Ой, он приёмный.
Женщина повела его вдоль стеллажа с научно-популярной литературой (когда они прошли мимо путеводителей, те сочувственно вздохнули и принялись бормотать, что она перерабатывает и ей бы неплохо отдохнуть на каком-нибудь тропическом острове), и остановилась у стеллажа 616.
— Вот, почему бы тебе не взглянуть на эти?
Как и следовало ожидать, мальчик ответил угрюмым молчанием.
Но человека, который по шестьдесят часов в неделю работает с приёмышами, угрюмостью не проймёшь. Женщина достала с полки несколько книг и всучила мальчику.
— Ты ведь помнишь о нашем разговоре? Мы вроде решили, что ты хочешь почитать что-то практичное, что-то полезное?
«Как побороть депрессию» (616.81, 1996).
«Лечение хандры. Пять шагов к нормальной жизни!» (616.822, 2011).
«Куриный бульон для души» (616.9).
Все они здоровались с мальчиком успокаивающими, приторными голосами.
А он молчал. — Послушай. Я знаю, тебе больше нравится читать о драконах и эльфах, — ох, Толкин, что же ты наделал! — но иногда приходится встретиться с проблемами лицом к лицу, а не убегать от них.
Ну что за чушь!
Я тогда в подсобке восстанавливала зашарканные DVD специальной машинкой, так что моё возмущение услышала только Агнес. Она наградила меня своим запатентованным взглядом поверх очков, словно говорившим «как тебе не стыдно?». Такой взгляд, если она захочет, способен превратить шумных посетителей в кучки пепла или соляные столпы, ведь она тоже библиотекарь второго рода.
Нет, право! Неужели не видно, что этот парнишка жаждет убежать далеко-далеко от самого себя, вырваться из удушающей тьмы и распахнуть крылья, что, будто россыпь драгоценных камней, заискрятся под солнцем другого мира всеми цветами радуги.
Та женщина, соцработник, явно из тех, для кого эскапизм равносилен моральному недостатку, досадному хобби или психическому расстройству. Словно побег, сам по себе, не одно из величайших чудес на свете, как и истинная любовь, вещие сны и светлячки, синхронно вспыхивающие в темноте июньской ночи.
Мальчик и женщина двинулись обратно к стойке регистрации. Он весь сжался, словно его грозились раздавить невидимые стены.
Неподалёку от отдела подростковой литературы парня ударил по коленной чашечке дешёвый томик в мягкой обложке, намеренно свалившийся с тележки возвратов. Мальчик поднял его и погладил заголовок — «Сбежавший принц». Книга довольно заурчала.
Мальчик улыбнулся. А я мысленно поблагодарила библиотечную тележку.
Услышав за спиной знакомый, долгий вздох, я обернулась. Постукивая аквамариновыми ногтями по обложке романа Гришэма, из-за абонементного стола за мной наблюдала Агнес. «О, дорогая, брось это гиблое дело», — читалось в её полных жалости глазах.
Я хмуро вернулась к стопке дисков. Да что Агнес понимает в детях? Этот мальчишка совсем другой. О, чёрт!
Александр Дюма «Граф Монте-Кристо», ФиФ, 1974
Мальчик вернулся во вторник. Была половина одиннадцатого. Официальная политика библиотеки — сообщать о прогульщиках, потому что школьный совет считает нас «пристанищем для неприсмотренных малолетних нарушителей». А я временами думаю, что библиотеки для того и нужны, и даже предложила выгравировать эти слова на дверной табличке, но меня попросили отнестись к делу серьёзнее либо покинуть собрание. В общем, мы должны сообщать о детях, которые прогуливают уроки, чтобы поиграть в «Лигу легенд» на наших компьютерах или забуриться в отдел с комиксами.
Я наблюдала за тем, как мальчик рыскает среди стеллажей, и даже не думала о том, чтобы его заложить. Такой напряжённый, душа мечется, будто зверь в клетке.
Агнес, чьи глаза всё ещё полнились жалостью, не стала мне выговаривать.
Я отправила мальчишку домой с «Графом Монте-Кристо», отчасти потому, что для чтения этой книги требуется сосредоточенность, а мальчишку не мешало отвлечь от мыслей, но в основном ради слов, которые Эдмон говорит на предпоследней странице: «… вся человеческая мудрость заключена в двух словах: ждать и надеяться».
Увы, люди не способны ждать и надеяться бесконечно.
Они дают слабину, слетают с катушек, ломаются. Совершают глупые, отчаянные поступки, а ты потом, глядя на зернистое школьное фото, что крупным планом смотрит на тебя со страниц «Улисс Газетте», следующие пять лет вздыхаешь: «Ах, если бы только я вовремя дала этой девушке нужную книгу».
Джоан Роулинг «Гарри Поттер и философский камень», подр. ФиФ, 1998
Джоан Роулинг «Гарри Поттер и Тайная комната», подр. ФиФ, 1999
Джоан Роулинг «Гарри Поттер и узник Азкабана», подр. ФиФ, 1999
Для каждого библиотекаря существуют особые книги, которые он никому не даёт.
Речь не о первых изданиях «Алисы в Стране чудес» или переводе «Винни-Пуха» на голландский. Я говорю о книгах настолько мощных, настолько переполненных соблазном, что только библиотекари-ведьмы знают об их существовании.
Каждая из нас по-своему прячет такие книги от обычных людей.
В наиболее старинных библиотеках, где дубовые панели на стенах, сводчатые потолки и лестницы, как в «Красавице и Чудовище», за шкафами и каминами есть тайные комнаты, куда можно попасть, лишь потянув за определённый том. Рассказывают, под библиотекой «Святой Женевьевы» в Париже, находятся обширные катакомбы и охраняют их библиотекари, которые настолько иссохли от древности, что сами стали, как книги. Кожа у них тонкая, словно бумага, а по венам текут чернила. В Томбукту[2] мне рассказывали, что кузнецы-волшебники сковали для них огромные железные ворота, через которые могут пройти лишь чистые сердцем.
В Мейсвилле у нашей библиотеки есть филиал, и там в комнате специальных коллекций стоит запертый стол-бюро, а нем табличка «Антиквариат! Обратитесь за помощью».
У нас всего с десяток таких опасных книг, и лишь богу известно откуда они взялись и как здесь очутились. «Руководство для ведьм по праведной мести»: тонкие стальные страницы исписаны чернилами с мышьяком. «Руководство для ведьм по первой любви. Читателям всех возрастов!»: пахнет светом звёзд и летом в семнадцать. «Руководство для ведьм по волшебной выпечке»: содержит больше трёх десятков цветных фотографий, что околдуют ваших друзей и сокрушат врагов. «Руководство для ведьм по уходу от реальности: сборник рабочих портальных фантазий»: без слов, только многочисленные страницы с картами. Тут и нарисованные от руки липовые Средиземья с непроизносимыми названиями, и средневековые гобелены с крошечными корабликами, падающими с края мира, и топографические изображения Мачу-Пикчу, и план улиц Стамбула, отпечатанный в Америке 70-х годов.
Моя работа — держать опасные книги подальше от отчаявшихся школьников с красными рюкзаками. Моя школьная учительница называла это «защитой сокровенного ремесла наших прародительниц от мирских глаз», а преподаватели в университете — «охраной редких либо исторических текстов».
Но все они имели в виду одно: мы даём людям те книги, что им нужны, но бывают исключения. Исключения — это книги, которые им нужны больше всего.
Мальчик просрочил «Графа Монте-Кристо» на полтора доллара, ещё и вернул с пятнами от слёз на последних страницах. Он плакал не потому, что умер любимый персонаж или книжка закончилась. Его слёзы были горькими, едкими и пахли анисом — слёзы зависти. Парнишка завидовал графу и Гайде, что они бросили всё и уплыли в голубую неизвестность. Сбежали.
В панике я нагрузила мальчика тремя первыми томами «Гарри Поттера». Самое интересное там начинается только с появлением Сириуса и Люпина, а ещё главный герой — одинокий, лишённый любви ребёнок, который исчезает, получив письмо из другого мира.
Дж. Джордж «Сбежавший принц», подр. ФиФ, 1994
О том, что библиотека закрывается через десять минут, всегда сообщает Агнес. Она говорит это таким тоном, что у посетителей не возникает сомнений: если по прошествии девяти минут и пятидесяти секунд хоть кто-нибудь останется, то его пустят на органы, поэтому к выходу тянутся даже те, кто предпочёл бы у нас поселиться.
Когда из динамиков прозвучал голос Агнес, парнишка с красным рюкзаком зависал в отделе книг для слабовидящих (стареющие сплетницы, которым скучно с тех пор, как появились электронные читалки с настраиваемым размером шрифта). Он замер, глаза забегали, как у человека, который собирается сделать что-то очень глупое, затем нырнул под стол и натянул чёрную толстовку на голову. Книжки пронзительно завизжали.
Был мой черёд закрывать библиотеку, поэтому Агнес ушла ровно в девять. В четверть десятого я с тканевой сумкой на плече и ключами в руке остановилась у выхода. Думала, как поступить.
Закрываться, если внутри посетитель, в особенности эмоционально неуравновешенный ребёнок — это очень, крайне, совершенно против правил. Плохо и в привычном смысле, ведь начнутся тревожные звонки от опекунов, полицейские розыски, обвинения в преступной небрежности, и в другом: в библиотеках по ночам шумнее.
Я и сама не всегда следую правилам. Бывает такое, что проезжаю мимо знака «стоп», прилюдно ругаюсь, намеренно вру в онлайн-тестах, чтобы получить тот результат, которых хочу (Гермиона, Арья Старк, Джо Марч). Но я очень хороший библиотекарь, а хорошие библиотекари следуют правилам. Даже когда не хотят.
Именно эти слова сказала мне Агнес пять лет назад, когда я начала работать в Мейсвилле.
Тогда к нам по воскресеньям захаживала одна симпатичная девушка с конским хвостиком, вечно одетая в одну из тех джинсовых юбок по колено, которые буквально кричат о том, что их обладательница приняла обет целомудрия. Я, как настоящая диверсантка, держала её на диете из Оруэлла, Брэдбери, Батлер и уже подумала добить «Рассказом служанки»[3], но она вдруг потеряла всякий интерес к развлекательному жанру.
Однажды она шла вдоль стеллажей, тёмно-синяя юбка билась о колени, а её лицо вдруг побледнело и стало похожим на пустую страницу.