Хотел бы публике я угодить на славу:
Она сама живет и жить другим дает.
Пролог
Два часа ночи.
Улица – сомнительного толка место в квартале Терн – была в эту холодную ночь совершенно пустынна и безмолвна.
Из-за угла в полосу света выплыла элегантная фигура джентльмена: цилиндр, белый шейный платок, черный макферлейн[108], лакированные туфли, руки в карманах, конец трости занесен над плечом. Мужчина аристократической наружности шел походкой решительной и непринужденной – судя по всему, возвращаясь домой.
Темная зона за фонарем не пугала его – он ступил в нее довольно уверенно. Молодой человек курил: красной точкой мелькала его сигарета, но черты лица разглядеть было невозможно.
– Огоньку не найдется, мой принц? – прозвучал во мраке классический вопрос.
Джентльмен резко остановился. Вынырнув из темного закутка, перед ним возник незнакомец и преградил путь.
– Прочь с дороги! – спокойно скомандовал тот, к кому был обращен этот вопрос.
Голос – разумеется, гнусный, какой бывает у всяких негодяев, – продолжал:
– Да будет тебе выпендриваться! Выворачивай-ка лучше карманы!
За неимением револьвера и сам наверняка не зная, к чему это приведет, джентльмен направил прямо в глаза грабителю яркий луч карманного фонарика.
Тот вскрикнул от неожиданности, а джентльмен, успев отскочить назад, чтобы не позволить противнику выбить фонарик из своих рук, быстро произнес:
– Минутку! Только без глупостей! И спрячь-ка, черт подери, нож!
И джентльмен направил свет фонаря на свое собственное лицо.
Грабитель отпрянул и донельзя перепуганным тоном коротко, но смачно выругался.
– Ха, милейший!.. Вижу, ты узнаёшь это лицо!
Ничего не ответив, разбойник развернулся и бросился наутек с дикой скоростью, стуча стоптанными башмаками.
Джентльмен тут же устремился вдогонку. Он бежал не менее легко и резво и вполголоса – если можно так выразиться – кричал ему вслед:
– Постой, да постой ты! Я никому не скажу, клянусь! Да остановись же, разрази тебя гром!.. Давай просто поговорим.
Но быстрый как молния, ничего не желавший слышать, горе-грабитель несся во всю прыть. Судя по всему, в голове у него была только одна мысль: лишь бы его не догнали.
И в этом он преуспел. От улицы к улице джентльмен отставал от него все больше и больше и вскоре отказался от нежданной погони.
– Нет, такие забеги определенно не для меня! – пробормотал он, вытирая с лица пот. – Ничего, я его еще разыщу, – думаю, с этим проблем не возникнет!.. Да, это все непременно необходимо уладить! Нужно излечить этого бедолагу!
Двинувшись в обратном направлении, он загадочно улыбался, все еще пребывая в возбужденном состоянии, которое никак не проходило и заставляло его говорить с самим собой вслух:
– Но кто бы мог предположить нечто столь причудливое, да скажем прямо: чудовищное! Очутиться лицом к лицу с… Это ж надо: грабитель! Жуткий, грандиозный скандал! Я просто должен – обязан – положить этому конец! Кто-то, возможно, назовет меня жалким глупцом, но, право, меня и самого все это ошеломило. Ладно, приятель, завтра же…
Джентльмен прибавил шагу – стояла уже глубокая ночь, – и вскоре его голос утонул в тишине.
Глава 1Брак, который нравится отнюдь не всем
Сидя перед большим секретером в стиле ампир, графиня Елизавета де Праз просматривала бюллетени курсов валют.
Несколько раз мягко прозвенел звонок. Графиня сняла трубку домашнего телефона. С этого, собственно, момента и начинается наш рассказ.
– Это вы, тетушка? – прозвучал в трубке бодрый молодой голос.
– Ну конечно, мое дорогое дитя.
Каминные часы пробили восемь утра.
– Хорошо спали, тетушка? Уже за работой? Я могу кое-что сообщить?
Девушка говорила с таким воодушевлением, что графиня и без телефонного аппарата слышала звонкий голос, доносящийся из комнаты наверху.
– Сообщить? – насторожилась мадам де Праз. – Мне подняться к тебе, Жильберта?
– Нет, что вы, тетушка: должна же я соблюдать приличия! Я сама к вам спущусь.
Графиня повесила трубку, и на ее лице отразилась озабоченность. Это была невысокая худая женщина с блеклым лицом, на которое Создатель, видимо, пожалел красок. Ее прежде эффектные белокурые волосы потускнели и заметно поседели; она носила старомодную гладкую прическу с гребнем, которая очень старила ее, и неизменное черное платье. Хотя графине не исполнилось и пятидесяти, овал ее лица утратил прежнюю четкость, под глазами залегли темные круги и морщинки, уголки губ опустились. Выражение лица было растерянным, будто она постоянно о чем-то тревожилась, поэтому графиня не любила фотографироваться и выпроваживала всех художников, предлагавших написать ее портрет.
Мадам де Праз облокотилась о крышку секретера и задумалась, поджав бледные губы, побелевшие еще сильнее, и обеспокоенно нахмурившись, отчего на ее переносице обозначились некрасивые складки.
За портьерой послышался шорох, дверь резко распахнулась, и в комнату ворвалось очаровательное и бойкое создание в атласных туфлях без задника на босых ногах и воздушном, словно розовое облачко, домашнем халате – восхитительном дезабилье, хотя, быть может, и слишком «дамском» для этого лучистого, едва вышедшего из подросткового возраста дитя.
– Здравствуй, малышка Жильберта! – промолвила мадам де Праз с внезапной улыбкой.
– Здравствуйте, тетушка! – налетела девушка на графиню, обняла ее за шею и звучно поцеловала в обе увядшие щеки.
– Что ты делаешь, озорница! – пожурила ее мадам де Праз. – Всю прическу мне растреплешь!
– А и не важно, тетушка! Совершенно не важно!
Раскрасневшаяся, широко улыбающаяся, Жильберта Лаваль прижалась изящной головкой в каштановых кудряшках к мрачному лицу пытавшейся отвернуться от нее тетки и, преследуемая некой определенно радостной для нее мыслью, устремила пристальный взгляд задорных глаз за залитое солнечным светом окно.
Что до госпожи де Праз, то та, напротив, выглядела очень печальной.
– Тетушка! – продолжала верещать мадемуазель Лаваль. – Тетушка! Тетушка!
– Что с тобой? Да не сжимай ты меня так! К чему вся эта суета и ерзанье?
– Я так счастлива, тетушка, так счастлива!
– Довольно, отпусти меня, дьяволенок!
– Нет-нет! Не смотрите на меня! Еще рано!
Алые губки приблизились к бледному уху, и, словно бы по секрету, Жильберта звонким голосом объявила:
– Я выхожу замуж! Вы ведь не против, не правда ли?
Содрогнувшись, мадам де Праз поспешила снова прижаться щекой к щечке племянницы.
– Выходишь замуж? – пробормотала графиня. – Но за кого?
– За Жана Марея, – ответила девушка теперь уже шепотом.
– Кто это? Я его не знаю.
– Да нет же, тетушка, прекрасно знаете! За Жана Марея… Вам представляли его, когда мы были в гостях у Пойяков… Ох, тетушка, что это с вами?
Они отстранились друг от друга. На лице мадам де Праз читалось смятение. Жильберта смотрела на нее в замешательстве, не зная, что и думать.
– Ничего, дитя мое, просто немного разволновалась – не ожидала ведь такого известия.
Между тем Жильберта внезапно почувствовала, что между ней и тетей вдруг пробежал необъяснимый холодок, немало ее удививший. Мадам де Праз тотчас же осознала свою оплошность и, снова придвинувшись к девушке, взяла ее за руку:
– Видишь ли, Жильберта, я люблю тебя, как если бы я была твоей бедной матушкой… Не слишком ли легкомысленно ты решилась на столь серьезный шаг? Тебе только-только исполнилось восемнадцать, дорогая; ты еще совершенно не знаешь жизни. Ты уверена, что будешь счастлива с этим господином Мареем?
Жильберта надула губки и сдвинула брови. Заметив это, графиня ласково привлекла ее к себе и погладила по кудрявой головке.
– Ну ладно, – сказала она. – Позволь мне как следует узнать этого молодого человека, собрать о нем необходимые сведения, и если он такой, как ты полагаешь…
– О! На сей счет, тетушка, я абсолютно спокойна!
– Что ж, ступай одеваться, милая. Мы еще поговорим о твоих планах. Не поцелуешь меня? Ох, Жильберта!
Заметно раздосадованная, девушка вяло коснулась губами лба тетушки и покинула комнату – не так весело, как вошла в нее.
Оставшись в одиночестве, графиня де Праз, терзаемая тревогой, несколько минут расхаживала взад-вперед по комнате, заложив руки за спину.
Царила мертвая тишина. Погруженная в мрачные размышления, мадам де Праз снова и снова проходила мимо строгих предметов обстановки рабочего кабинета, отведенного ей в доме, – своего рода будуара этой деловой женщины, основным украшением которого служил внушительных размеров сейф, стоявший напротив этажерки для хранения бумаг и папок.
Оригинальность этой комнаты заключалась в том, что все ее стены были увешаны оружием африканских туземцев: кожаными и деревянными щитами, боевыми ассагаями, стрелами и дротиками.
Подняв глаза, мадам де Праз окинула всю эту груду хлама задумчивым взглядом и поморщилась, словно она вызвала у нее какие-то неприятные воспоминания. Затем, резко остановившись, тяжело вздохнула, но уже в следующий миг хлопнула тыльной стороной кисти по ладони, будто приняв решение.
– А мы еще посмотрим!.. – пробормотала она.
Подойдя к телефонному аппарату, она нажала кнопку, под которой значилось: «Господин граф», и во второй раз за утро сняла трубку.
– Алло, Лионель… – шепотом, прикрывая микрофон рукой, позвала мадам де Праз. – Лионель!..
Наконец в ответ раздалось нечленораздельное мычание.
– Алло, Лионель?
– Хм… Хм… Да? Что такое, маман?
– Ты еще спишь?
– Ну да, можно сказать, еще не проснулся.
– Поздно вернулся?
– Даже не знаю во сколько.
– Ну ладно. Сейчас зайду.
Мадам де Праз осторожно отворила дверь, на цыпочках пересекла переднюю и тихонько поднялась на два этажа выше.