Во главе возвышался Игорь. Он выглядел так, будто мог одним ударом кулака проломить этот стол. На нем был темно-синий кафтан, расшитый серебром, и плащ с меховой опушкой, наброшенный на плечи. Глаза смотрели прямо на меня с интересом. Рядом с ним, по правую руку, сидели трое старцев в длинных серых рубахах, с посохами у ног. Их морщинистые лица были непроницаемы, но взгляды цепкие, оценивающие. Бояре, советники, кто-то из старой гвардии Святослава, наверное.
А вот по левую руку от Игоря — знакомые лица. Искра. Она сидела, чуть ссутулившись, глядя в стол, будто хотела провалиться сквозь него. Ее темные волосы падали на лицо, скрывая глаза, но я заметил, как дрожат ее пальцы, сжимавшие край чаши. Предательница.
Рядом с ней — Драган, бывший воевода-наемник Хакона. Жилистый, с коротко стриженной бородой. Он смотрел на меня с холодной злобой. На нем была крепкая кожаная бронька, а на поясе висел кривой меч — явно не здешней работы, варяжский, может быть. В руках он крутил рог с медом, но не пил, просто играл, будто сдерживал себя.
Игорь откинулся на спинку массивного стула, с резными подлокотниками в виде волчьих голов. Он кивнул мне, как старому знакомому.
— Ну что, Антон, князь Березовки, — голос у него был с легкой хрипотцой. — Далеко забрался. Садись, потолкуем.
Я стоял, не двигаясь. Взгляды всех в шатре впиваются в меня. Даже Искра подняла глаза — короткий, виноватый взгляд, тут же опущенный обратно.
Я ухмыльнулся, глядя на Игоря.
— Потолковать? — я прищурился. — А топор мой где? Без него как-то неловко.
Игорь расхохотался, хлопнув ладонью по столу. Чашки звякнули, мясо качнулось на блюде. Драган скривился, а Искра вздрогнула, будто от удара. Великий князь махнул рукой, и один из воинов шагнул вперед, положив мой топор на край лавки — аккуратно, словно дорогую вещь.
— Садись, — повторил Игорь, уже без смеха. — Или стоять будешь?
Я медленно подошел к столу. Половицы скрипели под ногами. Я сел напротив него, не сводя глаз. Деревянная лавка скрипнула подо мной. Топор лежал справа, в двух метрах примерно.
Игорь отхлебнул меда из широкой чаши, не сводя с меня взгляда, и медленно поставил ее обратно, вытирая бороду тыльной стороной ладони. Улыбка у него была широкая, довольная, как у кота, загнавшего мышь в угол.
— Ну что, Антон, — голос великого князя рокотал, заполняя шатер. — Завтра к полудню Переяславец мой будет. Без тебя там твои дружинники побегают-побегают да и сложат оружие. Зря ты так долго упирался.
Я хмыкнул и скрестил руки на груди. Плащ мой был разорван, кровь на рукавах засохла коркой, но я держал спину прямо, будто это я тут хозяин. Взгляд невольно скользнул к Искре. И ухмыльнулся еще шире, глядя на Игоря.
— Завтра? — протянул я. — Да только благодаря предательству я тут сижу, Великий князь. Без нее, — я кивнул на Искру, не отводя глаз от Игоря, — ты бы меня еще ловил да ловил. А так — повезло тебе, что дочка волхва спину подставила.
Искра дернулась, как от пощечины, ее пальцы сжали чашу. Драган рядом с ней скрипнул зубами, но промолчал. Это ее ухажер что ли?
Игорь расхохотался — громко, от души, снова хлопнув ладонью по столу. Один из старцев недовольно кашлянул, но Великий князь даже не глянул в его сторону.
— Предательство, — отсмеявшись, он покачал головой, словно я сморозил что-то забавное. — А я тебе скажу, Антон, зря ты ко мне на поклон не явился, когда звали. Помнишь гонца? Я ведь вежливо просил. Пришел бы сам, с почетом, глядишь, и договорились бы. А теперь вот, как зверь пойманный, в цепях.
— В цепях? — я прищурился, оглядев свои руки. — Что-то не вижу. Или ты их еще не припас?
Он снова хохотнул, но уже тише, с прищуром. Поставил локти на стол, наклонился ко мне. Борода его блестела от меда, глаза смотрели цепко.
— Ладно, Антон, не ершись, — сказал он, понизив голос. — Ты мне живой нужен. Доложили мне, скольких ты там в дубраве положил. Десять, говорят? Один против всех? Да еще и вырваться чуть не сумел. Воин ты отменный, ничего не скажешь. И не простой — один из «слышащих».
Я нахмурился, не сразу поняв. «Слышащих»? Это еще что за чушь? Но потом до меня дошло. Значит, так он зовет тех, у кого система в голове — носителей?
— Да-да, Антон, не прикидывайся, — продолжил он. — Я тоже «слышащий». Голос в голове, что путь указывает, силу дает. Ты ведь его слышишь, как и я. Потому и жив до сих пор.
Я молчал, переваривая. Искра, правда, напряглась еще больше. Не знала, наверное, про нас.
— И что с того? — бросил я небрежно. — Убить меня хочешь за это? Или как?
Игорь откинулся назад, потирая бороду. Старцы за его спиной зашевелились, один что-то пробормотал другому, но Великий князь махнул рукой, заткнув их.
— Убить? — он покачал головой. — Нет, Антон, не для того я тебя сюда привел. Воин, да еще «слышащий». Зря мы с тобой врагами стали. Подчинись мне, признай Великим князем, и будешь жить. Переяславец я все равно возьму, с тобой или без тебя. А так — место у меня найдется. Десятником, воеводой даже. Золото твое из Березовки мне добровольно отдай, покажи моим людям что там и как, да и будем в мире.
Я смотрел на него, не мигая. В шатре было тихо, только угли в жаровнях потрескивали да ветер снаружи хлопал пологом. Искра подняла голову, глянула на меня — в глазах ее мелькнула надежда. Драган снова сжал треклятый рог. Старцы замерли, ожидая моего ответа.
Глава 24
Воеводой у него служить? Золото Березовки отдать? Да я скорее сгнию в плену, чем поклонюсь ему. В шатре повисла тишина.
— Нет, — сказал я резко. — Не будет тебе ни золота, ни Переяславца. И десятником твоим я не стану. Ищи себе других дураков.
Игорь прищурился, улыбка на его лице застыла, а потом медленно растаяла. Он откинулся на стуле, скрестил руки на груди и вдруг расхохотался — громко, раскатисто, аж лампы на цепях задрожали. Старцы зашевелились, Драган скривился.
— Ох, Антон, — отсмеявшись, он покачал головой, словно я был упрямым ребенком. — Гордый ты. Ну что ж, подумаешь еще. Время у тебя будет.
Он махнул рукой, и двое воинов шагнули ко мне из теней шатра. Один с саблей и щитом, другой — здоровяк с топором на поясе. Я даже не дернулся, когда они схватили меня за плечи. Силы тратить не стал — их тут сотни, а я один. Меня выволокли наружу, холодный ветер ударил в лицо, выдувая из запах меда и жареного мяса.
Руки мне скрутили веревкой — крепко, но не до онемения. Видимо, решили, что я еще побрыкаюсь. Швырнули к телеге, которая стояла у края лагеря. Колесо просело, накренившись в грязи, рядом валялась пара пустых бочек. Темницы у них тут, похоже, не было — просто бросили, как мешок с зерном и все. Один из воинов, тот, что с саблей, глянул на меня сверху вниз, хмыкнул и ушел к костру, где уже гоготали его дружки. Второй постоял, потоптался и тоже свалил, оставив меня одного. Бежать было некуда. Привязали к колесу. Я был под надзором дружинников.
Я прислонился спиной к телеге, веревки впились в запястья. Холод с реки полз под рваный плащ, пробирая до костей. Луна висела высоко, заливая лагерь бледным светом — огни костров мигали. Где-то ржали кони, где-то лязгало железо. А я сидел и думал.
Что сделают мои люди, когда увидят осаду с запада? Добрыня там, Ратибор, Веслава, Алеша. Увидят лагерь Игоря, знамена с черным вороном, сотни воинов. Поймут, что я не вернулся. Добрыня — он голова светлая, должен сообразить, что город надо держать. Не сдастся просто так, не тот он человек. Я на него надеялся. Он знает, как стены укрепить, как дружину собрать. Может, и выстоит, если печенеги не ударят с востока одновременно. А если ударят, тогда все.
Но с другой стороны, ради чего им держаться? Я у них князь, я их вел, я им путь показывал. А теперь меня нет. Лидер пропал, а тут сам Великий князь под стенами. Игорь — он ведь не просто воин, он хитрый стратег. Уговорит, подкупит, запугает. Купцы уже небось прикидывают, как с ним торговать, чтобы свои шкуры спасти. А народ? Народ устал от осад, от крови, от распрей князей. Увидят они его войско, услышат его громкий голос — и сдадутся. Не потому, что слабы, а потому, что без меня им не за что цепляться.
Я невесело ухмыльнулся, глядя на луну. Переяславец мой, Березовка моя — все, что я строил, все, за что кровь проливал, рассыплется, как карточный домик. А я тут, связанный у телеги. Игорь знал, что делает. Дал мне время «подумать», а сам небось уже гонцов в город шлет, чтобы дружину мою расколоть. И Искра. Предала.
Ветер донес запах дыма от костров, и я закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Надо было что-то делать. Бежать? С веревками на руках, без оружия, через лагерь в сотни голов? Смешно. Ждать, пока меня прикончат? Тоже не вариант. Я скрипнул зубами. Добрыня, держись там. Если город сдадут, то все зря. А если нет, может, еще повоюем.
Холод с реки пробирал все сильнее, и я уже начал чувствовать, как немеют пальцы, стянутые веревкой. Шум лагеря стихал — воины укладывались спать, только редкие голоса да треск костров доносились сквозь ночь. Я, прислонившись к телеге, пытался понять, как выкрутиться из этого дерьма, когда услышал шаги. Легкие, неуверенные, не как у воинов. Поднял глаза — Искра.
Она вышла из тени шатров, кутаясь в темный плащ. Луна высветила ее лицо — красивая, но с темными кругами под глазами. Волосы растрепались, выбились из-под капюшона, и она их нервно заправляла за ухо. Подошла ближе, остановилась в паре шагов от меня. Двое стражников у костра — тот, с саблей, и второй, с топором — тут же повернулись к ней. Взгляды их недобрыми, будто готовы были ее прирезать на месте. Один даже сплюнул в сторону, другой сжал рукоять оружия. Я ухмыльнулся про себя. Предателей нигде не любят, даже в лагере Великого князя.
— Антон, — тихо сказала дрожащим голосом. — Прости меня.
Я молчал, глядя на нее снизу вверх. Лицо каменное, ни звука. Она переступила с ноги на ногу, сжала кулаки под плащом.
— Я не хотела, чтобы так вышло, — продолжала она, будто не замечая моего молчания. — Я думаю, это лучше для всех. Для Переяславца, для людей, для тебя. Игорь… он бы все равно тебя нашел, понимаешь? Я хотела, чтобы ты жил.