– Вот видите, – твердила она, – а вы не верили, что чудо может произойти! Вы считали Курта погибшим, а он вернулся. И Август обязательно вернётся. Ведь о Курте даже не было предположений, что он может быть жив, а об Августе есть сведения, что он живой.
Она рассказала Курту о визите Дитера Мюллера, очевидца и участника событий, о том, что после крушения санитарного эшелона маленького Августа не нашли среди погибших, как, впрочем, и среди живых. Поэтому она, фрау Эльза, надеется, что он жив и обязательно приедет сюда. И она прикладывает большие усилия к тому, чтобы отыскать внука на просторах далёкой необъятной страны. При этих словах все члены семьи Линде повернулись в сторону Курта: ведь он был там, в той чужой стране, жил среди тех непонятных людей. И потому главный вопрос вертелся на языке у всех: мог ли маленький немецкий мальчик выжить в той варварской стране?
– Видите ли, – сказал Курт, – я за прошедшие годы прошёл через страшные испытания. Мог погибнуть. Но не погиб, остался жив и теперь я с вами. Уцелел я благодаря русским. Номинально я был их врагом. Но русские милосердны, этого у них не отнимешь. Я был в различных ситуациях, видел разных людей. И могу ответственно заявить, что в России, среди русских выжить можно. Мне было трудно, иногда совсем, казалось, безысходно, но мне помогали именно русские. Я болел, умирал, но я жив, я с вами, здесь, в своей стране – и это благодаря русским. Поэтому я считаю, что Август мог выжить. За что русским убивать немецкого ребёнка? Если он не погиб при крушении поезда, то очень вероятно, что он жив по сей день.
После этих слов вся семья Линде поверила в то, что Август жив и до сих пор находится в СССР. Хотя, может, его вывезли оттуда?… Возможно, его нашли в другой местности и отправили в Германию? Или он ушёл оттуда с отступающими немецкими войсками? А может, он не смог назвать своё имя? Или от контузии потерял память?… Где же его искать? Новые и новые запросы шли во все возможные инстанции. Но результата не было.
А в небо Германии летели молитвы:
– Пресвятая Дева, Матерь-Богородица, осыпь милостию твоей, дай благоденствия моему внуку Августу. Не оставь своим милосердием добрых людей, которые дали ему хлеб и кров; пошли им благополучия, здоровья и долгих лет, чтоб они и дальше могли принимать участие в его судьбе, чтоб они не бросили его, а всегда были рядом, помогали ему и поддерживали его…
Дважды Герой Советского Союза генерал-майор авиации Тимофей Борисович Шапошников не любил, когда его отрывали от работы. Ему нужно было работать с бумагами, он предупредил секретаря, что пока не принимает посетителей. Но ему не удалось разгрести бумажные завалы. Через полчаса к нему вошёл Синельников. Этому посетителю не было преград, потому что он был начальником особого отдела в училище. У особиста были особые дела, и просто так он в кабинет начальника не входил. Знакомы они были давно, ещё с фронта. Лётчик Шапошников бил фашистов в воздухе, а майор Синельников был сотрудником СМЕРШа, выявлял предателей, провокаторов и тех, кто до прихода в Красную Армию был полицаем или старостой у немцев на оккупированной ими территории. Также они ограждали Красную Армию от паникёров и мародёров. Тех, кого СМЕРШ уводил с собой, больше никто никогда не видел.
В мирное время Синельников проверял личные дела курсантов лётного училища, следил за внутренней дисциплиной курсантов и офицеров и занимался ещё чем-то секретным, о чём не знал даже сам начальник училища. И потому власть, которой обладал Синельников, отчасти превышала власть самого Шапошникова. Поэтому, когда особист вошёл, Тимофей Борисович вынужден был, забыв о делах, уделять ему внимание.
– Послушай, Тимофей Борисыч, – заговорил Синельников, похоже, у нас в училище ЧП. Я выявил человека, который выдаёт себя не за того, кем он есть на самом деле.
Шапошников вопросительно посмотрел на него.
– И кто же это? Офицер? Преподаватель? Или курсант?
– Представь себе, – особист сделал многозначительную паузу, – это всеми нами любимый отличник и общественник Пётр Семешко.
Начальник училища отодвинул от себя все бумаги.
– Ну-ка, ну-ка, поподробнее, – сказал он и приготовился слушать.
– Дело в том, – начал Синельников, – что живёт Семешко в Джанкое с родителями, а родился он в небольшом селе в нескольких десятках километров от Джанкоя. Ну, я, как и положено, послал запрос по месту жительства. Ты же знаешь, мы всех проверяем. Мне пришёл ответ, что да, действительно, такой проживал, сейчас выехал на учёбу. Вот это письмо, – он положил перед начальником училища ответ из Джанкоя, где говорилось, что Семешко Пётр Пантелеевич, 12 февраля 1938 года рождения, действительно проживал по такому-то адресу. В настоящее время выехал на учёбу. Морально устойчив, политически грамотен. Ничего компрометирующего за ним не замечено.
– Ну и что же тебе здесь не нравится? – недоумённо спросил Шапошников, внимательно изучив справку.
– Да здесь-то всё нравится, – ответил Синельников. – Но я вот взял да и послал запрос по месту рождения. И посмотри, какой пришёл ответ.
Особист положил ещё одну бумагу рядом с прежней. В ней говорилось, что Семешко Пётр Пантелеевич родился в селе Ивановка 12 февраля 1938 года и умер там же 28 августа 1942 года. Похоронен на сельском кладбище.
– Что ты на это скажешь?
– Может, совпадение? Тёзки, однофамильцы? – Шапошников ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.
– Была такая мысль, – продолжал Синельников. – Но я выяснил, что и в Джанкое, и в Ивановке родителями Петра Семешко являются Семешко Пантелей Прокофьевич и Семешко Екатерина Савельевна. Эти же имена родителей записаны в личном деле курсанта Семешко. Как это понимать? – спросил особист.
– Подожди-подожди, не надо спешить, – сказал начальник училища. – Не надо делать преждевременных и скоропалительных выводов. Прежде всё надо выяснить. Послушай-ка, а ведь лучше всего поехать туда и на месте всё разузнать. В сёлах и маленьких городках соседи всё друг о друге знают. Пошли кого-нибудь туда или сам съезди. Заодно и в семье сможешь побывать, семейные фото посмотришь. Там и будет видно, тот ли это ребёнок или его подменили.
Начальник училища не хотел верить, что лучший курсант, гордость училища может оказаться вовсе не тем, кем он является сейчас. Ведь это будет пятно на всё училище и на его руководство, в том числе и лично на нём, генерал-майоре Шапошникове. С нетерпением он ожидал развязки. Он не желал услышать, что курсант Семешко – подставное лицо. Да если и так – что тут страшного? Ведь какая война была, что пережил советский народ! Вполне возможно, что в одной семье умер мальчик, в другой – погибли родители на фронте или в тылу умерли без медицинской помощи, вот и взяла первая семья сироту к себе. Может быть, этот Семешко и сам не знает, что он в приёмной семье, что его родители неродные ему. Ведь он маленький тогда был, стоит ли раскрывать ему тайну, которую, возможно, его приёмные родители бережно хранят. Сколько таких сирот после войны осталось на советской земле и скольких из них пригрели посторонние люди! Так что ж теперь, каждого обвинять в присвоении чужого имени? Учится парень, занимается спортом – и делает это отлично. Зачем его трогать, пусть учится дальше, пусть станет воздушным асом и громит врагов Родины.
Все эти соображения Шапошников высказывал начальнику особого отдела Синельникову. Но у того был иной взгляд на ситуацию.
– Вопрос в том, чей это ребёнок, ведь у нас немцы здесь были во время войны, – говорил он. – Ты же знаешь, есть агенты влияния, есть законсервированные агенты. То есть человек учится, работает, делает карьеру, а когда занимает определённый пост, тут ему приходит команда действовать. А ведь мы не с самоварами имеем дело, у нас вон какая военная авиация! И дальше она будет ещё развиваться, я слышал, будет вовсе новая техника, какой ещё мир не знал, так высоко и долго летать можно будет. И тут к нашему Пете явится некто и скажет, что он – его отец и даст команду действовать против СССР и нашей авиации. Шпионить, например, или разрушать нашу авиацию. Или заставят перелететь на нашей новой технике к ним, чтоб раскрыть все секреты. Я на своей работе уже такого насмотрелся, тебе и не снилось! Поэтому нельзя рисковать, мы не можем доверить нашу военную авиацию ненадёжному человеку, случайному, вызывающему подозрение.
О курсанте Семешко как раз нельзя было сказать, что он – ненадёжный человек, вызывающий подозрение. Он был надёжен, дисциплинирован, умён, вынослив. Но, чёрт возьми, ведь засланные агенты и должны обладать всеми этими качествами?
Синельников, учитывая щекотливость ситуации, решил лично поехать на родину курсанта Семешко.
Вернувшись после поездки, он сразу пришёл к начальнику училища.
– Ну и каковы результаты? – спросил тот.
– Да как тебе сказать, – замялся он. – Ничего не прояснилось. Был в Джанкое, представился сотрудником училища, смотрел его фотографии детские у них дома. Вроде придраться не к чему. Один и тот же мальчик, подмены я не обнаружил. Говорил с соседями, из их рассказов выходит, что в семье всё в порядке, никто не умирал и не подменял ребёнка. Я спросил, ездят ли их соседи, супруги Семешко, в Ивановку. Ответили, что никуда не ездят, всё время у них на глазах. В школе был, где он учился, там тоже всё в порядке. Потом я поехал в эту самую Ивановку. Там подтвердили, что действительно Пётр Семешко умер. Едва нашли его заброшенную могилку. В сельсовете сказали, что как только мальчик умер, его родители уехали и больше там никогда не появлялись.
– Может, у них двое было одинаковых, близнецы? – предположил начальник училища и тут же спохватился. – Так ты говоришь, что по фотографиям всё в порядке выходит, значит, это их сын, которого они воспитывают с младенчества? Подмены нет?
Синельников подтвердил.
– Значит, могила в Ивановке – это совпадение, не имеющее ничего общего с нашим курсантом. Или вообще какой-то казус. Надеюсь, тема закрыта? Ты оставишь в покое нашего отличника и дашь ему спокойно учиться?