Антоанета Олтяну пересказывает интересный вариант космогонии: земля круглая и сплющенная, как булочка, и расположена на воде, но не напрямую. В середине нижней части из земли торчит столп, чье основание опирается на спину огромной рыбы. Рыба погружена в океан и кружится на месте — земля, соответственно, делает то же самое. А в верхней части земли, напротив основания того столпа, что опирается на рыбу, возвышается огромная гора, и с вершины горы подымается другой такой же столп, который подпирает небо. Можно сказать, это один стержень, который объединяет небо, землю, рыбу и воду; благодаря вращению рыбы вращаются земля и солнце, день и ночь сменяют друг друга. Космический столп или стержень — эквивалент Мирового древа из множества других мифологий; как его ни назови, это тот фрагмент бытия, чье равновесие имеет ключевую важность для существования всего остального[3].
Среди легенд, записанных румынскими фольклористами на рубеже XIX–XX веков, можно отыскать и другие варианты с поразительными деталями: преображенными народным воображением отрывками Священного Писания, следами дохристианских фракийских верований, иноземными заимствованиями — как греко-римскими, так и более дальними и экзотическими. В этой главе представлена лишь общая картина, которая призвана быть ориентиром в запутанном и загадочном мире румынского фольклора. К финалу, надеюсь, стойкий и любознательный читатель сумеет соткать в своем воображении полноразмерный гобелен, необыкновенный и очень красивый.
С одной стороны, в румынской мифологии черт — такая же персонификация зла, как и, например, в славянской. Он, безусловно, существо инфернальное, связанное с хаосом, строящее козни и творящее беду. Да и вид у румынского черта вполне привычный: он похож на человека, только черный, словно уголь, и с уродливым лицом; у него рожки, красные глаза и копытца. В аду он всегда голый, ну а в мире людей может принарядиться по своему усмотрению.
И все-таки, говоря о роли черта в румынских преданиях, всегда надо помнить о его двойственной природе. С одной стороны, он зло; с другой — как уже неоднократно демонстрировалось, черт (лукавый, нечистый, Нефыртат; а еще его называют Иудой и Скараоцким) принимал непосредственное участие в сотворении мира, пусть даже без Всевышнего эта задача оказалась бы ему не по плечу. Иными словами, стоит уточнить, что он необходимое зло, такая же часть вселенной, как и добро; а если точнее, он хаос. Хаос сам по себе не может творить, но, вступая в реакцию с пассивной энергией творения, приводит к потрясающим результатам (иногда они катастрофические, тут уж как повезет, но неизменно зрелищные).
Следует также учитывать иерархию чертей. Темного демиурга, как мы помним, в легендах называют Нефыртатом, что буквально означает «враг»; в его отношении правильнее использовать термин «дьявол», а вот существа рангом пониже и есть черти или бесы. Предание о происхождении чертей уже упоминалось: Господь продемонстрировал Нефыртату способ сотворения ангелов, взмахнув влажной рукой, — враг повторил, и из каждой капельки возник черт. Поскольку Нефыртат горделив и амбициозен, он не ограничился одним взмахом и сотворил для себя многочисленную свиту.
Изображение дьявола на фреске монастыря Тисмана
Danilovski / Shutterstock
Некоторые предания упоминают о том, что изначально между чертями и ангелами было мало различий; первые были черными, вторые — белыми, только и всего. И те и другие жили на небе, однако ангельское воинство вместе с Господом мало-помалу переселилось «на девятый этаж», в то время как черти остались поближе к людям, на «первом небе». Таким образом, если в преданиях отслеживается тенденция к постепенному отдалению разочарованного и уставшего Всевышнего от своих несовершенных, грешных творений, к вознесению на самый верхний уровень небес, то темный демиург и его подручные, напротив, остались поближе к людям. И это было еще до того, как часть бесов оказалась низвергнута в преисподнюю, до того, как между темным и светлым создателями назрел конфликт, в описании которого предания неточны: можно лишь примерно предположить, что недовольство Всевышнего своеволием Нефыртата достигло пика, в особенности с учетом того, как легко последний перетягивал на свою сторону людей. В преддверии конфликта в воинстве Всевышнего появились не только ангелы, но и святые, и одному из них — святому Илии — выпала честь одержать победу над дьяволом, саблей отрубив ему все двенадцать крыльев.
Итак, были времена, когда черти тоже обитали на небесах, пусть и на несколько уровней ниже, чем ангелы; в ту пору они внешне мало отличались друг от друга. Но гордыня темного демиурга и его порождений привела к войне, в которой они проиграли и были низвергнуты. Легенды твердят, что некоторые — вероятно, речь идет о демонах довольно высокого ранга, находящихся между самим дьяволом и обычными чертями, — остались на небе, повешенные вниз головой; когда с неба падает звезда, на самом деле падает один из таких висельников, чья веревка наконец-то истерлась. Ничего не говорится об их судьбе: убить демона непросто, хотя они и не бессмертны, так что кто знает, каковы последствия падения с подобной высоты? Впрочем, очень многие из чертей, упавших с неба во время той давней войны, на самом деле выжили и отыскали себе укромные уголки на земле, под землей, в лесах, пустошах и пещерах — словом, они распространились повсюду, и потому их пути с людскими пересекаются гораздо чаще, чем хотелось бы. С некоторой натяжкой можно сказать, что злые духи, обитающие повсюду — от полей до жилищ, — это именно те выжившие в древней битве черти; как пишет Антоанета Олтяну, каждый из них исполнил свое тайное желание и стал повелителем собственного маленького царства[4]. Но все-таки лучше отделять малых божеств и духов от падших ангелов и их владыки — тем более с его легендой не все так просто, в определенный момент она в каком-то смысле раздваивается.
В описанном выше варианте война между войсками света и тьмы случилась из-за гордыни темного демиурга, желавшего властвовать над людьми и в целом над миром, который они со светлым демиургом сотворили вместе. Однако есть и версия легенды — по духу она ближе к христианским канонам, — согласно которой нечистый возжелал уничтожить мир, и только вмешательство Господа, святых и ангельского воинства не позволило этому случиться. Теперь, если следовать этому варианту истории, дьявол пребывает в темнице на дне морском, закованный в цепи, которые неустанно грызет (по другой версии, упомянутой в разделе об устройстве мира, он сидит в бездне, у основания столпов, на которых держится земля, и грызет их — но столпы неизменно восстанавливаются в прежнем виде благодаря тому, что благочестивые христиане соблюдают все назначенные церковью посты). О судьбе цепей заботятся кузнецы: издревле им поручено в воскресенье, на рассвете ударить молотом по наковальне просто так — и эти удары в совокупности восстанавливают оковы, благодаря которым враг рода человеческого остается в заточении.
Кузница в Национальном музее Буковины
Adriana Sulugiuc / Shutterstock
А вот средним и мелким бесам удары молота по пустой наковальне и соблюдение поста не наносят никакого вреда. Эти духи способны принять почти любой облик — помимо человекообразного, с рожками и копытцами, черт может стать огромной черной собакой или козлом — и напугать даже очень сильного духом человека. Зато они боятся пения петухов и не могут поворачивать направо. Рассказывают, один старик шел куда-то ночью, как вдруг слева (с той стороны, которую так любят черти) от него появился монах. Шел следом, шел, о чем-то говорил, а потом на развилке старик свернул направо.
— Вот, значит, как? — рассердился «монах». — Знал бы я, куда ты собрался, не стал бы с тобой церемониться!
И след его простыл.
На праздник Богоявления (рум. Bobotează) по румынской традиции в реку или море бросают деревянный крест и проводят иные обряды, призванные освятить воду; считается, что благодаря этим обрядам черти вынуждены покинуть укромные места, где они обосновались годом ранее (обычно это всевозможные границы, в особенности перекрестки и мосты), и искать новое пристанище. В этот день нельзя оставлять снаружи развешанное для стирки белье, в особенности рубашки, — все это может послужить прибежищем для чертей.
Наконец, еще одно распространенное поверье: нельзя идти за чертом след в след, иначе неприятностей не оберешься. Когда спотыкаешься на ровном месте, это значит, что до тебя по той же дороге прошел нечистый, а может случиться и кое-что похуже: поднимется туман в голове, забудешь, где ты и куда идешь, весь день станешь кружить по одной и той же тропе и даже не приостановишься на миг, чтобы опомниться. Один землевладелец ездил кругами по своим полям — может, тысячу раз миновал знакомую развилку, а толку никакого, потому что всякий раз он сворачивал не туда, пока не повстречал каких-то людей, которые его и выдернули из чертовой петли. Еще люди говорят, что нельзя строить жилище там, где убили демона, и даже там, где его сразил какой-нибудь недуг, ибо это опасно; вот если построиться там, где нечистый упал, потом вскочил и убежал, то у хозяина всегда будет дом — полная чаша.
Итак, в румынской мифологии историю оставшихся на земле чертей можно разделить на два этапа: до падения и после. До падения, которое стало результатом то ли неудачной революции, то ли попытки уничтожить мир, и сам темный демиург был сильнее, и его воинство во многом напоминало ангельское, с которым вполне могло потягаться. Но лукавый допустил ошибку, всерьез недооценив силы deus otiosus — праздного или пассивного бога, как будто безразличного к своему творению, — за что поплатился личной свободой. А в более широком мифологическом плане его подручные-бесы сильно измельчали. Хотя они способны серьезно навредить людям, заморочив голову иллюзиями, заведя в опасные места или спровоцировав на безрассудные поступки, их сохранившаяся сила скорее заключается в способности задавить числом или воззвать к греховности, которая таится в человеческой душе испокон веков. Ни один из них не унаследовал от темного демиурга силу творения, и теперь они могут только наказывать людей за прижизненные грехи — эпоха легендарных чудес так или иначе осталась в прошлом, а последним мифом — пусть и литературным — про демона, который был бы подлинным ангелоподобным существом, а не мелким бесом, стала поэма «Лучафэр» Михая Эминеску, о которой чуть подробнее поговорим во второй главе.