— А дело говорит, — слышу от одного из гвардейцев.
— Прикуси язык, — шипит на него капитан.
Мимо парочки незнакомых гостей в пёстрых одеждах прошёл, поздоровавшись. Замялись, ничего не сказав в ответ. Смотрят ошарашенно то на меня, то на мой мехар, который явно выбивается из праздного антуража парка.
До крыла гостевого немного не дошёл. Выскочило оттуда целое отделение гвардейцев уже с более серьёзными намерениями. Винтовки на изготовке, как при тревоге. Рванули навстречу и сразу взяли в полукруг, прицелились демонстративно.
— Вы арестованы! Именем императора! — Заявляет целый подполковник, который уже не мямлит, а готов меня разорвать.
Лицо знакомое. Кажется, в прошлый раз я дал ему по нему хорошенько, когда прорывался к пирамиде.
Мысль пришла шальная. А моя динамическая броня пилота успеет отреагировать, если будут стрелять в упор? Волнует больше — выдержит ли она пулю винтовки Мосина также, как револьвера.
Дар иной цивилизации теперь постоянно со мной. Стараюсь с бляшкой не расставаться, ибо несколько раз она уже спасла мне жизнь.
— Руки вверх! — Добавляет.
Выполняю. А что делать?
Подходят двое с опаской при том, что остальные продолжают держать на прицеле. Обыскивают, сразу изымая револьвер. Мдя… с ним я погорячился. Нужно было оставить в кабине меха.
Ничего больше не забирают. К кольцам не лезут. Если бы заставили снять, динамическая броня перестала бы действовать. Но обошлось.
Гвардейцы даже скручивать руки не стали. Как только я подчинился, подполковник расслабился. И заулыбался. Но после обыска выдал серьёзно и решительно:
— Прошу следовать за нами, ваше высочество.
Повели в гостевое крыло, а оттуда по переходу в тёмное и невзрачное помещение, где сразу и камеры с решётками на всю стену нашлись, в одну из которых меня посадили любезно. И вежливо. Звякнули ключи, щёлкнул замок несколько раз. Как в старые добрые времена моей неопределённости.
Вспомнилась камера в тюрьме. Навеяло всякого.
На охране дежурный унтер–офицер на пасту стоит по струнке, и похоже, здесь целая казарма примыкает с оружейкой.
Усевшись на лавку послушно, стал думать, что делать дальше. На зов Медведь откликается, несмотря на то, что здесь основательные стены и расстояние метров сто пятьдесят до него. Думаю, Медведь сумеет проломить все препятствия, если пожелаю. Останется только влезть в кабину и оставить гвардейцев с носом.
Но я же офицер. И нужно вести себя, как подобает офицеру.
Подполковник смотрит на меня через прутья, задумался. Рядом двое бойцов помладше стоят, глазами хлопают. Остальные в казарму прошли.
— Доложите о моём прибытии коменданту Острова, товарищ подполковник, — подсказываю ему.
— Уже отправили посыльного, — ответил сдержанно и стал критиковать. — Коль одели мундир, извольте носить его с честью. Как вам не стыдно, товарищ штабс–капитан являться в таком виде на праздник батюшки императора. Что вы пили? От вас разит на километр. Что подумают иностранные гости? Целый меха–гвардеец в виде непотребном. Вы даже не удосужились побриться и обувь почистить. Я уже не говорю о том, что вы не потрудились посмотреть, куда приземляете свою машину. Впервые на моём веку такой позор. Вы же и в прошлом году учинили нам бед. Много звёзд из–за вашей выходки полетело с погон. Не совестно?
Смотрю на него пристально.
Кто ты такой, чтобы критиковать меня? Так и подмывает ответить. Но я говорю не менее колко:
— Штаны мундира протирать на стульях мягких, каблуки на брусчатке стирать, маршируя, кланяться господам высоким, выслуживаясь? Это служба офицерская по–вашему?
— Это вы сейчас на что намекаете, сударь? — Взвинтился сразу подполковник.
Я поднялся с лавки и подошёл к решётке, приблизившись и вылавливая взгляд с невольной опаской.
— Настоящие офицеры вот с такими бородами, — говорю ему, показывая на себе выразительным жестом, скалясь. — Да сапогами, разваливающимися в месиво на ногах, оргалидов без всяких боевых машин в упор расстреливали. И жарились с осколков, не покривившись. Пока вы здесь строевые приёмы выполняли! Что, товарищ подполковник?
Покраснел он аж. И выдавил сквозь зубы в ответ:
— Полагаю, вы решили оскорбить мои офицерские погоны?
— К вашим услугам, товарищ подполковник, — произнёс я хищно.
— Отставить!! — Прогремело с прохода.
И все в комнате шарахнулись, как от ударной волны. Только я обернулся, отчего–то наполняясь радостью. Сразу ведь не сообразил.
Зотов стоит в проёме, тяжело дышит. В мундире парадном, с наградами пурпурными и погонами золотыми, снова по две большие звезды красуются. Может, просто старый китель надел. Широкий верзила, с которым и не поспоришь.
Сперва гвардейцев взглядом расстреливает, затем на меня смотрит своими чёрными бездонными глазищами уничтожающе. Но мне лишь в забаву такое. Теперь он, как родной брат. Не знаю, как объяснить такие чувства.
Товарищ боевой вновь нашёлся. И рад ему безмерно.
Чувствую, Константин и сам готов уже броситься ко мне и расцеловать в обе щёки. Улыбку едва скрывает. Строгим пытается сделаться.
— Освободить, — командует меха–гвардеец.
— Но он вторгся на Остров… — замямлил подполковник.
— Приказ Анастасии Николаевны, — обрубил Зотов.
Все аргументы гвардейцев сразу же кончились.
С заметной суетой меня выпустили. Костя сразу под руку ухватил и вывел, как сына нашкодившего. Недолго он держался, стоило выйти в коридор, встряхнул:
— Ты что учинил, Андрей?
— Я тоже рад встречи, Кость, — говорю ему сердечно и чувствую, что меня хорошо так развезло. — Не ожидал, что так быстро вернётесь.
— Вчера прибыли, — ответил сухо и дальше песочить: — Андрей, ну даёшь. Нельзя же так подрывать авторитет властей. Головой не думаешь. А ещё Настю подставляешь.
— Я просто захотел попраздновать вместе с уважаемыми господами, — отвечаю, шагая уже по гостевому крылу. — С барышнями покружиться в вальсе.
Подышать перегаром на господ.
— Да какие тебе барышни? От тебя разит, как от самого последнего алкоголика, — прошипел. — Ты самогонку деревенскую пил что ли?
— У простых людей другого и нет. Это здесь вино тридцатилетнее французское, дорогое шампанское из Бургундии. Закуски от лучших поваров. И лучшая музыка, чтобы в горлышко это хорошо проскальзывало.
— Ну хватит, — буркнул Зотов, быстро остывая. — Пошли ко мне, пока никто не увидел в таком состоянии.
Повёл на второй этаж, где у него оказались покои. Раза в два поменьше моих прошлогодней. Но с роскошной мебелью не худшей и убранствами, что сияют почище всякого органического льда.
— Раздевайся и в ванную ложись, я лакеев позову, — раскомандовался мой боевой товарищ.
Слушать не стал, плюхнулся на диван. И понял, что тело тяжёлое, усталость навалилась гадкая так не вовремя. Какие мне танцы?
На столе бутылка вина початая и два бокала с красным на донышке.
Ну, сам Бог велел. Хлебнул из бутылки, где ещё вина на треть.
— Да ты что… — начал было Костя, но замолчал, понимая, что поздно.
Три глотка зашли, как водица ключевая. Очень хотелось пить.
— Как же хорошо, — протянул я, отлипнув от бутылки и откинувшись на спинку.
Зотов на меня, как на гада смотрит.
— Куда барышню спрятал? — Интересуюсь с улыбкой.
Судя по бокалам, не один он здесь распивал.
— Тебя не касается, — буркнул подполковник, немного растерявшись. — Значит, так ты свой отпуск проводишь? Письмо Ильи хоть передал?
— Передал, Кость, — отвечаю и хлебаю ещё. — Выслушал от графа, от Татьяны. Матушка разве что миновала. Что–то меня гложет, братка. Неспокойна душа.
— Всё наладится, — отвечает по–дружески. — Ты бы душ принял, освежился. Или давай–ка ложись у меня. Проспишься, утром поговорим нормально. А по мехару, спасибо, что не на главной площади посадил, замаскируем, оцепление поставим. В общем, что–нибудь придумаем, не переживай.
— Ты иди, тебя барышня ждёт, — отправляю его, потому что не хочу быть обузой. — Обещаю, что спокойно посижу здесь, полюбуюсь видами, послушаю музыку. Как бодро заиграла, кстати. Оркестр тот же?
— Да почём мне знать. Так, ладно…
В дверь деликатно постучали, Зотов живенько открыл и впустил двоих лакеев.
— Какие буду распоряжения, господа? — Спросил тот парень в белом, что постарше.
— Приготовьте ванну для его высочества, — начал Зотов. Но я перебил:
— Бутылку белого сухого вина, и льда, если можно!
— Закуска? — Уточнил парень любезно.
— Да всякой понемногу, там разберёмся.
— Ай, — махнул рукой Зотов и пальцем пригрозил, уходя: — Ты обещал не выходить!
— Сегодня ни ногой отсюда, будь спокоен, друг! — Ответил браво.
Удовлетворённый ответом мой дорогой гвардеец покинул меня. И я даже услышал, как он перешёл на бег в коридоре. Неужели действительно у него нарисовалась дама сердца, которую он оставил ради меня? Интересно будет на неё посмотреть.
До завтрашнего дня меньше часа осталось. Хотя Зотов рассчитывает, вероятно, на мою совесть, приняв изворотливый ответ без всяких оговорок.
За последние дни я побывал в самых непотребных условиях и испытал невольное удовольствие от местного комфорта. Лакеи принесли всё быстро и даже поухаживали за мной.
— Не желаете послушать пластинки, ваше высочество? — Предложил мальчишка включить патефон.
— Благодарю, не надо. Лучше окошко открой шире.
— Здесь имеется просторный балкон с мебелью плетёной из ивовой лозы, может, господин желает…
— Да, отличная мысль! — Я аж подскочил и поплёлся на балкон с бокалом, куда мне всё остальное перетащили быстренько.
— Есть свежая пресса, — предложили, подкручивая интенсивность фонарика.
— Не откажусь.
Вид на набережную и часть сада через тонкие кованные перила оставляет желать лучшего, но можно через наслаивающиеся ветви деревьев рассмотреть, как мелькают пышные платья. К полуночи люди расползлись по всему Острову. Слышны отголоски разговоров и сочный девичий смех.