– Я не отменю свой сегодняшний концерт. Я посвящу его памяти своей дочери, её мужа и сына. Они должны были приехать на мой бенефис и сидеть вот здесь, – она показала рукой на три пустых кресла в первом ряду. – Я верю, что они здесь, с нами, они видят нас, они слышат меня. Сегодня я буду петь для них…
В этот день примадонна Эльза Грюневальд пела так, как не пела ещё ни разу в жизни. Весь свой талант, всё своё мастерство, всё вдохновение она вложила в этот концерт. Зрители устраивали ей овации, заваливали цветами и подарками. А она не видела перед собой ни восторженного зала, ни пышных букетов. Она видела только три пустых кресла в первом ряду. Для них она и пела весь вечер…
Проходили дни. Потом недели. Потом месяцы. Фрау Эльза не выходила из своей комнаты. Мучительные вопросы обступали её: что дальше? Старость, немощь, одиночество. Как дальше жить одной? И стоит ли теперь жить, когда все её родные уже покинули этот мир?… Её пустая квартира никогда не огласится знакомыми голосами, никто не вернётся, не обнимет её, не спросит, как дела…
Ульрика тихонько подошла к хозяйке:
– Фрау Эльза, там вас какой-то офицер спрашивает, – сказала она.
– Какой офицер? Поклонник что ли? Скажи ему, что я никого не хочу видеть, – равнодушно ответила певица.
– Фрау Эльза, это не поклонник. Он с Восточного фронта. Он знал вашу дочь…
– Так что же ты стоишь? Зови его скорей! – и она ринулась в гостиную.
В гостиную вошёл молодой офицер, рука его была на перевязи.
– Добрый день! Меня зовут Дитер Мюллер. Я здесь в отпуске после ранения. После крушения железнодорожного состава, в котором мы все ехали…
– Рассказывайте же скорей всё, что знаете. Говорите же, говорите!
Дитер Мюллер подробно рассказал о совместной службе в Джанкое, о поездке на фронт в санитарном эшелоне, о катастрофе под Джанкоем, о гибели семьи Линде.
– Почти все там погибли, кто был в этом эшелоне, несколько человек спаслось, да не знаю, живы ли они сейчас – так пострадали, что могли потом умереть от ран и ожогов. Но самое главное, ради чего я пришёл к вам: я хочу сказать, что мы похоронили всех погибших. Похоронили Лауру и Пауля. Но Августа среди погибших не было.
Фрау Эльза вопросительно смотрела на гостя.
– Август был с нами в эшелоне, – рассказывал доктор Мюллер, – Я сам с ним занимался, если я был свободен, а его родители заняты ранеными. После крушения я был без сознания. Но когда пришёл в себя, я искал их всех: Лауру, Пауля, Августа. Лауру и Пауля нашли, опознали. Августа нигде не было. Солдаты собирали трупы… простите, погибших, его среди них не было. Потом они прочёсывали местность, они искали его повсюду, зная, что испуганный ребёнок после такого потрясения мог забиться куда-нибудь в укромное место. Поиски долго не прекращались, но все усилия были тщетными. Мы нигде его не нашли. Поэтому теоретически он может быть жив.
– Спасибо, – сказала фрау Эльза. – Теперь я знаю, для чего мне надо жить.
После ухода Мюллера она поняла, что отныне все её усилия будут направлены на поиски Августа. Она глянула в окно. Снежинки пролетали мимо её окна и ровным слоем ложились на тротуар. Зима. Где её маленький Август? Есть ли у него крыша над головой? Не замерзает ли он под забором? Есть ли у него кусок хлеба, не голодает ли он?
Фрау Эльза в один момент собралась и вышла из дома, не сказав Ульрике, куда идёт и когда вернётся. А пошла она в церковь. Там она поставила свечку за упокой души Лауры и Пауля. Вторую свечку – за здравие внука Августа. И третью – за те добрые руки, которые не дадут ему пропасть. Помолившись за маленького Августа, фрау Эльза стала просить у высших сил:
– Господи, пошли ему добрых людей, которые поддержали бы его и не дали ему умереть от голода и холода. Господи, пошли этим людям здоровья, счастья и долгих лет жизни, чтоб они берегли моего мальчика…
В гостиной большого дома Линде фрау Эльза беседовала с родителями Пауля. Известие о смерти единственного остававшегося в живых сына состарило и сгорбило их. В рамках с чёрными ленточками стояли фотокарточки всех трёх их сыновей: Вальтера, Пауля, Курта. Рядом стояло фото смеющейся Лауры с Августом. Их сфотографировали, когда они в последний раз пришли сюда перед отъездом на Восточный фронт. Они тоже были с траурной лентой.
– Надо же так – вся семья сразу: Пауль, его жена, ребёнок… – с горечью говорил герр Вильгельм.
– У меня есть сведения, что не вся, – ответила фрау Эльза. Она рассказала о визите Дитера Мюллера и обо всём том, что он ей поведал. Но известие о том, что Август может оказаться жив, не обрадовало чету Линде.
– Дорогая Эльза! Не будьте наивны! Идёт война. Россия – дикая страна и живут там дикари. Представьте, что наш внук попал в лапы этих варваров. Тогда его участь может быть ещё ужаснее, чем при крушении поезда. Так что давайте не будем себя тешить напрасными иллюзиями, – сказал герр Вильгельм.
– Что?! – вскипела фрау Эльза. – Август – иллюзия?! Это наш внук! Мы должны бороться за него, если есть хоть малейшая надежда! – она с негодованием встала, собираясь покинуть их дом, и на прощание заявила: – Конечно, у вас есть дети Вальтера, Марта и Генрих, ваши внуки, поэтому вы так равнодушны к Августу. Но у меня есть только Август, и я сделаю всё, чтобы найти его!
Она двинулась к выходу, но фрау Ангела остановила её.
– Пожалуйста, не уходите. Останьтесь. Мы тоже переживаем за Августа, мы тоже готовы его искать и спасать, но, поверьте, надежды мало…
– Надо заявить в Красный Крест. Они ищут пропавших людей. Нельзя опускать руки. Будем бороться.
Только сейчас фрау Эльза заметила, что мебель в гостиной Линде стоит в чехлах.
– Вы куда-то уезжаете? – спросила она.
– Хотелось бы сменить обстановку, – ответила фрау Ангела. – Съездим ненадолго к родственникам в Мюнхен. К тому же, Вилли хотел проехать по своим фабрикам, проверить, как идёт работа.
– Да, – сказал герр Вильгельм, – теперь в семье из мужчин остался только Генрих. Пока ему только двенадцать. Но именно он будет управлять моей текстильной империей.
– И Август, – добавила фрау Эльза. – Он тоже ваш наследник.
– Да, да, только сначала его надо отыскать и вернуть в семью.
– И вот ещё что я хотела сказать, – твёрдо начала фрау Эльза. – Мы с вами заказали памятник для символической могилы наших детей. Так вот я вам категорически заявляю: я запрещаю писать на могильном камне имя Августа. Он жив, а живых нельзя записывать в мёртвые.
Супруги Линде переглянулись. Неужели у маленького ангелочка Августа не будет даже могилки на родине, даже упоминания о том, что был такой мальчик на земле? Неужели он этого не заслужил? Они не верили в чудесное спасение Августа. Страстное желание фрау Эльзы искать его они считали чудачеством одинокой стареющей женщины, если не сказать больше – началом старческого маразма.
– Но дело в том, – замялся герр Вильгельм, – что памятник уже готов. И все имена там написаны…
– Нет, нет, я этого не допущу! Я пойду туда и заставлю вытравить с камня имя Августа!
Время шло, но никаких сведений об Августе не поступало. Фрау Эльза написала много различных запросов во все возможные инстанции, но отовсюду ответ был один: следов Августа Линде не обнаружено. Ребёнок словно растворился в пространстве. Даже Международный Красный Крест не мог ответить фрау Эльзе на вопрос, где находится её внук. Она готова была сама ехать на место страшной железнодорожной катастрофы и искать там Августа, она пешком исходила бы там все дороги, все населённые пункты, она бы искала, спрашивала, звала его… Но немецкая армия сдавала позиции, уходила с территории Советского Союза, русские наступали. Крым остался в руках русских, а значит, теперь земля, на которой можно искать Августа, для фрау Эльзы недосягаема. Понимая это, она плакала по ночам и тихо молилась. «Господи, не оставь моего мальчика, будь рядом с ним… Пресвятая Мать-Богородица, во имя своего сына, сжалься над моим малышом, береги его, спаси его и сохрани!»
Она часто ходила в храм, ставила свечки и молилась у икон. Она просила у святых заступничества для своего маленького мальчика и для тех, кто находится рядом с ним.
– Господи, все святые, будьте милосердны, храните моего Августа! Будьте всегда рядом с ним, не дайте ему пропасть! И храните тех людей, кто рядом с ним, кто заботится о нём, кто дал ему хлеб и кров…
Линия фронта подбиралась к границам Германии. Артиллерийские орудия грохотали уже близко. Неужели придётся жить в русской оккупации? Будущее не сулило никаких радужных перспектив. Но разве пугали фрау Эльзу ежедневные артобстрелы, возможная советская оккупация, послевоенный голод и разруха, если у неё была одна цель в жизни – найти Августа? Она жила только этим, и то, что происходило вокруг, проходило мимо неё.
Она пришла к могильному камню, где были высечены имена Лауры и Пауля. Где они на самом деле похоронены – она не знала, знала только, что никогда не сможет побывать на их могиле. Поэтому приходила сюда, как к настоящей могиле, и разговаривала с ними, будучи абсолютно уверена, что её слышат.
– Я клянусь тебе, доченька, что я обязательно найду Августа, чего бы мне это ни стоило! – обещала она у могильной плиты. Имя Августа, уже высеченное на ней, вместе с датами жизни были убраны с неё. От них остался только выбитый прямоугольничек на камне. – Я положу остаток жизни на это, но найду нашего мальчика. Клянусь тебе, моя незабвенная Лаура…
Пришла война и в её город. Теперь она своими глазами могла увидеть то, что видела её дочь на Восточном фронте. В небе летали чужие бомбардировщики, у околиц уже стояли русские «Катюши».
Грохот, взрывы, бомбёжки… Поначалу появившийся страх прошёл – как-то оно будет. Человек не может постоянно бояться – это переходит в привычку. Жизнь продолжается, даже когда война уже у твоего порога. Многие жители, боясь прихода советских войск и мести русских за бесчинства немецкой армии в СССР, в страхе покидали город. Бросали дома, квартиры, имущество, хватали детей и уезжали. Эльза Грюневальд не могла тронуться в путь, ведь она ждала Августа. Он найдётся, он обязательно найдётся, он вернётся сюда, и потому фрау Эльза не имеет права уехать – она будет здесь ждать возвращения Августа. Ведь, прибыв сюда, он будет искать родной дом, свою бабушку, а если она отсюда сейчас уедет, что тогда будет с её бедным мальчиком?…