую веру. В своем эссе "Дух и искусство слова в светском мире" (2000) она пишет: "...я нахожу веру жизненно важной для своего творчества — это и источник вдохновения, и причина, по которой я пишу".
Любимые писатели Тартт принадлежат преимущественно XIX столетию: Чарльз Диккенс, Герман Мелвилл, Генри Джеймс, Джозеф Конрад, Роберт Льюис Стивенсон, Федор Достоевский.
Донна Тартт Рождественский спектакль
Хотя столовую украсили мишурой, гирляндами и фигурками Санта-Клауса, она все равно оставалась той же самой столовой: бетонный пол, холодные стены без окон и длинные лампы под потолком, гудящие, как рой пчел. Эти лампы, закрытые чем-то вроде яичных лотков, были совсем не такие, как дома у Салли. Она вспомнила, как сидела здесь в первом классе, была голодна, но так и не притронулась к сэндвичу с курицей, потому что его приготовила Лея, потому что это было что-то домашнее, и от этого гудящего зеленоватого света ламп слезы подступали к ее глазам. Теперь она училась в четвертом классе, но ничего не изменилось: свет этих ламп все так же наполнял ее грустью и заставлял скучать по дому. Ей ранее не доводилось бывать в столовой в вечерний час, но даже вечером это место выглядело точно так же и вызывало те же самые чувства.
Сегодня столы сложили и убрали, а стулья расставили рядами. У дальней стены возвышалась самодельная деревянная сцена. Четвертый класс миссис Миллс ставил рождественский спектакль.
Все были нарядно одеты, а некоторые девочки выглядели так, словно целый день провели в салоне красоты. У Салли не было длинных локонов, и в салон ее никто не водил. На ней был клетчатый сарафан, белая блузка, красные колготки и черные лакированные туфли. Обычно она любила так одеваться, но сегодня этот наряд показался ей слишком будничным и не подходящим для столь важного события.
Перед выходом из дома она лихорадочно искала в своей комнате что-нибудь, что придало бы ей более набожный и благочестивый вид, и в итоге накинула на голову белую салфетку с комода. В ней Салли стала похожа на невесту или Деву Марию. Некоторое время она стояла перед зеркалом, сложив руки в молитве и устремив глаза к небесам. Незаметно для нее в комнату вошла горничная Лея и тут же рассмеялась. Это задело Салли, но, несмотря на смех, ей очень хотелось оставить этот “платок” на голове. Она даже соврала Лее, сказав, что всем в классе положено его носить, за что получила легкий шлепок по руке.
Салли досталась буква Т в слове “Рождество”. Каждый ребенок должен был выйти на сцену с большой буквой и рассказать, что она означает. Буква Р в слове “Рождество” означала рогалик, О — остролист и так далее. Ее кусочек звучал так:
Т — это блестящая тесьма,
Как рассвет, сияет,
В Рождество с утра
Счастьем наполняет.
Салли считала этот стишок глупым и нелепым. Миссис Миллс сама его сочинила. И вообще, буквы должны были означать совсем другое: Р — это Рим, а О — отец Иосиф. Салли хотела играть букву О, но потом обрадовалась, что миссис Миллс выбрала Кенни Придди, а не ее. Ведь миссис Миллс решила, что О будет означать омелу, а это значило бы, что придется с кем-то целоваться, и дети наверняка бы начали смеяться.
Салли пыталась объяснить все это своей лучшей подруге, девочке по имени Тэмми Данкин. С Тэмми никто особо не дружил, у нее иногда текло из носа, но она нравилась Салли, потому что всегда соглашалась играть в ее игры. Обычно игры были на религиозные темы: Салли падала на землю и притворялась мертвой, а Тэмми стояла рядом на коленях, умоляя Бога ее оживить. Салли умела так убедительно лежать без движения, почти не дыша (даже когда Тэмми трясла ее или дергала за волосы), что Тэмми пугалась и начинала плакать.
Сейчас Тэмми сидела с пухленькой девочкой в другом конце зала, у обеих на головах были оленьи рога, и они вдвоем ели орехи из одного бумажного стаканчика. Салли заметила, что Тэмми смотрит на нее с тоской, но нарочно очень медленно отвернула голову, чтобы Тэмми поняла, что они все еще не разговаривают.
Несколько недель назад, во время перемены, Салли отвела Тэмми в сторонку и объяснила, что рождественское представление миссис Миллс — это святотатство, ведь в ней не упоминается Христос. Салли сказала, что им обеим теперь нужно молиться и каяться, чтобы Бог простил миссис Миллс. “Для нее было бы лучше, если бы ей на шею повесили жернов от мельницы и бросили в море”, — торжественно произнесла Салли, но Тэмми не впечатлилась. Она все время оглядывалась по сторонам, дергала коленками, в конце концов заявила: “Мне нравится миссис Миллс” — и убежала играть в скакалку.
Раньше Салли просила Бога о милосердии, но теперь она молила Его о возмездии. Она была уверена, что Он услышит ее молитву, ведь ее покаяние было серьезным. Она ходила по дому с завязанными глазами, пока Лея не услышала, как она натыкается на мебель, и не заставила ее снять повязку. Из сарая Салли притащила в свою спальню колючий коврик из проволоки и по ночам молилась на нем на коленях. Всю последнюю неделю она выбрасывала обеденный сэндвич и отказывалась от вечернего десерта. Она молилась о самых страшных вещах, какие только могла вспомнить из Библии: чтобы огонь пал с небес, чтобы саранча заполонила город, чтобы стены столовой рухнули, как когда-то рухнул храм вокруг Самсона. Теперь, когда до начала спектакля оставались считаные минуты, Салли была уверена, что Бог обязательно ответит на ее молитвы.
Внезапно она почувствовала, как чья-то большая рука впилась в ее плечо. Салли обернулась и увидела миссис Миллс. Та возвышалась над ней, а ее огромные глупые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, как спелые черешни. На груди у нее красовалась рождественская бутоньерка, подаренная классом, а красное платье с завязками на талии подчеркивало ее живот, который выпирал больше обычного. Ломкие волосы цвета персика были уложены в высокую прическу, но кудри уже выглядели потрепанными, как у старой куклы. Салли с некоторым удовольствием вспомнила, как однажды ее мама сказала, что миссис Миллс не следует ходить с такими неопрятными волосами. “Бедняжка, — сочувственно произнесла ее мать. — Наверное, у нее просто нет денег на нормальную прическу”.
— Салли, — строго произнесла миссис Миллс, не отпуская плечо девочки. Салли это жутко раздражало; ей всегда было неприятно, когда миссис Миллс к ней прикасалась. — Что ты здесь делаешь? Твое место там, с рождественскими буквами. Ты еще даже не надела свой костюм.
— Да, мэм, — пролепетала Салли и попыталась отстраниться.
— Ну-ка, брысь! — скомандовала миссис Миллс и шлепнула Салли программкой по спине.
“Там будет плач, и стон, и скрежет зубов”, — подумала Салли, чувствуя, как щеки начинают пылать от унижения.
У дверей столовой столпились “рождественские буквы” — дети, которым предстояло выступать. Они ждали, пока им поправят костюмы, и прихлебывали из стаканчиков фруктовый пунш. Несколько мам возились с нарядами, и Салли с огорчением заметила среди них миссис Данкин, маму Тэмми. Перед занятиями Салли вместе с Леей столкнулась с ней в продуктовом магазине. Миссис Данкин, толкая тележку, подошла к ним и после пары вопросов о школе вдруг обратилась к Лее.
— Вот эта, — она кивнула в сторону Салли, — фантазерка, каких свет не видывал.
— Простите? — удивилась Лея.
— Вы не поверите, — продолжила миссис Данкин с нарочитой веселостью, бросив при этом на Салли недобрый взгляд, — чего только она не наговорила моей Тэмми!