— И что, мы вот так просто вынырнем из этого дерьма и резко станем крутыми джентльменами с пачкой баксов в кармане? — недоверчиво пробормотал Витя, — А как остальные, — рассеянно добавил он, видимо, имея в виду мигрантов — соотечественников.
— Сначала маску надеваем на себя, а потом на ребёнка, — серьёзно добавил я и тут же поймал непонимающие взгляды собеседников.
Так, надо следить за своей речью. В этом мире таких поговорок ещё нет. Потому что банально отсутствует гражданская авиация как класс. Подумал, а вслух сказал:
— Неважно, подслушал где-то крылатое выражение. Парни, мы тут уже почти год. Если ничего не изменим, то так и будем на побегушках. «Пьаний рюсский» — передразнил я одного из вчерашних клиентов Вити, который, кстати, к алкоголю был практически равнодушен. Парня аж подкинуло. Он насупился и скрестил руки на груди.
— Ну тут и свои некоторые — уроды ещё те! — вмешался Мишка, — Вчера один из мразот Горского заявил моему отцу, что мол нормально было бы, чтобы мать у них поработала. В борделе, представляешь? — стиснул здоровенные кулаки друг.
Мама у него была очень красивая и статная женщина. Отец Миши не чаял в ней души. А она старалась даже скрыть свою красоту бесформенной одеждой и отсутствием макияжа. Что, впрочем, не помогало.
— И что отец? — поинтересовался я.
— Дал ему в зубы. Да так, что тот за верстак улетел! — похвастался Рощупкин.
— Ага, а потом Горский заставил твоего отца извиняться перед тем уродом. А тому ничего не было. Он же «особа, допущенная к телу», — брезгливо хмыкнул Витя.
— Да, — нахмурился Мишка, — Отец теперь злой как собака. А что сделаешь? Не выполнишь требование Горского — завтрашнему дню рад не будешь.
Я чуть помедлил и решился всё-таки сказать то, что скрывал:
— Тоню ирландцы тоже звали в бордель, она в отчаянии начала думать о том, что это выход, слава Богу, образумилась, — всю ситуацию я не стал выдавать.
Мишкины брови взметнулись вверх, и он аж побагровел. Н-да, нравится моему другу Антонина, пусть она почти на два года старше его. Хотя кто только ему не нравится…
— Слушай, я ничего не имею против левого заработка, — вклинился Виктор, — но меня напрягает даже не долг, а то, что мы должны обнести склад с алкоголем. На минуточку — охраняемый. И судя по тому, КАК его охраняют, владельцы там — не какие-то обычные бизнесмены.
— Я понимаю, но это необходимый шаг.
— Почему мы не можем, как ты говоришь — перепродавать купленный на заём виски и просто повышать количество с каждым разом на выручку. Затянуть пояса и… — предложил Витя, но я перебил его.
— Потому что двести долларов не хватит. Я не уверен, что нам и их дадут. Может быть, меньше. А это нерентабельно. Плюс — часть этих денег уйдёт на оружие и бумаги. И ты верно сказал — склад, где хранится алкоголь — незаконный. Это раз. Мы не сможем увезти оттуда даже пятой части. И подобное собьёт тех, кто может, будет нас искать. Это два. Мы грабим мафию. Это три, — на последних словах я понизил голос и огляделся, — Лично у меня нет ни малейших угрызений совести на этот счет.
— Почему ты думаешь, что нас не поймают? — спросил Миша.
Я ухмыльнулся:
— Ты вор? — я ткнул пальцем в него.
— Что? — удивился друг.
— Я спрашиваю тебя, ты каждый день выходишь ночью грабить людей или обносить склады?
— Нет, конечно.
— Ты из банды или из их круга? Хотя бы немного, — я скривился в гримасе «я тебя умоляю».
— Нет.
— Отлично, А ты, Витя?
— Нет. И я понял, к чему ты клонишь, — кивнул Громов.
— К чему? — не въехал наш добродушный друг.
— К тому, что мы ВООБЩЕ. НИКОМУ. НЕ УПАЛИ! — надавил я на каждое слово, — Со стороны всё будет выглядеть так, словно мы залётная шпана, которая надурыку решила грабануть первый попавшийся склад и смогла увезти лишь часть товара. Потому что якобы не подготовлена, и ей просто пофартило. Машина чужая, номера долой. Работаем на Лонг-Айленде. Потом туда ни ногой на долгое время.
Друзья нахмурились. Было видно, что каждый думает о своём.
— Ну хорошо, а потом? — поинтересовался Витя.
— А потом мы сбываем товар в Западной Вирджинии, где ты сказал у тебя живёт дядя. Нам от него нужна только информация. Приехали туда, быстро продали оптом малую партию и валим обратно. Это и будет наш стартовый капитал. Который можно прокручивать дальше.
— А зачем нам в Вирджинию? — удивился Мишка.
— Газеты надо читать, дурень! — пробурчал Витя.
А я терпеливо пояснил:
— Там сухой закон действует уже давно. И там этот товар купят дороже в два раза. Однако, мы не будем наглеть в цене, скинем пять баксов за ящик, чтобы побыстрее продать. Чем меньше мы будет на территории штата — тем больше шансов, что всё пройдёт без запинки.
— Ты думаешь, у нас всё получится? — Витя пристально посмотрел мне в глаза.
— Сорок ящиков виски по тридцать пять долларов… — я развёл руками.
Мишка от удивления присвистнул и сдвинул на затылок кепку:
— Я таких денег даже в глаза не видел ни разу!
— Решать Вам, — я пожал плечами и замолчал, давая понять, что теперь всё в их руках.
Ребята призадумались. Я и сам волновался. Не меньше них. Без их родственников, прав на вождение, грузовика с Мишкиной работы, да и вообще ещё двух пар рук — мне не справиться. И самое обидное, что нельзя даже рассказать им — откуда эта моя уверенность.
Этим утром я внимательно проштудировал учебники, которые попросил у соседа. Надо было убедиться, что курс истории, на первый взгляд, свидетельствовал о том, что я нахожусь или в своём или идентичном мире. Это глупость — думать, что историк знает всё. Настоящий специалист знает — как искать и обрабатывать информацию, а также выводить причинно-следственные связи. Это кайф, когда ты на основе анализа и старых данных из своей памяти делаешь прогноз, переворачиваешь страницу очередного исследования — а там то, что ты «угадал». Я же, например, был в курсе многих тенденций и фактов из истории эмиграции, и связанных с нею экономических моментах. Но историей спорта Америки не интересовался. Знал только о нескольких крупных скандалах. Очень жаль, иначе бы я просто играл на ставках и бирже. А так… в моём плане нашлось место только трём событиям в спорте, в которых я был на сто процентов уверен. Эх…
Мишка подал голос:
— Я согласен! — твёрдо сказал мой друг и посмотрел мне в глаза.
Похоже, проняла его ситуация с мамой, а вдобавок ещё и история с Тоней явно сыграла значительную роль.
Витя молчал. Повисла неудобная пауза.
— Чёрт с вами… Я в деле. А то этот дурень наломает дров без меня, — театрально вздохнул он и кивнул на Мишку.
— Да иди ты, — добродушно выдал Рощупкин. Но на лице его засияла улыбка.
Ну что ж. Наше трио в сборе.
— Значит, решено. Сегодня после работы нужно заехать к твоему еврею по поводу долга. Витя, ты сможешь договориться насчёт пушки? — спросил я у Громова.
— Да, но давай уже буду беседовать с человеком, когда решится вопрос по финансам? — назидательно выдал он.
— Разумеется, на большее я и не рассчитывал. Вечером деньги, утром стулья!
— Что? — удивился Мишка.
Нет, точно надо следить за языком. А то я так всю отечественную литературу зацитирую до того, как она будет написана. Прокалываюсь на лету. Сложно урезать свой словарный и образовательный запас, который на порядки выше, чем у моих товарищей. Они и так с удивлением весь день на меня поглядывают. Мишка так вообще пошутил, что от удара по голове я резко поумнел.
Витя пошёл домой — он работал перед этим в ночную смену, а мы отправились в Куинс, где требовалось разгрузить машину около одного из мебельных магазинов. Мишка, не торопясь, вёл «Шевроле» в потоке машин, а я постоянно озирался по сторонам. Я же в «музее». Мне было всё интересно. Вечерняя жизнь одного из самых больших мегаполисов этого времени била ключом.
Куинс был побогаче. Повсюду неоновые вывески. Сотни листовок с рекламой, сорванные ветром. Завтра дворники сметут их с тротуаров и дорог, чтобы крикливые бои опять с утра расклеили новые. Здесь было больше дорогих авто и джентльменов в дорогих костюмах. Женская мода была довольно разнообразна. Девушки в пальто на манер военных френчей попадались то тут, то там — первая, робкая волна феминизма постепенно захватывала Америку. И над всем этим витал пресловутый «дух капитализма». Ревущие двадцатые — время, когда американцы рванули за лозунгом «купи всё, что тебе втюхивают, потому что это модно». Время торговых агентов, биржевых махинаций баснословных масштабов и ужесточающегося неравенства между богатыми и бедными, американцами и мигрантами, белыми и цветными. Страна жирела и напухала перед Великой Депрессией. Хотя как раз на Депрессию у меня были свои планы…
Пока разгружались во внутреннем дворе под пристальным вниманием дымящего папиросой сторожа, я миллион раз возблагодарил небеса, что наш «Шевроле» как и большинство грузовиков, был всего лишь однотонным. Мишка мне помогал, чтобы поскорее справиться с работой и успеть к ростовщику. До него мы добрались быстро. Тут пара кварталов от мебельного.
— Ты уверен, что он пойдёт навстречу? — напряжённо поинтересовался друг, когда я уже вылезал из кабины.
— Во всяком случае, лучшей кандидатуры я не знаю. Моему отцу он не отказал, когда мы только перебрались сюда. Он дал первый займ, который папа выплатил.
Я захлопнул дверцу.
— Можно и потише, — проворчали мне в спину.
Поднявшись по ступеням аптеки, подёргал дверь. Заперто, но внутри ещё горит свет. Позвонил в колокольчик.
— Мы уже закрыты! — приглушённо донеслось из дома.
— Я не за лекарствами. Меня зовут Алексей Соколов. Должно быть, Вы помните моего отца, Ивана Андреевича? Соломон Михайлович, я по делу.
Спустя минуту тишины, когда я уже было отчаялся, дверь всё-таки отворилась. На пороге возник сухощавый пожилой мужчина в пенсне с приличной оправой. Он осмотрел меня цепким взглядом и отошёл в сторону, приглашая войти: