Медленно и величаво, чуть левее от того места где они сидели-стояли проплыла тёмная громадина. Не дирижабль, хотя это явно что-то было искусственное, на днище Шерил смогла смутно рассмотреть части каких-то механизмов, что-то вроде труб и выступающих из общей сложносочинённой массы зубчатых колёс. Странно, неужели эта штука механическая? Не может такого быть. Но и на реактивный способ движения это медленное переплывание по воздуху ничуть не похоже. Шерил даже шею вытянула, пытаясь разглядеть подробней исчезающую в вечернем сумрачном небе странную машину.
— Что ты такое, существо? — Тларг отмер, сдвинувшись с места впервые, с тех пор как ими был замечен тёмный патруль. Шерил обернулась, недоумённо взглянув на своего провожатого — она просто не знала, что ответить на такой вопрос. — Для того чтобы прикрыть и тебя и себя мне пришлось выжечь всю силу дарованную травами.
— Это очень плохо? Ты сильно пострадал? — встревожилась Шерил.
— Нет. Но утром узоры нужно будет восстановить хотя бы частично.
— А сейчас?
— Света нет.
— А если второй такой пролетать будет?
— Значит, нам не повезло.
Пару раз потоптавшись на одном месте, он обернулся вокруг своей оси, опустился на землю и свернулся в такой замысловатый клубок, что у человека, вздумай он повторить любимую ойрскую позу для сна, непременно повредился бы позвоночник.
— Спи давай. До утра всё равно ничего сделать нельзя.
Сомкнул глаза и, если верить моментально выровнявшемуся дыханию, заснул. Даже собственный плащ-накидку не распаковал, чтобы на него улечься, да и место для сна выбрал не самое удачное — хоть и сухое, но находящееся в небольшом понижении, так что если ночью вздумает пойти дождик, просыпаться им придётся в луже.
Проснулась Шерил с первыми лучами солнца. И вовсе не свет её разбудил, а всегдашняя утренняя сырость, пробирающая до костей, даже не смотря на тяжёлую тёплую накидку, которой её снабдила добрая травница. Тларг уже не спал. Аккуратно сложив собственный плащ, которым его с вечера Шерил всё-таки накрыла, он расставил на более-менее ровном участке земли ряд небольших стеклянных флаконов и разложил кисти. Всё это богатство он рассматривал не то с неудовольствием, не то с сомнением.
— Я сейчас начну нательную роспись, — начал он вместо утреннего приветствия, когда заметил, что Шерил уже не спит, — но мне нужна будет помощь. Здесь нет зеркала, и я не до всех участков тела могу нормально дотянуться.
— Ойсеррин меня этому не учила, — предупредила девушка.
— Ничего сложного в этом нет, — он по-прежнему гипнотизировал взглядом свои склянки. — Узоры я тебе покажу. Самые простые, но этого до конца путешествия должно хватить. Но это не сейчас, сначала я сделаю всё, что смогу сам.
В пару движений ладоней он разровнял небольшую площадку, а потом когтем, выдвинувшимся из мягкой подушечки, не прибегая к дополнительным приспособления, схематически начертил ойрскую фигуру — вид со спины и схематическое расположение линий-полос на ней.
— Примерно так. Если поведёшь криво, я почувствую и поправлю.
Нимало не смущаясь, Тлаог скинул свои нехитрые одёжки, удобно устроился на ближайшей кочке и раскупорил склянки. В нос ударил резкий спиртовой запах. Короткие толстые пальцы ловко удерживали кисть, то и дело обмакивая её то в одну, то в другую баночку походного шаманского набора, Тларг привычными, автоматическими движениями наносил боевую раскраску. Боевую в прямом смысле этого слова. Шерил подозревала, что при помощи этой странной магии можно не только «прятаться». Кстати…
— Кстати, не объяснишь, что именно вчера было?
— Летучий патруль Тёмной империи.
— Нет, я не о них, а о том, что такое ты вчера делал. Как так можно спрятаться? Ты же светился, как горящий факел — видно должно было быть издалека.
— А, вот ты о чём, — он закончил линию лихим завитком и вновь потянулся к флакону со снадобьем, — У них в днище обзорных окон нет, они не смотрят. Они рассылают импульсы страха и ловят отклик и вот именно от этого нужно прикрываться.
— Не логично. Зачем делать так сложно, если можно просто. Зачем ловить какие-то там отклики, если можно просто посмотреть.
— Откуда мне знать? Только если мы не защищаемся своей магией, нас ловят, а если — да, то нет.
Шерил нахмурилась, пытаясь переварить это заявление. Пошарив в сумке, она захрустела сочной мякотью прихваченного вчера по дороге водоплода.
— А вот ещё интересно: ты мне сейчас в двух словах объяснил, что происходит и чего нужно опасаться, а когда это делала Ойсеррин, я ничего понять не могла.
— Потому, что я рассказал о внешней стороне дела, — он на мгновение прервал роспись и кинул на неё любопытный взгляд, — а она вникает и передаёт суть.
— Понятно, — ещё один хрустящий кусочек отправился внутрь. — Тогда может быть, так же по простому расскажешь, что за свет и тьма такие?
— Магия, влияющая на чувства. Про Ияннорир, то есть Светлую империю, известно, что носителями этой магии является особая каста магов, Сиятельных, а откуда та же сила взялась в Гегейргон никто не знает. Никто из нас. Светлые-то уже наверное давно выяснили.
И раз уж у провожатого было такое разговорчивое настроение (а то он до сих пор, чуть не двое суток, молчал бука букой) Шерил принялась расспрашивать его о правилах жизни в обеих империях, и о том, как существуют ойрские Роды. Узнала много интересного, а потом пришла очередь и ей браться за кисточки.
Раз — полоска, два — полоска,
Краской я рисую ловко.
Три — полоска, возле ушка
Мы малюем завитушку.
Детская песенка-бормоталка помогала ей сосредоточиться на нанесении нательной росписи. Получалось вроде бы красиво, хотя ей до жути непривычно было не видеть результаты своего творчества — соки горьких трав, не раз упоминавшиеся Ойсеррин, были почти прозрачными и видимых следов на шерсти не оставляли. В песенке было много куплетов, таких же не слишком «умных» и не особенно отличающихся друг от друга по смыслу, зато способствующие твёрдости руки и чёткости линий. Эх, будь она художником, а не менестрелем, эти знаки получили бы ещё и дополнительную силу. Вспомнить хотя бы Эзру Вайо — художника со специализацией по нательной росписи, с которой они пять лет подряд отучились в одном классе. Она создавала такие орнаменты, что даже такая бездарь как Шерил могла заклинать практически наравне с Алишером. Правда, побаловавшись этим пару неделек, она отказалась от использования заёмной силы, несерьёзно это, да и неправильно. Всё равно, что всю жизнь костылями пользоваться вместо того, чтобы ходить на собственных ногах.
— Что за язык? — Тларгу надоело молчать.
— Мой родной, — охотно отозвалась Шерил.
— И в далёких местах на таком говорят? — спросил он с доброжелательным любопытством.
— В далёких, в слишком далёких.
Вот только что, кажется, она была расслаблена и даже спокойна, но этих последних слов оказалось достаточно, чтобы пробить её сдержанность: в груди у Шерил что-то сжалось, горло перехватило, а из глаз хлынули слёзы. Словно рухнула сдерживающая их плотина. В сознании принялись тесниться образы родных и близких, оставленных на далёкой родине, с необычайной скоростью сменяющие один другого, а сердце полоснуло острой болью осознания собственного одиночества.
— Ну что ты? — на плечо опустилась тяжёлая лапа и мягко, почти нежно, сжала его. Она вскочила, вырвалась и, отбежав в сторону на десяток метров, уселась спиной к своему спутнику и ко всему миру. Ей нужно было выплакаться, дав себе волю отреветься, раз уж держать заслон спокойствия нет больше никаких сил, чтобы потом можно было вернуться к дню сегодняшнему и как-то планировать свою дальнейшую жизнь.
Тларг не мешал. Стоял, распушив шерсть на утреннем солнышке, высушивал почти законченные узоры, которые на этот раз вышли на диво удачными. Чутко поводя ушами прислушивался к сдавленным всхлипам Шерил. Полчаса, которые понадобились девушке, чтобы выплакаться и успокоиться, тянулись для него как добрых полдня.
— Я — всё, — голос Шерил был хриплым, нос распухшим, а глаза красными, однако слёзы из них больше не катились. — Давай, дорисую.
Он молча повернулся к ней спиной и вручил кисточку и флакон, остро пахнущий спиртом и вытяжкой из трав. Больше Шерил никакие песенки под нос не мурлыкала, однако привычные к такой работе руки двигались быстро и уверенно, и вскоре работа была закончена.
Шерил
4
Ой дура-ак! И чего стоило оглядеться, сообразить, что не стоит выпускать зов посреди людного места, подождать, отойти в сторонку. Так нет, звучание сорвалось с его губ, как стрела с туго натянутого лука, стоило только Алишеру перенестись на новое место. Но хоть дождался отклика, понял, что Шерил действительно где-то здесь, в этом мире, и всё было не зря.
Здесь-то здесь, однако, чем он ей поможет, если сам сидит в заточении? Он ещё ловил остатки эха, стоя посреди площади небольшого городка откровенно средневекового вида, когда парочка мужчин в одинаковой одежде подхватила его под руки и, не слушая вопросов и объяснений, куда-то поволокла. В темницу как выяснилось. Нет, не в сырое-тёмное-мрачное подземелье, место можно сказать было даже вполне комфортабельным, но тяжёлые запоры и стражники, разносившие скромные пайки ровно по часам, не оставляли сомнений в том, чем оно являлось на самом деле.
Очень долго ничего не происходило, а на исходе первых суток в камере появился ОН. Самый занудный старикан из всех, кого Алишер знал когда-либо в своей жизни. Даже с Райгом Муранге, который вёл родную словесность в их школе пять лет подряд, не шёл ни в какое сравнение. Языков этот человек, наверное, знал пару десятков (на слух они хорошо отличались друг от друга, а слух у молодого менестреля был тренированный) и все их испробовал на Алишере. Да не просто так, по разу задал вопрос на каждом из них, а раз по надцать менял языки и наречия, отвлекал, задавал вопросы в самый неожиданный момент и пытливо заглядывал в глаза, ловя тень понимания. Алишер взгляд не прятал, скрывать ему было особо нечего, а добиться понимания он и сам бы не отказался.