Молчат. Упрямо, гордо молчат. Только смотрят на неё с вызовом.
Чего молчат-то? Сказали бы уже. Или я их так напугал своей реакцией на их попытку моего «спасения-умерщвления»?
В углу я замечаю хмурых Добрыню, Алешу и Ратибора. Они, кажется, одобряют действия Веславы. Недовольны, но разделяют ее подозрения.
Ладно, пора заканчивать этот цирк.
Еще немного, еще одно мгновение и Веслава действительно начнет пытать.
Я выхожу из тени, делаю шаг вперед, в круг тусклого света, отбрасываемого факелом.
— Веслава, — говорю я.
Мой хриплый голос разносится по каменной комнате.
Веслава резко оборачивается. Смотрит на меня широко раскрытыми глазами, полными неверия.
— Княже? — шепчет девушка, едва слышно, боясь поверить своим глазам. — Это… это ты? Не может быть…
Ну да, явление народу.
— Да, — отвечаю я, с легкой улыбкой. — Это я, Веслава. Я жив.
Я медленно подхожу ближе. Снимаю капюшон, открывая лицо.
Веслава бросается в мои объятия. Плеть выпадает из её ослабевших рук.
— Князь! — кричит она, не в силах сдержать эмоций. — Ты жив! Ты жив! Слава богам!
Она плачет. Смеется. Может она тронулсь головушкой?
Добрыня, Алеша и Ратибор, которые стоят чуть поодаль, за её спиной, тоже в полном шоке. Они сбиты с толку.
— Веслава, — я отодвигаю девушку от себя. — И освободи их. Немедленно.
Я киваю в сторону Искры, Милавы и Степы.
Веслава, словно очнувшись от сна, бросается к ним, торопливо развязывает веревки, освобождая их от пут.
— Простите меня, — шепчет она, дрожащим голосом. — Простите… Я… я думала… я была уверена…
— Я знаю, — прерываю я её, мягко, но твердо. — Я все знаю, Веслава. Я понимаю тебя.
Я подхожу к Искре, Милаве и Степе, бережно обнимаю их, одного за другим.
— Вы молодцы. — Вы выдержали. Не сдались. Глупо конечно, можно было уже раскрыть все карты. Но молодцы.
Искра фыркает. Милава со Степой обнимаются.
Я поворачиваюсь к Добрыне, Алеше и Ратибору, стоящим в оцепенении.
— А вы… — говорю я, обращаясь к ним. — Вы тоже молодцы. Хотели отомстить за меня, за моего «убийцу». Жаль что своих собирались пытать, конечно. Хотя, они тоже хороши.
Первых подходит Ратибор. Он что-то бурчит про то, что духе предупреждали, что ты еще вернешься, но он не поверил. Ратибор Обнимает меня, радостно хлопая по спине. Потом это действие повторили Добрыня с Алешей.
Кажется, они разозлились за эту «шутку», иначе как объяснить их богатырские похлопывания, который чуть дух из меня не вышибли.
Алеша что-то буркнул про то, что князь де должен все же рассказать что здесь происходит. Добрыня, после «обнимашек», скрестил руки на груди, в ожидании пояснений.
М-да, придется все же поговорить с ребятами.
Я смотрю на них. На Милаву, Степана, Искру, Веславу, Добрыню, Алешу, Ратибора. На моих верных друзей, на мою преданную команду.
Они — моя опора. Моя сила. И я убедился в этом. Не думал, что обрету настолько верную комнаду.
Я смотрю на них, на их лица, озаренные светом факелов. Улыбаюсь широко и искренне.
— А теперь, — хмыкаю я. — А теперь, друзья мои, нам нужно многое обсудить. Очень многое.
Глава 6
Площадь перед княжеским теремом бурлила, как разворошенный муравейник. Переяславцы, собравшиеся на вече, шумели, галдели, выкрикивали свои требования, спорили, перебивая друг друга. Казалось, еще немного, и людской гомон перерастет в настоящую свару.
— Князя нам! — раздавался чей-то зычный голос, перекрывая общий шум. — Нового князя!
— Рюриковичей зовите! — вторил ему другой. — Игорь — Великий князь! Пусть посадника своего пришлет!
— Порядок нужен! — надрывался третий. — Без князя — беда!
Мы стояли немного в стороне, у самой кромки помоста, на который то один, то другой горожанин запрыгивал и вещал. Моя же компания старалась не привлекать к себе лишнего внимания. Я, скрытый под глубоким капюшоном, внимательно наблюдал за происходящим, вслушиваясь в людской гомон, пытаясь понять, куда ветер дует.
Мои спутники — Милава, Степан, Искра, Веслава, Добрыня, Алеша и Ратибор — держались рядом. На нас то и дело бросали любопытные, а порой и подозрительные взгляды. Еще бы, ведь они — ближний круг «покойного» князя Антона, те, кто был рядом с ним до самой его «кончины».
Я ожидал, что сейчас на сцену выйдут купцы, те самые, с которыми я некогда договорился о добыче золота. Тогда, помнится, они охотно согласились помочь мне стать князем Переяславца, прельстившись обещанием доли в золотом прииске. Я был уверен, что они захотят протолкнуть своего ставленника, своего человека, который будет блюсти их интересы, а заодно и решит вопрос подчинения Березовки. Но купцы молчали, словно воды в рот набрали. Видимо, они и впрямь считали мою «смерть» серьезной потерей для своих дел, крушением надежд на баснословные прибыли. Что же, тем лучше для меня.
Тем временем, на импровизированном помосте, сколоченном из досок и бочек, появился новый оратор. Невысокий, коренастый мужик, с густой, окладистой бородой. Одет он был просто, но добротно: льняная рубаха, кожаные штаны, крепкая кожаная обувь. На поясе висел широкий нож в богато украшенных ножнах.
— Люди Переяславца! — зычно прокричал он, взмахнув рукой, призывая к тишине. — Хватит шуметь! Послушайте меня!
Постепенно гомон стих, и все взгляды устремились на него.
— Я — Гордей, кожемяка! — представился он. — Многие из вас знают меня. Я честно тружусь, плачу дань, никого не обманываю.
Да, кожемяка — профессия уважаемая. Кожа — материал ценный, необходимый для изготовления одежды, обуви, доспехов, конской упряжи. Хороший кожемяка всегда в почете.
— И я, как и все вы, хочу порядка! — продолжал Гордей. — Хочу, чтобы в городе был сильный князь! Но где его взять? Рюриковичи далеко, да и не факт, что пришлют достойного. А среди нас… — он обвел взглядом толпу, — среди нас я не вижу того, кто мог бы взвалить на себя эту тяжкую ношу.
Толпа зашумела. Я же напрягся. Что-то мне не нравился этот Гордей. Слишком уж гладко он говорил, слишком уверенно держался.
— Но я знаю, где есть такой князь! — воскликнул он. — За рекой, в землях Венгерских, правит мудрый и сильный князь Такшонь! Он славится своей справедливостью, своей храбростью, своим умением управлять! Он — достойный муж, способный навести порядок и в наших землях!
В толпе пронесся ропот. Кто-то удивленно присвистнул, кто-то возмущенно загудел.
— Венгр? — недоверчиво переспросил кто-то. — Ты предлагаешь нам позвать на княжение венгра?
— Да! — твердо ответил Гордей. — Именно венгра! Князь Такшонь — наш сосед, он знает наши обычаи, он понимает наши нужды. Он не станет грабить нас, не станет притеснять нас. Он будет править справедливо!
— А не врешь ли ты, Гордей? — раздался чей-то недоверчивый голос. — Откуда тебе знать, каков он, этот Такшонь?
— А я бывал в том княжестве! — гордо ответил Гордей. — Я видел его своими глазами! И князя видал! Достойный князь, поверьте мне!
— Он — мадьяр! — прошептала Веслава мне на ухо, и в голосе ее прозвучала явная неприязнь. — Потому и тянет он нас к своим…
Я кивнул, соглашаясь с ней. Да, что-то в этом Гордее было чужое, инородное. И не только в его словах, но и в самом его облике, в манере держаться, в интонациях голоса. А как он ратовал за венгерского князя, настойчиво убеждая переяславцев в его достоинствах. Надо будет запомнить этого кожевника. Только венгерских лазутчиков мне не хватало.
А Гордей, между тем, продолжал свою речь, расписывая преимущества правления князя Такшоня. Он говорил о мире и процветании, о защите от врагов, о справедливом суде, о богатых дарах, которые венгерский князь якобы обещал переяславцам. И, надо сказать, его слова находили отклик в сердцах некоторых горожан. Он так гладко стелил, что даже я заслушался. Во дает, засранец.
— А что? Может, и правда, позвать венгра? — раздался чей-то неуверенный голос. — Хуже-то не будет…
— Да, уж лучше венгр, чем безвластие! — поддержал его другой.
В этот момент из толпы, до этого момента молчаливо наблюдавшей за происходящим, выступил один из купцов, с которыми я ранее договаривался о золотом прииске. Он был невысокого роста, плотный, с рыжеватой бородой и хитрыми, бегающими глазками. В том нашем собрании, где мы делил «акции» золотого прииска, я его не припомню, но при этом он был в компании тех торговцев сейчас.
— Полно вам! — воскликнул он, протискиваясь вперед. — Опять чужаков на княжий престол звать удумали⁈ — при этих словах я невольно нахмурился. Я и сам был здесь чужаком, пришлым человеком из другого времени.
Купец, заметив косые взгляды моих ближников, слегка смутился, но тут же продолжил, повысив голос:
— Неужели среди нас, переяславцев, нет достойных мужей? Неужто перевелись на Руси богатыри, способные править городом?
Мужик при этом, гордо выпятил грудь колесом и руки сложил на бока.
— А ты, случаем, не сам ли метишь на это место, купчина? — насмешливо спросил кто-то из толпы. — Больно уж речисто выступаешь!
Купец приосанился, еще больше выпятил грудь и, вскинув голову, ответил:
— А кабы так? Чем я не князь? Торговлю знаю, счет деньгам веду, людей не обижаю! Почему бы и нет?
Толпа разразилась хохотом.
— Купец, да князь⁈ — выкрикнул кто-то. — Это ж надо такое придумать!
— Да где это видано, чтобы торгаш княжеский венец носил! — вторил ему другой.
— Ишь чего захотел! — раздался третий голос. — Уйди отсель, скоморох!
Купец, сбитый с толку таким приемом, растерянно озирался, не зная, что ответить. Казалось, он был готов провалиться сквозь землю от стыда.
И тут из толпы вышел еще один купец. Высокий, статный, с сединой в волосах и бородой, он обладал какой-то особенной статью, внушающей уважение. Одним лишь движением руки, поднятой вверх, он заставил толпу замолчать. Люди, словно завороженные, устремили на него свои взгляды, ожидая, что он скажет. А этого я помню, он-то и был одним из тех, кто заключил со мной союз против Хакона.