— Храни нас, батюшка Велес, отец чар, — пробормотал Вуйко, поспешно прикасаясь к литой медвежьей лапе на шее.
Утт тоже прикоснулся к оберегу-молоту, пробормотав что-то на языке нурман. Отчаянный Туки лишь пренебрежительно фыркнул.
Княжна села, провела рукой по лицу, прогоняя остатки морока.
— Я что-то сказала?
— Ничего, княжна, — вперёд всех ответил Туки. — Тебе нехорошо стало.
— Вроде как голова закружилась, — подхватил Утт. — Может, устала, на гору поднимаясь…
Парни помогли княжне встать.
— Пойдём-ка к нашим!
— Пойдёмте, — пробормотала Ольга, с опаской поглядев на камень.
Пошёл лёгкий снег, укрывая чёрные зубцы расколотой вершины тонкой белой пеленой.
И вновь Ольге чётко примерещились три ворона.
Они сидели на вершине и пристально смотрели на неё блестящими глазами.
Назад княжна и её стражи вернулись молчаливые, насупленные, задумчивые. Увиденным у камня делиться не спешили. Однако вскоре уже весь поезд до последнего холопа знал и о трёх воронах, и о трёх смертях…
— Девичий вздор! — пожав плечами, заявил Рачила. — Княжна о колдовском камне всё утро твердила, вот сама себя и накрутила…
Сивард, однако, к видению Ольги отнёсся серьёзно. Велел усилить бдительность да заодно и ускориться, чтобы до темноты точно прибыть в Коложь.
— Что там за вороны были, я не знаю, а предвестие недоброе. Глядите в оба!
Княжий поезд двинулся в путь. Вновь потянулись по обеим сторонами берега реки, занесённые снегом луга и перелески. Торчащие из сугробов сухие тростники печально шелестели на ветру.
Сумерки быстро сгущались. Небо, такое беспечно-ясное поутру, затянули сизые тучи. Извивающимися белыми змеями пересекала путь позёмка, порывы ветра пробирали холодом. Сивард начал уже с опаской поглядывать в сторону тёмных прибрежных рощиц, в которых так удобно устроить засаду на путников...
— Дымом пахнет! — воскликнул один из воинов.
Сивард перевёл дух.
Ну вот и Коложь!
И в самом деле, за очередным изгибом реки показались первые избы. Поднимались к небу дымы, где-то слышался лай собак… А дальше, на высоком берегу, темнели стены самой отдалённой крепости Плесковской земли.
— Наконец-то, — проворчал старый варяг. — Шевелитесь! Совсем немного осталось, скоро будем отдыхать в тепле.
10 Поприще — дневной переход.
11 Помститься (северный диалект) — почудиться, померещиться.
10
Помститься (северный диалект) — почудиться, померещиться.
Поприще — дневной переход.
11
Глава 5 Коварная стрела
— В смысле, не отворите ворота?
Новёхонькие, ещё пахнущие смолой стены Коложи и в самом деле были хороши. Вот только лица у стоящих на забороле12 были очень неприветливые.
— Кого там принесло? — донеслось сверху. — Назовите себя!
Варяги столпились у ворот, задирая головы. Остальные ждали в отдалении.
— Мы люди князя Вардига! Отворяйте живо! — сердито рявкнул Сивард.
Однако, вопреки его ожиданиям, никто не кинулся немедленно открывать ворота. Наоборот, со стены насмешливо крикнули:
— Всякий тут назовётся княжьим человеком — и мы впускай его?! От Вардига уже приезжали, собрали оброк и уехали. А вы кто?
— Да ты… — Сивард захлебнулся от гнева, не находя слов. — Вы что здесь, совсем ослепли — варягов не узнаёте? Где наместник?!
— А что, наместник тебя должен лично встречать, бродяга?
— Я Сивард, воевода князя Вардига! А за поносные слова я с тебя шкуру спущу, пустобрёх!
На стене началось движение.
«А многовато воинов, — отметил Сивард. — Боятся, что ли, чего-то? Набега ждут?»
О чём-то быстро переговорив, несколько стражников исчезли — видно, ушли докладывать.
— Ладно, гридь13, ждём, — сквозь зубы процедил Сивард.
Хоть его и разбирал гнев, старый воин заставил себя успокоиться. Сейчас доложат наместнику, а тот знает в лицо и Сиварда, и Рачилу. Их впустят внутрь, и уж тогда…
Но тут подошёл вылезший из саней тиун.
— Что тут творится? — сердито спросил он. — Почему задержка?
— Вишь, не открывают ворота. Дескать, не знаем вас.
— Не впуска-ают?
Рачила повертел головой, высматривая среди варягов Ольгу. Та была неподалёку — сидела в седле, с удивлением оглядывая неприветливую крепость.
— Бродяги, значит? А ну-ка, княжна, выйди-ка вперёд и назови себя! То-то хвосты подожмут!
Ольга кивнула, тронула пятками бока лошади, посылая её вперёд.
— Княжна, не надо, — движимый каким-то смутным предчувствием, произнёс было Сивард.
Но Ольга уже выехала вперёд и звонким голосом воскликнула:
— Я Ольга, дочь Вардига, князя Плесковского! Приказываю: открывайте ворота!
Наверху застыло недоверчивое молчание…
Вдруг что-то свистнуло в воздухе, и прямо перед копытами Ольгиной лошади в землю воткнулась стрела.
Лошадь с испуганным ржанием шарахнулась в сторону — княжна едва удержалась в седле. Мгновение она ошеломлённо смотрела на дрожащее оперение, не веря своим глазам. Затем кто-то схватил её коня за повод и над ухом раздался крик Сиварда:
— Назад! Отходим!
* * *
Выпущенная со стены стрела оказалась единственной. Никто не посылал стрелы вслед людям Вардига, никто их не преследовал. Просто незваным гостям был послан внятный приказ: «Убирайтесь!»
Отойдя подальше от крепости, посланцы Вардига остановились и принялись обсуждать, что же делать дальше.
Едва ли кто-то в самом деле хотел убить Ольгу. На этом особенно настаивал тиун Рачила.
— Хотели бы подстрелить княжну, так и подстрелили бы! — жарко говорил он вождю варягов. — Видно, не признали своих в потёмках, а на слово верить не желали. А может, на них недавно кто-то напасть пытался, поэтому они и затворились…
Сивард кивал, молчал, с тиуном не спорил. Он и сам видел, что стрелявшие со стены не хотели убивать Ольгу.
Но чего они тогда хотели?
А ещё очень подозрительным казалось старому варягу отсутствие на стенах наместника. Тот ведь был старым знакомым Рачилы и наверняка признал бы его…
Странные, нехорошие дела творятся в Коложи…
— Надо утром, по свету, снова идти к воротам разговаривать, — продолжал Рачила. — Чтобы они нас разглядели.
— Может, и так, — мрачно отвечал Сивард. — Но почему ты так уверен, почтенный Рачила, что внутри люди наместника?
— А кто же ещё?!
— Там на стене немало воев торчало. Ты видел хоть одно знакомое лицо?
— Гм… Ну, честно говоря… Сумерки, да ещё снегопад…
— Кривичи там были или латты?
— Да откуда там взяться латтам? Ты, почтенный Сивард, в шатре своём латтов ещё не ищешь? Разве сам не слышал, что со стен кричали по-словенски?
— Все латгалы порубежья говорят по-словенски, — буркнул варяг. — Не нравится мне это, ох не нравится!
Рачила вздохнул, показывая, что спор утомил его.
— Ладно, варяг! Утро вечера мудренее. Нынче уже совсем темно, пора думать о ночлеге: вон княжна совсем озябла! Предлагаю пойти в посад, занять несколько изб.
— Нет! Ни на шаг не подойду сегодня к Коложи и вам не позволю, — возразил Сивард.
Он подумал, оглянулся и махнул рукой в темноту — туда, куда уходила белая лента реки Великой.
— Мы на закате миновали длинный мыс. Вот там и заночуем. Устроим стан, поставим сторожей.
— На речном мысу ночевать? Зимой, в пургу?!
— А что такого? В первый раз, что ли? Там хоть и ветрено, зато скрытно никому не подобраться. Будь ночь посветлее, я бы вовсе ушёл обратно к Вороничу…
— Уходить в Воронич? — всполошился тиун. — Путь был долгий, тяжёлый, люди и лошади устали…
— Знаю, — кивнул Сивард. — Ступай, Рачила, распоряжайся. Разворачивай сани, будем устраиваться на ночлег.
— В шатрах ночевать, на таком-то ветру и холоде, — принялся досадливо ворчать тиун. — А могли бы в натопленных избах. Вон они — отсюда видать.
— Чтобы нас там во сне перерезали?
— Перерезали? — расхохотался тиун. — Тут, на плесковской земле?
«Если она ещё плесковская», — подумал Сивард.
В своей жизни он всякое видал. Сейчас же чётко знал, что ему следует делать: оберегать княжну.
И так он уже очень жалел, что не успел остановить Ольгу и позволил во всеуслышание назвать себя.
Уже в полной темноте под свист метели княжий поезд вернулся по зимнику до мыса, под защиту редких сосен. Под раздражённые окрики тиуна слуги принялись поспешно распрягать лошадей и устраивать стан.
* * *
Хирд Харальда неторопливо возвращался в Плесков. За передовыми лыжниками катил санный поезд, растянувшийся на три сотни шагов. Следом за поездом вереницей плелись рабы, захваченные в селении, которое так неудачно защищал Лоймар Короткий.
Однако самого Лоймара среди них не было. Знатный латт ехал на взятой в том же селении кобылке стремя в стремя с Харальдом. Хёвдинг держал пленника при себе и пытался разузнать побольше о его соплеменниках. Лоймар отвечал уклончиво. Догадывался, для чего врагу эти сведения.
День был ясный, но к закату небо затянуло тучами. Задул ветер, пошёл снег. Уже в темноте нурманы вышли к реке Великой. На другом берегу темнели далёкие стены Коложи.
— Заночуем в посаде, — предложил Гуннар.
Харальд кивнул… и вдруг его взгляд застыл.
Что там в лесу, к северу от Коложи? Что за огни?
Движением руки хёвдинг остановил поезд.
— Осви, Радим, — приказал он лыжникам. — Ну-ка сбегайте гляньте, кто там обустроился.
— За мной, — бросил пареньку Осви.
Преодолев часть дороги по целине, разведчики, не доходя до мыса, проворно поднялись вверх по заснеженному берегу. Осви шёл первым. Радим догнал его уже наверху и, тяжело дыша, присел рядом.
Если снизу, с зимника, можно было только огни разглядеть, то отсюда весь стан был как на ладони. Он оказался не таким уж маленьким. Людей навскидку больше полусотни… Лошадей — десятка два. И даже шатры поставлены. Два. Один побольше, другой поменьше.
Между ними горели несколько окружённых намётами костров, свет которых нурманы и заметили с реки.