— Милава, значит… — пробормотал я. — Послушай, Милава, сейчас главное — не шуметь. Ты оставайся тут, а я пока пойду за помощью.
Она непонимающе уставилась на меня:
— Так ведь кого звать-то будешь, староста?
— Врача… в смысле, лекаря, — буркнул я.
Милава закивала. А потом замерла.
— Так я и есть лекарь, — растерянно прошептала девушка.
Я покосился на нее. Нормально? Это она — лекарь? И чего сидим тогда?
Видимо мой взгляд был очень красноречив, так как Милава ойкнула, подскочила и развела кипучую деятельность по оказанию первой медицинской помощи. Она кипятила воду, чтобы сделать какую-то настойку, искала ткань для перевязки. Очухалась девка.
— Уже лучше, — хмыкнул я.
В этот момент к нам подошел Добрыня. Вот уж кого я не ждал увидеть. Он смотрел на нас с каким-то странным выражением лица. Будто блох увидел.
— Что, староста, — процедил он сквозь зубы, — не справляешься?
— Не мешайся, Добрыня, — не остался я в долгу.
— А я вот девушку хотел проводить, — сказал он, переводя взгляд на Милаву. — Поздно уже, одной-то боязно.
Милава вздрогнула, прижимаясь к стенке.
— Не надо меня провожать, — тихо сказала она. — Староста защитит.
Добрыня скривился, будто лимон съел. Неприятный тип. Он окинул взглядом мою уверенную в себе физиономию.
— Ну, как знаешь, — бросил он и, развернувшись, ушел.
Старейшины, что-то пробубнили про то, что уже поздно и тоже ретировались. Это хорошо, а то я уже не знал как их спровадить.
Я посмотрел им вслед. Странно это все. Не нравился мне этот Добрыня. Ох, не нравился. И не просто так он тут околачивался. Такое ощущение, ято Добрыня положил глаз на Милаву. Это будет проблемой. А я еще с убийством Тимофея не разобрался.
Но разбираться надо. И, как минимум, надо опросить Степку.
— Ну что, — говорю я, присаживаясь рядом со Степкой на корточки. — Рассказывайте, что тут у вас произошло.
Степа застонал, попытался приподняться, но Милава подбежала и мягко удержала его.
— Лежи, лежи, Степушка, — запричитала она. — Не шевелись. Тебе ж больно.
— Да ладно, — отмахнулся парень. — Переживу.
Он с трудом сфокусировал на мне взгляд. Глаза мутные, ничего не соображает.
— Погоди, Степка, — остановил я его. — Давай сначала разберемся. Ты как себя чувствуешь? Сильно болит?
— Да вроде терпимо, — прохрипел он. — Только голова раскалывается, будто молотом кто-то вдарил. И в ушах звенит.
— Это ничего, — успокоила его Милава. — Сейчас я тебе еще травки приложу, и все пройдет.
Она достала пучок каких-то сушеных листьев, принялась разминать их в руках. Запахло мятой. И откуда на мельнице все это? Видимо не впервой она тут гостит. Это какой-то любовный треугольник что ли? Добрыня-Милава-Степан?
— Ты, Милава, это… не отвлекайся пока, — попросил я. — Лучше расскажи, что ты видела. Как все случилось?
У нее сразу набежали слезы. Она всхлипнула и утерла глазки подолом.
— Да я… я и не видела ничего толком, — призналась она. — Услышала шум, крики… Добежала до мельницы… увидела батьку… Тимофея. Степку не заметила. Вспомнила, что тебя старосту видела неподалеку. Вот и побежала к тебе.
Она снова зарыдала, закрыв лицо руками. Я вздохнул. Ну да, что я хотел услышать от перепуганной девчонки?
— Ладно. Давай так. Ты пока успокойся, а я Степу расспрошу. Может, он что-то вспомнит.
Милава кивнула и принялась прикладывать к его ране мокрую тряпицу.
— Ну, Степан, — снова обратился я к парню. — Давай по порядку. Ты что помнишь?
Он закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.
— Помню… как работали, — проговорил он, с трудом подбирая слова. — Ты еще приходил, староста… мельницу чинили…
— Это я помню, — кивнул я. — А дальше? Что было после того, как я ушел?
— А… потом… — Степан наморщил лоб, каждое слово давалось ему с огромным трудом. — Потом мы с отцом ужинали… Отец был такой довольный… говорил, что теперь заживем… Ты ж ушел, он вдогонку к тебе побежал.
Голос его дрогнул, на глазах навернулись слезы. Мне стало не по себе. Я не привык видеть мужские слезы, тем более от такого детины.
— А потом… потом он вышел на улицу… — продолжил Степа, сглотнув комок в горле. — Я звал его обратно, говорил, что поздно уже… А он все стоял на пороге, смотрел куда-то… А потом я услышал шум… Выбежал, а там…
Он замолчал, тяжело дыша. Видно было, что каждое слово дается ему с огромным трудом.
— Драка была? — предположил я. — Твой отец с кем-то дрался?
— Да… вроде… — неуверенно ответил Степан. — Я не разглядел… темно…
— А потом что было? — наседал я, понимая, что нужно вытянуть из него максимум информации, пока он еще в сознании.
— А потом… — Степан судорожно вздохнул. — Потом меня ударили… по голове… Сильно… Я упал… и все… больше ничего не помню…
Он снова застонал, схватившись за голову. Милава всполошилась, принялась его успокаивать.
— Ну вот, опять разбередил рану, — запричитала она. — Говорила же тебе, лежи смирно!
— Тихо, Милава, — попросил я. — Не мешай. Степа, ты можешь вспомнить еще что-нибудь? Может, кто-то был рядом? Может, ты видел кого-то?
— Не… не помню… — простонал парень. — Темно было… ничего не видно…
Я задумался. Картина вырисовывалась не очень. Получается, что Тимофея убили, когда он вышел из мельницы. Степан услышал шум, выбежал и тоже получил по голове. Но кто это сделал? И зачем?
— Милава, а ты точно ничего не видела? — снова обратился я к девушке. — Может, ты заметила кого-нибудь?
Она покачала головой.
— Нет, староста, — всхлипнула она. — Я же говорю, я только шум услышала… А когда прибежала, тут уже…
Она снова заплакала, уткнувшись лицом в плечо Степана. Я вздохнул. Да уж, не густо.
— Ладно, — говорю. — Давайте так. Ты, Милава, побудь пока со Степаном. Постарайся его успокоить. А я пойду, осмотрюсь. Может, найду что-нибудь.
Я встал, собираясь уходить. Но тут Милава вдруг схватила меня за руку.
— Староста, погоди! — взволнованно проговорила она. — Тут такое дело…
— Что такое? — насторожился я.
— Мы со Степой… мы ведь любим друг друга, — призналась она, опустив глаза. — Давно уже… Только…
— Только что? — поторопил я ее.
— Только никому об этом не говорили, — продолжила она. — Боялись…хотя все и так все знали.
— Чего боялись? — не понял я.
— Добрыни, — тихо ответила Милава. — Он ведь замуж меня звал… Давно уже… Проходу не давал… А я ему отказывала… Вот мы со Степой и молчали… Боялись, что он нам житья не даст…
Ну вот, я оказался прав.
— А что Добрыня? — уточнил я. — Он что, знал про вас со Степаном?
— Не знаем мы, — покачала головой Милава. — Может, знал, а может, и нет… Но он точно знал, что я ему не достанусь…
— И что? — спросил я. — Думаешь, это он на вас напал?
— Не знаю я, староста, не знаю… — всхлипнула Милава.
Я задумался. Версия с Добрыней выглядела вполне правдоподобно. Ревность — страшная сила. А уж если учесть его скверный характер и высокое положение… Вполне мог решиться на такое.
— Ладно, Милава, — сказал я. — Ты не переживай. Я разберусь. А ты пока побудь со Степой. И никому ни слова о том, что мы тут говорили, — предупредил я строго. — Поняла?
Она кивнула.
— Поняла, староста.
— Вот и хорошо, — сказал я. — А я пойду. Надо кое-что проверить.
Я вышел из мельницы, оставив Милаву со Степаном. На улице уже совсем стемнело. В небе зажглись первые звезды. Если это и правда Добрыня, то нужно действовать быстро, пока он не заместил следы. Хотя, если подумать, куда он денется из деревни?
Я еще раз окинул взглядом мельницу.
Вежа, а можно я не буду такими вещами заниматься? Никогда не был Шерлоком и детективы не читал. Куда уж мне в 10 веке этим маяться?
Молчишь, система? Ну молчи, молчи.
Итак, что мы имеем? Степан говорит, что отец вышел из мельницы, а он остался внутри. Потом Степан услышал шум, выскочил на улицу, но получил удар по голове и отрубился. Ничего толком не видел, ничего не помнит. Милава тоже ничего не видела, только слышала крики.
Картина вырисовывается такая: Тимофей вышел на порог, стоял там, смотрел в темноту. Куда смотрел? Зачем вышел? Ждал кого-то? Или просто воздухом подышать? Вопросов пока больше, чем ответов.
Дальше — шум, возня. Степан выбегает на улицу и сразу огребает по башке. Значит, нападавших было как минимум двое. Один с Тимофеем сцепился, а второй караулил у входа, чтобы Степан не помешал. Иначе как объяснить, что Степан не видел, кто напал на отца? Да и сам Степа, хоть и оглушен, но не убит.
Если бы это был один человек, то сначала пришлось бы разобраться со Степой, а потом уже с Тимофеем. А тут получается, что на Тимофея напали первым. Причем, судя по тому, что тело нашли в стороне от мельницы, метрах в десяти, не меньше, там не просто толкнули-пырнули, а была полноценная схватка. Боролись, значит. Тимофей пытался отбиваться. Мужик-то он был крепкий, хоть и немолодой. Мог и за себя постоять, и сдачи дать.
Получается, один убийца сцепился с Тимофеем, а второй, в это время, караулил Степана. Подкрался сзади, оглушил и был таков. Степан описывал сильный удар по голове, как будто молотом. Не похоже, что от простого удара кулаком. Может, у нападавшего было что-то вроде дубинки? Или камня?
И вот еще что странно. Если убийц было двое, то почему они не прикончили Степана? Могли ведь добить, пока он был без сознания. Но не стали. Почему? Побоялись, увидев Милаву? Или же у них вообще не было цели убивать?
Вся эта история все больше и больше напоминала какую-то личную разборку. Не похоже это на разбойничье нападение. Те бы действовали по-другому. Сначала бы все обчистили, забрали все ценное, а потом уже пустили в ход ножи. А тут…
Тимофей, конечно, не бедный человек. Мельник как-никак. Но и не богач, чтобы из-за денег его убивать. Да и мельница цела, ничего не тронуто. Да и что тут воровать? Еще недавно поломанной было. Значит, не грабеж. Тогда что?