И розы блекнут в пышной бахроме.
410
Султан! При блеске звездного огня
В века седлали твоего коня.
И там, где землю тронет он копытом,
Пыль золотая выбьется звеня.
411
«Немного хлеба, свежая вода
И тень…» Скажи, но для чего тогда
Блистательные, гордые султаны?
Зачем рабы и нищие тогда?
412
Жил во дворцах великий царь Байрам.
Там ящерицы. Лев ночует там.
А где же царь? Ловец онагров диких
Навеки пойман — злейшею из ям.
413
Нас вразумить? Да легче море сжечь!
Везде, где счастье, — трещина и течь!
Кувшин наполнен? Тронешь — и прольется.
Бери пустой! Спокойнее беречь.
414
Земная жизнь — на миг звенящий стон.
Где прах героев? Ветром разметен,
Клубится пылью розовой на солнце…
Земная жизнь — в лучах плывущий сон.
415
Огней не нужно, слуги! Сколько тел!
Переплелись… А лица — точно мел.
В неясной тьме… А там, где Тьма навеки?
Огней не нужно: праздник отшумел!
416
Конь белый Дня, конь Ночи вороной,
Летят сквозь мир в дворец мечты земной:
Все грезили его недолгим блеском!
И все очнулись перед нищей Тьмой!
417
На самый край засеянных полей!
Туда, где в ветре тишина степей!
Там, перед троном золотой пустыни
Рабам, султану — всем дышать вольней!
418
О чем ты вспомнил? О делах веков?
Истертый прах! Заглохший лепет слов!
Поставь-ка чашу — и вдвоем напьемся
Под тишину забывчивых миров!
419
Познай все тайны мудрости! — А там?..
Устрой весь мир по-своему! — А там?..
Живи беспечно до ста лет счастливцем…
Протянешь чудом до двухсот!.. — А там?..
420
Земля молчит. Пустынные моря
Вздыхают, дрожью алою горя.
И круглое не отвечает небо,
Все те же дни и звезды нам даря.
421
Жизнь отцветает, горестно-легка…
Осыплется от первого толчка…
Пей! Хмурый плащ — Луной разорван в небе!
Пей! После нас — Луне сиять века…
422
Дождем весенним освежен тюльпан.
А ты к вину протягивай стакан.
Любуйся: в брызгах молодая зелень!
Умрешь — и новый вырастет тюльпан!
423
Ночь на земле. Ковер земли и сон.
Ночь под землей. Навес земли и сон.
Мелькнули тени, где-то зароились —
И скрылись вновь. Пустыня… тайна… сон.
424
Вино, как солнца яркая стрела:
Пронзенная зашевелится мгла,
Обрушен горя снег обледенелый!
И даль в обвалах огненно-светла!
425
Предстанет ангел там, где пел ручей,
Безмолвный ангел с чашей. Будет в ней
Напиток смерти темный. И приблизит
Ее к губам. И ты без страха пей!
426
Гончар лепил, а около стоял
Кувшин из глины: ручка и овал…
И я узнал султана череп голый,
И руку, руку нищего узнал!
427
Кто розу нежную любви привил
К порезам сердца, — не напрасно жил!
И тот, кто сердцем чутко слушал Бога,
И тот, кто хмель земной услады пил!
428
Жизнь расточай! За нею — полный мрак,
Где ни вина, ни женщин, ни гуляк…
Знай (но другим разбалтывать не стоит!),
Осыпался и кончен красный мак!
429
Как месяц, звезды радуя кругом,
Гостей обходит кравчий за столом.
Нет среди них меня! И на мгновенье
Пустую чашу опрокинь вверх дном.
430
О, если бы крылатый ангел мог,
Пока не поздно, не исполнен срок,
Жестокий свиток вырвать, переправить
Иль зачеркнуть угрозу вещих строк!
431
Дал Нишапур нам жизнь иль Вавилон,
Льет кубок сладость или горек он? —
По капле пей немую влагу жизни!
И жизнь по капле высохнет, как сон.
432
О, если бы покой был на земле!
О, если бы покой найти в земле!
Нет! — оживешь весеннею травою
И будешь вновь растоптан на земле.
433
Холм над моей могилой — даже он —
Вином душистым будет напоен.
И подойдет поближе путник поздний
И отойдет невольно, опьянен.
434
В зерне — вся жатва. Гордый поздний брат
Из древнего комочка глины взят.
И то, что в жизнь вписало Утро мира, —
Прочтет последний солнечный Закат.
435
Вина пред смертью дайте мне, в бреду!
Рубином вспыхнет воск, и я уйду…
А труп мой пышно лозами обвейте
И сохраните в дремлющем саду.
436
День утопает в сумерках. Немой
И постный день! Я в лавке-мастерской
У гончара. Изделия из глины…
И я один с их странною толпой.
437
Их множество! На полках, на полу…
Большие, малые… Сквозь полумглу
Я плохо вижу. Различаю шепот.
Но есть совсем безмолвные в углу.
438
Кувшин храбрится: «Да, я из земли!
Но раз меня оттуда извлекли,
Раз дали форму, блеск — не с тем, конечно,
Чтоб снова сделать глыбою земли!»
439
Молчание. И вздох исподтишка
Нескладного щербатого горшка:
«Все надо мной смеются… Кто ж виною,
Что дрогнула у мастера рука?»
440
Другой спокоен: «Даже будь сердит,
Раз на столе кувшин с вином стоит,
Не разобьешь! Чтоб тот, кто сам же лепит,
Стал разбивать? Не может быть! Грозит!»
441
«А вот, — вставляет кто-то, — говорят,
Что будет смотр; и кто испорчен — в Ад
Швырнут, и — вдребезги! Не верю! Сплетни!
Наш Добрый Друг устроит все на лад…»
442
Еще болтун-горшок. Довольно стар.
В скуфейской шапочке. В нем пышет жар:
«Я был тобой! Ты — станешь глиной, мною!
Так кто ж из нас горшок и кто — гончар?»
443
Непроданный, забытый на краю:
«Совсем иссох — так долго здесь стою!
Но если б мне, бедняге, дали влаги —
Воспряну вмиг! Весь мир я напою!»
444
Болтали долго, шел нестройный гул.
Вдруг ясный месяц в окна заглянул.
И все врасплох забормотали: «Тише!
Дозорный сторож! Спать…» И мрак уснул.
445
«Вино пить грех». Подумай, не спеши.
Сам против жизни явно не греши.
В ад посылать из-за вина и женщин?
Тогда в раю, наверно, ни души.
446
Вино всей жизни ходу поддает.
Сам для себя обуза, кто не пьет.
А дай вина горе — гора запляшет.
Вино и старым юности прильет.
447
Нем царь Давид! Стих жалобный псалом.
А соловей санскритским языком
Кричит: «Вина, вина!» Над желтой розой.
— Пей! Алой стань и вспыхни торжеством.
448
«От ран души вином себя избавь». —
Тогда на стол все вина мира ставь.
Моя душа изранена… Все вина
Давай сюда. Но раны — мне оставь.
449
О тайнах сокровенных невеждам не кричи.
И бисер знаний ценных пред глупым не мечи.
Будь скуп в речах и прежде взгляни, с кем говоришь.
Лелей свои надежды, но прячь от них ключи.
450
Мои заслуги точно все до одной сочти;
Грехов же, ради бога, десятки пропусти:
Их ветреность раздует все адские огни;
Уж лучше, ради праха пророка, все прости.
451
Не дай тискам печали себя зажать, Хайям!
Ни дня в пустых заботах нельзя терять, Хайям!
Впивай же свежесть луга, стихов и милых губ.
Потом в могиле душной ты будешь спать, Хайям!
452
Люблю тебя и слышу со всех сторон укор.
Терплю, боюсь нарушить жестокий договор.
И если жизни мало, до дня суда готов
Продлить любви глубокой и мук суровых спор.
453
Если в лучах ты надежды, сердце ищи себе, сердце,
Если ты в обществе друга, сердцем гляди в его сердце,
Храм и бесчисленность храмов меньше, чем малое сердце,
Брось же свою ты Каабу, сердцем ищи себе сердце.
454
Когда я чару взял рукой и выпил светлого вина,
Когда за чарою другой вновь чара выпита до дна,
Огонь горит в моей груди, и как в лучах светла волна,
Я вижу тысячу волшебств, мне вся Вселенная видна.
455
Этот ценный рубин — из особого здесь рудника,
Этот жемчуг единственный светит особой печатью,
И загадка любви непонятной полна благодатью,
И она для разгадки особого ждет языка.
456
Поток времен свиреп, везде угроза,
Я уязвлен и жду все новых ран.
В саду существ я сжавшаяся роза,
Облито сердце кровью, как тюльпан.
457
Когда я пью вино, — так не вино любя,
Не для того, чтоб все в беспутстве слить в одно,
А чтоб хоть миг один дышать во вне себя,
Чтоб вне себя побыть, затем я пью вино.
458
Древо печали ты в сердце своем не сажай,
Книгу веселья, напротив, почаще читай.