Куда она подевалась, эта гадюка? Наше отчаяние было велико, но еще бо́льшим был сковавший нас страх. Несколько дней и ночей мы искали змею: сдвинули мебель, сняли со стен деревянные панели, исследовали водопроводные трубы, заглянули в печи, обработали дымом калориферы, зацементировали все отверстия. Парк мы обшарили метр за метром, деревню и лес обошли во всех направлениях. Увы, наши поиски не дали никаких результатов. Думаю, все это изначально не имело смысла, если учесть, что змея могла ускользнуть через земляные норы, спрятаться в дуплах деревьев, скрыться в траве и так далее. Существуют тысячи мест, где пестрая рептилия, замерев, останется незамеченной, а движется она с такой скоростью, что нам никогда ее не догнать и не перехитрить.
Мне тогда было всего тринадцать. Мамина смерть произвела на меня столь гнетущее впечатление, что меня увезли из Люверси, казавшегося мне адом. Мне повсюду мерещились змеи, да и сейчас мерещатся – вы сами в этом могли убедиться.
Жан Марей выслушал этот рассказ с живейшим вниманием, поборов свою привычную рассеянность.
– То есть змею так и не поймали? – уточнил он.
– С тех пор ее никто больше не видел, – сказала Жильберта. – Но что это доказывает? Ровным счетом ничего. Эти твари живут по сто лет. В любом случае я не вернусь в Люверси даже за все золото мира!
– Выходит, вы туда так и не возвращались?
– Ни разу. Жутко боюсь. Решусь на поездку, только если мне покажут эту гадюку мертвой. Уж я-то ее узна́ю, не сомневайтесь: двух таких быть не может! А пока же пусть Люверси обходится без меня, хотя я по нему и скучаю. С ним у меня связано столько чудесных воспоминаний – и радостных, и печальных! Если бы вы знали, Жан, как я люблю этот замок и его вековые деревья! Когда думаю о нем, мне кажется, будто у меня остался там добрый и милый дедушка! И такая грусть накатывает… Как бы я хотела съездить туда, обнять его, расцеловать!.. Но не осмеливаюсь.
– Стало быть, вы будете счастливы, если кто-нибудь доставит вам эту гадюку из Люверси – живой или мертвой?
Жильберта печально пожала плечами: в подобный исход ей не очень-то верилось. Но, посмотрев Марею прямо в глаза, она прочла в них такое горячее участие, что не удержалась и протянула ему обе руки. Влюбленные отдались своему счастью, совершенно позабыв про тетушку, на губах которой играла деланая улыбка. Мадам де Праз внешне выказывала благосклонность этому любовному дуэту, однако же было понятно: он ей неприятен, – поэтому Марей нисколько не удивился, когда графиня, нарушив их идиллию, продолжила беседу о Люверси и гадюке.
– Моя дорогая девочка, – сказала она, придав лицу выражение доброты и участливости, – тебе придется пересилить себя и побороть свое предубеждение. Пора, давно пора. Вот уже более пяти лет эту змею никто не видел, следовательно она мертва. Лично я всегда полагала, что мы замуровали ее в одной из тех дыр, которые тщательно залили цементом. Опасность очевидно миновала, и, если бы ты положилась на это мое утверждение, мы, вместо того чтобы ездить в Довиль, как в прошлом году, или в Экс-ле-Бэн, как в позапрошлом, нынешним летом отправились бы в Люверси.
– Ну уж нет, тетушка, ни за что! – испуганно отмахнулась Жильберта. – Не желаю даже думать об этом.
– Мсье Марей, – попросила мадам де Праз, – убедите ее. К вам она прислушается. Люверси – восхитительное имение, подобного которому нет на всем белом свете!
– Это я и сама знаю, тетушка, – заметила мадемуазель Лаваль. – Но – что вы хотите? – я же умру там от страха!
Жан Марей и графиня смотрели на нее с одной и той же снисходительной и нежной улыбкой.
– Возможно, нам не следует ее торопить, – промолвил молодой человек.
«Ах, господи! – с досадой подумала мадам де Праз. – Эти двое всегда будут заодно!»
– Да и потом, как знать? – добавил Марей. – Как я уже говорил, Жильберта: вдруг кто-нибудь принесет вам ту злополучную змею живой или мертвой?
И, несмотря на присутствие Жильберты и ее тетушки, он предался мечтаниям, мысленно словно отдалившись от них и унесясь в те загадочные края, которые у нас принято называть воздушным именем «облака».
Впрочем, его мечтательность, похоже, не была лишена некоего смутного беспокойства, потому что складка на лбу выдавала легкую тревогу и напряженную работу мысли.
– Спуститесь с небес на грешную землю, – мягко попросила его Жильберта.
Лицо Жана Марея тотчас же просветлело, и он поспешил объясниться:
– Забавно, но меня гадюки никогда не пугали, скорее наоборот. Знаете, я довольно долго жил в Индии. Так вот, там ничто не интересовало меня так, как заклинатели змей. С несколькими из них я даже подружился и, должен вам признаться, сам немного научился их искусству. Я свистел в особую индусскую дудочку, заставляя рептилий неспешно танцевать. Между прочим, туземцы меня хвалили – уверяли, будто я достиг в этом ремесле больших успехов.
– Правда? – восхищенно воскликнула Жильберта. – Что ж, тогда ваше бесстрашие и моя трусость будут друг друга уравновешивать! Все к лучшему, не так ли? Но скажите, именно это вас так забеспокоило?
– Вовсе нет. Просто… я думал о змеях. На меня вдруг нахлынуло какое-то смутное старое воспоминание, потонувшее в тумане забвения. Но это сущий пустяк, не придавайте значения.
– Но выходит, – продолжала Жильберта, развивая тему своих страхов, – змей можно заставить танцевать?
– Да, под звуки свирели. Но почему бы нам пока не оставить змей в покое? Вас, наверное, уже утомила беседа на столь неприятную, хотя и увлекательную тему?
– Нет-нет! Давайте поговорим еще.
– Да вы просто играете со своими страхами, потому что знаете: здесь вам бояться нечего.
– Стало быть, они танцуют?
– Приподнимают туловище и покачиваются в такт музыке. Становятся послушными: если их подозвать, они к тебе приблизятся.
– Ох! То есть кто-нибудь, находившийся снаружи, не в самой спальне, мог подозвать к себе вползшую туда гадюку!
Девушка выглядела настолько взволнованной, что Марей даже побледнел немного.
– Чушь! Такое просто невозможно! – фыркнула мадам де Праз.
– Ну почему же? – заметил Жан Марей. – В этом нет ничего невероятного. В любом случае, как вы и сами, Жильберта, видите, нам лучше бы переключиться со змей и заклинателей на что-нибудь другое.
Но мадемуазель Лаваль тоже о чем-то, в свою очередь, задумалась; лицо ее исказилось. Наконец она произнесла, озвучивая свою мысль:
– Нет. Я бы услышала в ту ночь звуки дудочки. А я ничего не слышала – совсем ничего! Нет, это невозможно. Да и кто бы мог желать смерти матушки?.. Я ничего не слышала, ничьих следов мы нигде не нашли.
– Вот это как раз таки еще ничего не значит, – возразила мадам де Праз, – ибо, если ты не забыла, эспланады в Люверси вымощены камнем. Вокруг замка, мсье, нет ни гравия, ни песка, потому-то мы и не обнаружили ни отпечатков ног, ни – что мне представляется гораздо более значимым – следов змеи.
– Почему вы говорите «гораздо более значимым», тетушка?
– Потому что, дитя мое, крайне маловероятно, что смерти твоей несчастной матушки поспособствовал какой-то человек, тогда как роль гадюки в этой драме неоспорима. Если эта тварь и не оставила ни малейших следов на эспланаде, то, очевидно, лишь потому, что они и не могли там остаться.
– Так оно и есть, – в один голос подтвердили Жан Марей и Жильберта.
– Ну и хватит об этом! Довольно! – весело воскликнула мадам де Праз. – Жильберта, дорогая, нам, наверное, пора домой – мы, право же, загостились. Ты как себя чувствуешь? Уже лучше?
– Спасибо, тетушка. Я пришла в себя – идти смогу и сама.
– Мне бы хотелось, – сказал Жан Марей, – чтобы вы, Жильберта, унесли с собой какой-нибудь сувенир в память о первом посещении дома, который со временем будет вашим. Забудьте об этой небольшой лампе и выбирайте, что душе угодно. Здесь все – ваше!
Девушка нерешительно приблизилась к витрине с ключами, еще раз внимательно осмотрела ее и несколько мелодраматично произнесла:
– Нельзя ли, Жан, унести с собой ключ от вашего сердца?
– Конечно берите – вот он! – Марей шутливо указал на массивный средневековый ключ.
– Перестаньте насмешничать! – воскликнула Жильберта, мягко ударив жениха по руке. – Скорее, это ключ от подземелья, забитого сундуками с золотом и драгоценными камнями! Тетушка, вы только полюбуйтесь! Хорошо, что ключ от вашего сейфа не столь громоздкий, иначе как бы вы носили такую штуковину у себя на груди?
Мадам де Праз инстинктивно поднесла руку к указанному месту.
– Нет, – продолжала девушка, осматривая коллекцию и что-то напевая себе под нос исключительно для поднятия настроения, – мне нужен ключ от сердца Жана Марея. Да-да… ключ… от сердца… Жана Марея.
– Возьмите вот это, – сказал молодой человек. – На сей раз я не шучу. Ключи бывают самой различной формы. Это – то, что вам нужно. Берите.
И Марей протянул невесте небольшое старинное зеркальце, изготовленное, наверное, Бенвенуто Челлини или еще каким-то прославленным мастером и украшенное каймой из изящных жемчужин, – стекло потемнело от времени, но в нем и сейчас отражалась очаровательная улыбка Жильберты.
Глава 5Химеры мадам де Праз
Этот клуб представлял собой небольшой дворец, роскошный и уютный. В нем, как всегда, было тихо, чему способствовали мягкие напольные ковры и тяжелые портьеры, заглушавшие звуки.
– Граф де Праз здесь? Я – графиня де Праз.
И так как лакей в красных панталонах и зеленой ливрее смотрел на нее с недоверием и сомнением, мадам де Праз сухо добавила:
– Его мать, если так вам будет понятнее.
Лакей подобострастно поклонился:
– Сейчас посмотрю, здесь ли господин граф.
Он провел посетительницу в элегантно, но строго обставленную приемную того мрачного и холодного вида, который присущ всем местам, где обитают мужчины и куда закрыт доступ женщинам.
Через несколько минут швейцар во всем черном и с золотой цепью на шее почтительно доложил мадам де Праз, что граф Лионель сейчас в боксерском зале и просит графиню пройти к нему туда.