Вот и чеши теперь в затылке,
А девяносто первый год
Домысли сопоставив даты, -
И печенени-демократы,
Свершившие переворот,
Уже ясны, как на ладони.
Вернемся в поле. Толпы-кони
Там бьются на смерть кто кого:
Схватились с русским молдоване,
С азербайджанцами - армяне,
Не понимая, для чего
Сцепились. Там грузин грузина
Без видимой причины бьет;
Там раздирает общий флот
Зазнавшаяся Украина.
И плохо всем от свалки той,
Никто не видит, в чем причина;
Лишь улыбается Наина
С ее суровой красотой.
Но это к слову. С этих пор
Костры на кручах вносят ясность:
«Крес» - суть пылающий костер,
«Крес-Т» - грозящая опасность.
Через века оповещенье
Святоотеческих жрецов
Воспринял Николая Рубцов,
За что и получил «крещенье»
По ритуалу - топором,
А исполнитель - лишь завеса,
Как тень белесого Дантеса,
Сработанного «за бугром».
Там на Россию включена
Вся психотронная машина;
В основе принципа - лавина,
Толчок - и катится до дна.
Пример недавний: после путча
Сгубила многих мысль одна,
Что на бульвар проникнуть лучше
Не через дверь, а из окна.
Что их вело? Смятенье? Страх?
Закончим о крестах-кострах.
Не искажая - слово в слово
Цитируем стихи Рубцова:
«Они несут на флагах черный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окресностях России.
Кресты, кресты…Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони».
Что бросил есаул на самопас,
Когда Россию черти посещали…
Конец цитаты. Мы с тобой,
Читатель, различим в тумане:
Поныне связанной толпой
Пасутся кони-россияне.
Вот и испытывают зуд
Миссионеры всей Европы,
Сгоняя православный люд
На католические тропы.
Они не ведают еще,
Что рассечет Руслан стреножье
И Русь укроет Матерь Божья
Своим серебряным плащом.
Итак, поля кипят войной,
А что за городской стеной?
Мужчин пленит стаканов звон,
И к женам нет у них стремлений -
Зловещий действует закон
Трех алкогольных поколений.
Не замечая грязь и тлен
В конец оглушены «металлом»,
С дебилом пьет олигофрен
И даун пляшет с маргиналом.
В какой притвор не загляни,
Повсюду страшные виденья:
Кругом свирепствуют «они»,
Во всех системах управленья.
В селениях и городах,
В церквах и университетах,
В театрах, банях и судах,
В парламентах (читай в кнессетах)
Глубокомысленно решают,
Научно выпучив зрачки,
И, как древесные жучки,
Славянский терем разрушают.
Саммета думски выкресты.
Какой-то бабе, что-то надо
Пришла японя «хаки-нядо»
Ну позабавились S-иды,
В Кремле, заламывая руки,
От бед хиреет старый князь;
Вокруг, визжа и веселясь,
Пришельцы празнуют Хануки.
Дворец, как ярмарка открыт,
Бояре мирятся с позором,
Людмила, как и прежде спит,
Но у Фарлафа под надзором.
Весь этот мерзкий балаган,
От нетерпения сгорая,
Мечом, как перышком играя,
С кургана наблюдал Руслан.
Смущенный карла за седлом
Не удержался от совета,
Припомня, видно, о былом:
«Круши!» - Но витязь ждал рассвета.
И с первым солнечным лучом
Он путь прокладывал МЕЧОМ:
Все то, что с видом деловым
Взрастила правящая скверна,
Назвавши «трестом мозговым»,
Летит, как голова Олоферна.
И рушится за строем строй…
Нам дальше критика знакома,
Предвидим крик: «Вот ваш герой
И докатился до погрома!»
Но вы ошиблись! Свет МЕЧА -
Свет знаний - головы не сломит;
Не зря в котомке карла стонет,
Свои заклятия шепча.
Он понял: на вооруженье
Руслан взял тактику врагов
«Культурного проникновенья»
И вымывания мозгов
Без правого ингредиента,
Из всех общественных систем,
Толпа молчит. Но вместе с тем
Как будто и ждала момента,
Когда прихлопнет грязный пир
Вновь объявившийся кумир.
Но кто владеет Различеньем,
Тот понял: князь - не новый Туз -
Предиктор с высшим назначеньем
Нести ответственности груз
И за народ, и за дворец,
И за Россию, наконец.
Пока смакует перемены
Толпа, Руслан летит скорей
К дворцу. И видит у дверей
Финал неповторимой сцены:
Одетый, как заморский граф,
Читает проповедь Фарлаф
О том, что неугоден Богу
Весьма ленивый русский люд,
Что нужно вызвать на подмогу
Международный фонд валют,
Что в бедах русская душа
Всегда сама и виновата -
Ей не понять, как хороша
Купель заморского сената;
Что золотой польется душ,
Когда пойдем клониться к Бушу,
Что нет греха продать и душу,
Коль за нее отвалят куш.
Произнося всю эту гнусь,
Он головой кивает странно
И говорит не «Русь», а «Гусь»
И тут встречает взгляд Руслана,
И в нем читает приговор…
Как пал предатель на колени
И каялся - на этой сцене
Задерживать не будем взор.
Что тут поделаешь, всегда
Плевки в историю опасны;
Закону времени подвластны
И биосфера, и звезда,
И толпы пьяных мужиков,
И ордена часовщиков.
Как не росло бы самомненье
У избранного шельмеца,
С Железной Волей Провиденья,
С законом Высшего Творца
Ему тягаться не дано;
Играть в великое - смешно.
Пора теперь будить народ,
Руслан с кольцом к нему идет,
Душа не сгинет в долгих снах,
Кольцо России - круг нетленный,
Кольцо - любви нетленный знак
И символ вечности Вселенной.
Кольцо Руслана на пути
Этнического всплеска росса;
Здесь нам никак не обойти
Национального вопроса.
По нациям нигде сейчас
Не сыщешь сведений в канонах,
Но два определенья оных
Звучат, как классика для нас,
Одно - (не вышел бы конфуз
С демократической натурой!)
Дал Сталин: Нация - союз
Народа с общею культурой,
Круг общих радостей и бед
На территории единой,
И на дороге жизни длинной
Одних традиций давний след.
От Пушкина добавку дам:
«Любовь к отеческим гробам».
В классификации такой
Себя любой найти сумеет,
Кроме бандита и еврея.
«Историк» Герцль - изрядный плут
Сионистического толка
Издал небезизвестный труд,
Где нации дана трактовка:
«Те, кто в рассеянии века
Идею пестуют до гроба,
Те, против общего врага
Кого объединяет злоба,
Имеют полные права
Быть нацией!» - Ну голова!
Желающий, поди, проверь!
В такую схему на серьезе
Никто не впишется теперь,
Кроме S-ида и мафиози!
Оставлен меч! Добра и зла
Уже не разграничил силы.
Кольцо касается Людмилы.
С вопросом: «Долго я спала?»
Красавица глаза открыла,
Затем вздыхает и встает.
Сбылось: С Предиктором народ
История соединила.
Тем завершаем наш рассказ,
Да и столетье на исходе.
Раз ожила душа в народе,
Зажили дружно. В добрый час!
Владимир больше не страдал,
Причем Руслану, словно сыну,
Все царство, а не половину
По акту строго передал.
И даже карлу оправдали,
Учитывая дряхлость лет,
Его пристроили в Совет,
Но права голоса не дали.
Наину видели не раз
В каком-то кооперативе,
Но не в Москве, а в Тель-Авиве,
Бог в помощь! Лишь бы не у нас,
У наших аллергия к ней…
Но то - дела грядущих дней…
ЭПИЛОГ.
С кем холодно, а с кем любя,
Читатель, нам пора прощаться.
Возможно, мы теперь тебя
Настроим чаще обращаться
И к фарисейским письменам,
И к книгам Первого Поэта.
Как решена задача эта,
Судить, естественно, не нам.
Конечно, автор будет рад
Твое увидеть пониманье,
Что повесть - пусть и подражанье,
Но не отпетый плагиат.
Ведь мы не шли бы напролом,
Но повседневная отрава
Людей враньем дает нам право
Под неизведанным углом
Взглянуть на лирику и драму,
И на «коломенскую даму».
Вдруг кто-то и задаст вопрос,
Как мог картежник знаменитый
ЧеКа-линский сказать всерьез:
Не «бита» дама, а «убита»?
Нелюбознательный сглотнет
Все, как библейские рассказы:
Исход, Синайский турпоход,
Содом и прочие проказы.
Кому же истина милей,
И кто с рассудком не в разладе,
Тот доберется, где «теплей»:
Ну, например, к «Гавриилиаде».
Или пробитую не раз
Увидев в «Выстреле» картину,
Найдет швейцарскую вершину -
Тому на пользу наш рассказ.
Глядишь, толковый демократ
И повернет направо «Взгляд»,
И чем быстрей очнётся он,
Тем раньше умереть могла бы
Программа «Обезьяньей лапы»,
Подкинутая князю в сон.
Нас бьют приёмами простыми,
Чтоб стала наша голова,
«Как иудейская пустыня,
И как алтарь без божества».
А «дуэлянты» с двух концов
Друг друга кроют «Аргументом»,
Являются ли документом
Листки «сионских мудрецов»?
Но разве в том, скажите, суть,
Реальность это или сказки?
Факт то, что кто-то, как по смазке,
Проводит в жизнь всю эту муть.
Потом смекнёте! Разве мог
Без правой половины мозг