. В этих условиях, писал Бертье, командование «сделало невозможное, чтобы сохранить казну», однако в отношении всего остального, по его словам, ни за что невозможно ручаться, ибо грабежи осуществляют толпы отставших, а меры, принятые против них, оказываются безрезультатными[156]. В другом отчете императору Бертье писал, что к утру «беспорядок был чрезвычайный, большая часть [города] была в огне», в самом городе и на примыкавших к нему дорогах 300 человек, напившись пьяными, умерли от холода; «не было возможности заставить солдат покинуть дома; кажется, что воздействие холода ввергает человека в состояние ступора, и это лишает его всех чувств; следует сказать: у четырех пятых [чинов] армии ноги, руки или лица обморожены»[157].
Когда 13 декабря в 5 часов утра[158], перед рассветом, Мюрат выступил с остатками армии из Ковно, его мог прикрыть только жалкий арьергард. Помимо остатков частей, которые накануне были собраны Неем и Жераром, оказались задействованы еще 300 человек 29-го линейного полка и 80 человек «одного из батальонов Липпе»[159].
Когда слабые колонны Мюрата, напоминающие скорее вереницу бредущих солдат разгромленной армии, перешли мост и двинулись от Ковно к Скрауце, они оказались у подножия очень крутого холма, напомнившего многим местность у Понар. Ш. П. Л. Гриуа, полковник, командующий артиллерией III кавалерийского корпуса, чуть позже подошедшего к этому месту, увидел холм, «у подножия которого собралось много людей и экипажей»: «Стояла ясная, но очень холодная погода. Ледяные сосульки, покрывавшие землю, ослепительно блестели на солнце, которое совершенно не грело. Ледяная гора, покрывавшая землю, не давала никакого упора лошадям, и они не могли ввезти экипажи на крутой холм. Во многие повозки впрягали по две пары самых сильных лошадей, и они все-таки, не доезжая до вершины, останавливались посреди горы. Между этими фургонами были те, которые везли остатки вывозимых сокровищ». Судя по дальнейшим строкам, речь, по-видимому, все-таки шла о повозках с денежной казной, которые подверглись разграблению[160].
Пока остатки армии, ведомые Мюратом, теряли свои последние пушки и фургоны по дороге от Ковно к Скрауце, маршал Ней пытался сдерживать неприятеля. Около 9 или 10 часов русские открыли огонь по французскому арьергарду[161]. В середине дня огонь русских, которые обосновались уже в монастыре, усилился. Несколько снарядов попало в ряды батальонов Рейса и Липпе, защищавших Виленские ворота Ковно. Немецкая пехота побежала, и «невозможно было ее удержать ни г-ну маршалу, ни мне», – докладывал позже генерал Жерар[162]. После этого под командованием Нея и Жерара были только остатки 29-го линейного полка. Канониры, обслуживавшие орудия, оставленные для защиты города, увидев бегство немецких батальонов, также начали покидать позиции[163]. Теперь, не под огнем, казаки смогли приблизиться к городским стенам. Человек 150, спешившись, захватили ворота. Ситуацию несколько спасли прибытие пяти десятков солдат 29-го линейного и огонь нескольких (по всей видимости, пяти[164]) орудий 34-й дивизии, разместившихся на высоте позади укреплений[165].
«Это начавшееся со все более возраставшей активностью сопротивление стало сдерживать врага, вселяя в каждого, от человека к человеку, уверенность, и я достиг того, что к концу дня город не был взят силой…» – писал Ней Бертье[166]. Тем не менее это был только временный успех. Русская батарея, расположившись на одной из высот, стала обстреливать мост, который оказался под угрозой захвата. Генералу Ж. Г. Маршану с группой солдат, в основном из III корпуса, пришлось его отбивать. Но это не спасло ситуацию. Так как Неман был покрыт льдом, несколько сотен казаков с пушками легко перешли реку и стали заполнять левый берег. Французские орудия, которые стояли на возвышенности с целью не допустить на этот берег неприятеля, оказались под угрозой захвата, и командовавший ими офицер отвел их[167].
В 7 часов вечера маршал Ней приказал бить общий сбор и попытался собрать хотя бы часть тех, кто еще оставался в Ковно, в том числе занимавшихся грабежом магазинов с водкой. В строю у Нея оказалось не более 350 человек[168].
Герцог Эльхингенский, используя порох, поджег магазины, арсеналы, мосты и к 9 вечера перешел, имея под командой не более 200 человек, по льду Неман. Затем он решил выйти на дорогу на Гумбиннен. Поднявшись на высоту, которая доминировала над городом, он обнаружил неприятеля, развернутого на дороге к бою и имеющего пушку. Маршал попытался атаковать русских, однако, как он сам признался в рапорте, солдаты отказались это сделать, и ему пришлось отправить вперед только несколько тиральеров[169], тоже, впрочем, не склонных вступать в бой с русскими. Тогда маршал присоединился к отряду Жерара, который, в отличие от Нея, двинулся не в сторону Скрауце по дороге на Гумбиннен, а севернее, вдоль Немана, на Тильзит.
Остатки арьергарда смогли сохранить не только всех орлов III корпуса, но и несколько орудий (видимо, три; впрочем, все они, одно за другим, вскоре будут потеряны[170]). Пройдя примерно 4 лье, они прибыли в деревню Zapieciszki (Зачепичи?). Здесь арьергард остановился на несколько часов и с рассветом вновь двинулся по направлению к Нойштадту[171]. Под ружьем было 150 человек. Как утверждает рапорт Нея, часть оторвавшихся от своих подразделений и плутающих по лесам солдат, нередко опережавших отступающего Нея, мало-помалу стала присоединяться к войскам, отходящим к Нойштадту или Гумбиннену.
От Зачепичей (?) Ней и Жерар двинулись на санях. Замыкал движение генерал Маршан, пытавшийся подбирать отставших от арьергарда. 15-го Ней прибудет в Нойштадт. Здесь он составит подробный рапорт Бертье, не скрывая, кажется, ничего и вместе с тем воздавая должное тем, кто проявил преданность и высочайшее чувство воинского долга[172]. Мюрат остался в значительной степени недоволен действиями Нея, ибо тот, вместо того чтобы следовать за отступавшей армией на Скрауце, свернул на Нойштадт.
Днем 13 декабря Главная квартира во главе с Мюратом достигла Скрауце. Весь день 13-го были слышны пушечные выстрелы со стороны Ковно. Мюрат знал, что это маршал Ней пытается оборонять тет-де-пон и что он отойдет только завтра, предварительно уничтожив все, что нельзя будет эвакуировать. Холод продолжал держаться жестоким – 22 градуса по Реомюру[173].
По мнению Ф. Ребуля, в Скрауце Мюрат первоначально собирался объявить о пунктах сбора для разных корпусов, определенных днем ранее в Ковно. Однако передумал, правильно рассудив, что лучше это сделать позже, в Гумбиннене, после того как будут предприняты последние усилия собрать дезорганизованную массу отступающих[174].
Что же Наполеон? Достигнув Бунцлау[175], император рассчитывал, что 16 декабря отсюда, из Бунцлау, за ним вдогонку должен будет выехать офицер Главного штаба с рапортом от Бертье, 17-го – еще один офицер с новым рапортом[176]. Ночью император прибыл в Дрезден. По мере приближения к Франции он приходил во все более веселое расположение духа. Он продолжал убеждать себя, что отступающая армия остановилась в Вильно, а ему удастся в течение трех месяцев собрать значительные силы и сконцентрировать на берегах Рейна 500 тыс. человек[177].
Глава 2От Ковно до Кёнигсберга(14–19 декабря 1812 г.)
14 декабря Мюрат покинул Скрауце с намерением достичь к вечеру д. Антоново возле Пильвишек[178] и там заночевать. В Скрауце Мюрат оставил одного из офицеров-ординарцев императора Атталена, дабы тот дождался новостей от герцога Эльхингенского. К 7 часам вечера этот офицер-ординарец не вернулся, и тогда Бертье отправил назад в Скрауце офицера Главного штаба. Прибыв к первым домам селения, этот офицер наткнулся на дюжину казаков, которые его задержали, затем очистили его карманы от денег и часов, сняли с него крест, эполеты и… вернув ему один наполеон, отпустили в тех же санях, в которых он прибыл. В штабе решили, что офицер-ординарец Аттален, который исчез в Скрауце, захвачен в плен. Однако и он тоже вскоре возвратился и поведал, что покинул Скрауце к 2 часам дня, в тот момент, когда показались казаки. Он сообщил, что слышал пушку у Ковно в тот день, 14-го, и поэтому предполагает, что герцог Эльхингенский все еще держал оборону и, как было условлено, покинул город только к 10 вечера.
Между тем никаких известий от самого маршала не приходило. В штабе гадали: двинулся ли он по дороге на Вильковишки, то есть вслед за армией, либо же взял курс на Тильзит[179].
14 декабря, находясь в Антоново, Мюрат отдал распоряжение Бертье написать герцогу Тарентскому о реальном положении основных сил отступающей армии и необходимости обосноваться на Висле и в Данциге, а также о том, что армия движется на Гумбиннен и Инстербург, в то время как Макдональду следовало как можно скорее прибыть в Тильзит с тем, чтобы в дальнейшем выйти к Прегелю в районе Велау