«Пока посмотрю что-нибудь маме», — решила она. Затем аккуратно сложила вещи в корзину и протиснулась к стенду с блузками.
Часы показывали назначенное время. Оставив корзину с покупками у кассы, вышла на улицу.
Дождь не кончался, но после царившей в магазине духоты на воздухе все равно было лучше. Прождав двадцать минут, Маша стала злиться:
«Где он застрял? Может быть, стоит в кассу?»
Маша снова заглянула в магазин, но даже с небольшого возвышения у входа разглядеть Гошу было бы нельзя.
«А вдруг он уже ушел куда-нибудь отсюда и заблудился?»
Она решила стоять у входа, как договаривались, чтобы не разминуться с Гошей. Дождь продолжал идти. Маша промокла, и ей стало холодно. Прошло два часа после условленного времени. Она поняла, что надо ехать в гостиницу.
По дороге Маша перебирала все варианты: «Может, я что-нибудь перепутала или не расслышала, ведь плакал ребенок? Господи, а что, если Гошу ограбили и он сейчас в полиции?»
Все равно было обидно, что она потеряла столько времени.
В гостинице девушка сразу поднялась в Гошин номер и постучала, но никто не отозвался.
«Ну, ладно, пока полежу у себя», — решила Маша. После тяжелой ночи она чувствовала себя неважно, да еще вдобавок промокла. Маша завернулась в одеяло, чтобы согреться, и задремала.
Стук в дверь разбудил ее. На улице уже было темно. Она крикнула, чтобы входили, — на пороге возникла незнакомая женщина. Увидев Машу, та извинилась: перепутала двери.
Маша снова проверила Гошин номер, а затем спустилась вниз. Дежурила та же девушка, что и утром. Маша спросила, нет ли для нее записки. Посмотрев, девушка развела руками.
Маша вернулась в номер и снова легла в постель, ее начинало знобить.
«Не хватало здесь простудиться», — щупая голову, подумала Маша и провалилась в сон.
5
Когда она проснулась, было утро. Маша почувствовала, что у нее повышенная температура — болела голова, тяжелые веки давили на глаза. Но, вспомнив вчерашний день, она тут же вскочила и побежала по коридору к Гоше. В его номере стояла тишина.
В рецепции сидела незнакомая девушка.
Маша спросила, не помнит ли она, когда ушел жилец из двадцать второго номера.
— Двадцать второй свободен, из него выехали еще вчера.
— Этого не может быть. — Маша не узнавала собственного голоса. У нее закружилась голова, и она чуть не упала.
Девушка выскочила из-за стойки.
— Что с вами? Чем вам помочь? — Она открыла бутылку с водой и усадила Машу в небольшом холле.
— Все в порядке, спасибо, — промолвила Маша.
Она наконец все поняла.
И не в силах сдерживаться от переполнявших ее обиды, горечи, отчаяния, зарыдала.
Как он мог? Гоша, ее Гоша, симпатичный, веселый, первый в ее жизни мужчина, которого она вчера целовала, обнимала и позволила все… бросил одну в чужом городе. Не просто бросил, а украл, украл все деньги, которые дал Борис Михайлович, деньги Зойки и Леночки. Она же ему все рассказала, он же про нее все знал, знал, что ей их неоткуда будет взять — целую тысячу долларов! Что, что ей теперь здесь делать! Нет, этого не может быть!
Порывшись в сумочке. Маша нашла какую-то мелочь и немного рублей.
«Куда он еще собирался ехать? За куртками к какому-то турку. Где находится этот турок? Ведь я даже не спросила. Остается опять только «Тати». Может, Гоша появится там».
Вчера по дороге в магазин они заметили обменный пункт, где принимали рубли. Рублей у Маши было мало. Мама положила их в последний момент на всякий случай.
«Мама! Как ей все рассказать?!»
После обмена наскреблись деньги на проезд. Опять метро. И опять дорога до магазина. Дождь не прекращался. Париж выглядел мрачно и неприветливо. Добравшись до «Тати». Маша заглянула внутрь. Со вчерашнего дня картина здесь не изменилась.
«Буду ждать на улице», — решила девушка.
Время тянулось медленно. Мысли в голове у Маши путались и перескакивали.
«Надо спросить в рецепции гостиницы о девушке, которая нас встречала в аэропорту. Кажется. Гоша с ней о чем-то договаривался. Когда он уезжает? Я даже не знаю его адреса в Москве. Где он работает?»
Маша не могла осознать до конца, как мог Гоша, которого она полюбила с первого взгляда и которому поверила, так с ней поступить.
Париж жил своей жизнью. Сегодня он уже не казался таким праздничным, скорее, наоборот — промозглым, равнодушным, совершенно безразличным к Машиному горю. Она вдруг вспомнила, что давно ничего не ела. Голова разламывалась, хотелось присесть, а лучше — умереть. Намокший от дождя ворс на шубке выглядел по-крысиному.
Вдруг на противоположной стороне улицы, прямо у перехода, мелькнула знакомая дубленка. Маша подбежала к светофору и увидела Гошу. В этот момент свет переключился и машины рванулись вперед. Улица была неширокая, и Маша что было сил закричала. Ей показалось, что Гоша ее заметил, однако резко повернулся и зашагал в сторону. Еще мгновение — и он скроется в толпе. Маша ринулась через улицу.
Последнее, что она помнила, было колесо мотоцикла и крыло машины на уровне ее глаз…
Очнувшись, Маша увидела вокруг себя людей в белых халатах, полицейского, который держал ее паспорт, и седого симпатичного мужчину. Нервничая, он что-то энергично доказывал. Голова и правое плечо у Маши были забинтованы.
Увидев, что девушка пришла в себя, полицейский спросил, говорит ли она по-французски. После этого врач вежливо поинтересовался ее медицинской страховкой. Маша помнила, что страховой листочек и обратный билет лежали в паспорте, но седой мужчина почему-то сказал, чтобы она не беспокоилась — он все заплатит.
Наклонившись над Машей, мужчина объяснил, что это он сшиб ее, поскольку его машину подрезал сумасшедший мотоциклист. Сказал, что готов оказать ей медицинскую помощь у себя в доме — это недалеко, несколько километров от Парижа, у него хороший домашний врач. Поскольку серьезных повреждений у Маши нет — только ушибы, врачи, дескать, не возражают. Они уже сделали ей обезболивающий укол, уточнил незнакомец.
Голова у Маши больше не болела, и ушибов она тоже не чувствовала. Очень хотелось спать и ни о чем не думать, поэтому она сразу согласилась, только спросила, где ее шуба.
— Я знаю, что вас зовут Маша, а меня — Пьер, — представился мужчина и, стараясь расположить Машу к себе, добавил: — Это как у вас по-русски Петр. А с вашей шубой все в порядке, не беспокойтесь, она у меня в машине.
Дорогу из Парижа в дом Пьера Маша не помнила, потому что спала, в сознании мелькнула пожилая женщина, которая отводила ее по лестнице наверх, в спальню.
Когда Маша проснулась, она снова увидела эту женщину. Заметив, что девушка открыла глаза, та улыбнулась и предложила завтрак. Маша не знала, сколько дней она не ела. «Наверное, два, а может, и три», — размышляла она, держа одной рукой чашку с бульоном.
— Хорошо, что вы кушаете, значит — поправляетесь. Доктор сказал, что теперь дела пойдут лучше. У вас, кроме ушибов, была тяжелая простуда. Я уже неделю от вас не отхожу.
— Как неделю? Ведь у меня уже кончилась виза и пропал билет в Москву!
— Не беспокойтесь, месье Пьер все уладил.
— Уладил? Тогда мне надо срочно позвонить маме.
6
Уже несколько недель Маша жила под Парижем, в доме у Пьера. Дом был большой, двухэтажный. Наверху располагались три спальни, библиотека и кабинет. Внизу — гостиная, столовая, кухня и подсобные помещения. Из окон виднелся огороженный участок, прилегающий к дому. Несмотря на январь, зеленел постриженный газон. На улицу, по рекомендации врача, Маша пока не выходила, так как у нее иногда еще кружилась голова и побаливало плечо.
Комната, в которой разместили Машу, была спальней для гостей — светлая, просторная, здесь стояли кровать, кресло, ночной столик с зеркалом и шкаф для одежды.
Вторая спальня принадлежала сыну Пьера — Мишелю. Окончив в Сорбонне факультет искусств, он уехал в Америку и сейчас в Голливуде заканчивал съемки фильма. Мишель, по словам Пьера, всегда был очень способным мальчиком, хорошо учился, и ему прочили блестящую карьеру. Кроме того, большой патриот, Пьер гордился национальным кинематографом Франции, особенно периодом шестидесятых — семидесятых годов, ее актерами — Жаном Габеном, Жераром Филлипом, Брижит Бардо, считая, что и до сих пор славу американским фильмам приносят французы. Он говорил, что «Оскара» за «Храброе сердце» Мел Гибсон заслужил вместе с очаровательной героиней-француженкой Софи Марсо. А нашумевший американский фильм Дьяволица» покорил всех благодаря Изабель Аджани.
Комната Мишеля многое говорила о своем хозяине: на стенах были развешаны собственноручно выполненные им рисунки, картины, на полках стояли книги о кино, театре, альбомы по живописи, на письменном столе — сувениры, безделушки, привезенные из путешествий. Чувствовалось, что это мир человека, принадлежащего искусству.
Спальня Пьера была оформлена под русскую старину: кровать красного дерева, широкий комод с кружевными салфетками, прикроватные тумбы, люстра — все в стиле русского барокко. На комоде стояли резные шкатулки и несколько фотографий, на которых был запечатлен молодой Пьер с элегантной строгой женщиной.
— Это моя покойная жена Татьяна, — объяснил Маше Пьер, — она внучка русских князей-эмигрантов.
В гостиной, самой большой комнате в доме, преобладал уже западный стиль. Необычные горки, низкий стол, камин, лампы, расставленные по углам, и великолепный дорогой рояль.
Маша подняла крышку и пробежала по клавишам.
«Инструмент хорошо настроен, и звучание сочное», — отметила она про себя.
— Татьяна обожала играть, — с грустью произнес Пьер. — Теперь музицирует Мишель, когда приезжает. Он очень талантлив, в мать, — кивнул мужчина в сторону большого, выполненного маслом портрета жены над камином.
Самой интересной для Маши оказалась библиотека. Здесь были собраны уникальные книги на французском и русском языках, старинные и современные. Когда Пьер уезжал на работу, девушка часами просиживала в библиотеке. Она открыла для себя многих русских авторов, о которых прежде даже не слышала.