Генерал Корнилов принял решение идти на Екатеринодар, поскольку имелись сведения, что город находится под контролем войск Кубанской рады. 22 февраля 1918 года под натиском красных войск Добровольческая армия оставила Ростов и выступила на Кубань. Начался легендарный Кубанский Ледяной поход Добровольческой армии (имевшей 4200 штыков и сабель) с тяжелыми боями от Ростова-на-Дону до Екатеринодара в окружении двадцатитысячной группировки красных войск… Генерал Алексеев сказал перед походом: «Мы уходим в степи. Мы можем вернуться, если только будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы хоть одна светлая точка была среди охватившей Россию тьмы…»
В течение месяца Добровольческая армия продвигалась на Юг с ежедневными боями, не имея тыла, снабжения и отдыха.
На полпути к Екатеринодару стало известно, что войска Кубанской рады оставили город. Добровольческая армия вынуждена была свернуть в предгорья Кавказа… В конце марта к ней присоединился трехтысячный отряд Кубанской рады. Общая численность Добровольческой армии возросла до 6000 бойцов.
27—31 марта (9—13 апреля) Добровольческая армия предприняла штурм Екатеринодара, в ходе которого понесла большие потери. 31 марта (13 апреля) погиб главнокомандующий армией генерал Корнилов. Командование в тяжелейших условиях полного окружения принял генерал Деникин, который смог при непрекращающихся боях вывести армию из окружения на Дон, оставляя по станицам сотни раненых…
Как ни странно, все эти роковые события начала Гражданской войны не произвели впечатления на Голубинцева. Во всяком случае, в своей книге он об этом почти не рассказывает (разве что самоубийство атамана Каледина было мельком им упомянуто, и то без обстоятельств гибели донского властителя). Напротив, Голубинцев утверждал, что к весне 1918 года у казаков только-только начали накапливаться обиды и недовольство, чреватые восстанием. Но с выступлением никто не спешил… «Вот отпахаемся и начнем», – говорили казаки. Но день шел за днем, выступление откладывалось – пахота, сев, потом Пасха пришла…
Никто в станице не знал, что на Дону широко развернулось Белое движение и по соседству идут бои? «В этом отношении Усть-Хоперская станица была совершенно отрезана от остального мира – никаких сведений, никаких слухов. По советским данным, все обстоит благополучно, все тихо, все довольны», – вспоминал А.В. Голубинцев. Сомнительное утверждение…
И все же, в конце концов, 25 апреля 1918 года казачий съезд Усть-Хоперской станицы решил: «Общее собрание станицы и хуторов постановило: не подчиняться существующей советской власти и всеми мерами задерживать красногвардейцев».
Антибольшевистское восстание, к которому долго готовился Голубинцев, началось, но очень локально, в своей станице и окрестных хуторах. Фронтовик Голубинцев сразу занял пост начальника гарнизона станицы Усть-Хоперской и командира Усть-Хоперского казачьего отряда.
Постепенно восстание разрасталось, к станице Усть-Хоперской присоединилась Усть-Медведицкая, а есаул Голубинцев уже именовался командующим «Освободительными войсками вольных хуторов и станиц Усть-Медведицкого округа»…
Конечно, логика развития событий привела А.В. Голубинцева в Белую армию, где он командовал уже не «вольными хуторами», а крупными казачьими соединениями, дивизиями, сводными отрядами и бригадами из нескольких дивизий… С ноября 1918 года А.В. Голубинцев – полковник, а с ноября 1919-го – генерал-майор…
Для людей, интересующихся историей Гражданской войны, мемуары Голубинцева представляют большой интерес – он пишет не только о победах, но и дает откровенный анализ проигрышей. Не скрывает он и трагического разлада между донским и кубанским казачеством, и факты нерешительности, слабости и даже трусости белых генералов, грубых ошибок, допущенных опытными командирами, фронтовиками, выпускниками Военной академии Генерального штаба. Особый интерес представляют доклад генерала А.В. Голубинцева главнокомандующему Вооруженными силами Юга России генералу Врангелю, где подробно изложены причины краха Кубанской и Донской казачьих армий, и тексты документов, которыми обменивались красные и белые войска, пытаясь заключить перемирие.
Судя по всему, у генерала, склонного «рубить правду», накопилось немало врагов не только в чужом, но и в своем «лагере»… Должности для Голубинцева в армии Врангеля не нашлось. Генерал попал в Донской офицерский резерв, дислоцированный в Евпатории. Там же оказались и многие казачьи офицеры. И когда Белая армия отступала из Крыма, офицеров-казаков из резерва даже не хотели эвакуировать и собирались оставить на произвол судьбы – пароходов для вывоза войск было мало. Голубинцеву лично пришлось проявить немыслимую настойчивость и энергию, чтобы спасти своих донцов. Судьба белых офицеров, оставшихся в Крыму при наступлении красных, была печальна.
Удивляет и тот факт, что А.В. Голубинцев, рассказывая о Гражданской войне, совершенно не вспоминает свергнутого царя. А ведь вести об убийстве Николая II, его семьи и приближенных в 1918 году, в Екатеринбурге, дошли до белых и были им хорошо известны. Но, похоже, это событие не произвело тогда на Голубинцева никакого впечатления. Ни личной оценки произошедшего, ни обсуждений среди казаков, ни воспоминаний о данной царю присяге, ни просто упоминаний об этом в воспоминаниях генерала нет. Лишь на последней странице его книги появляется фраза, скорее, ритуальная, о лозунге, которого «ждал исстрадавшийся от революционных экспериментов народ: „Самодержавный царь – хозяин земли Русской“»…
А ведь царская семья считала казаков, обласканных властью, имевших множество привилегий, надежной опорой своей империи, искренне преданными царю людьми. Уже после Февральской революции, находясь под арестом в Царском Селе, императрица Александра Федоровна повторяла: «Казаки не изменят!» А казак Голубинцев просто не интересовался судьбой ее семьи и детей… Странно для убежденного монархиста, каким позиционировал себя Голубинцев в эмиграции.
После эвакуации из Крыма Голубинцев оказался в Болгарии. Там он задержался на какое-то время, преподавал на офицерских курсах Русского общевоинского союза, нацеленного на сопротивление большевикам, и работал над своими воспоминаниями, пока все пережитое еще было живо в памяти и картины прошлого не утратили яркость.
Завершил свою книгу А.В. Голубинцев в 1925 году, но до выхода ее в свет оставались даже не годы, а десятилетия – первое издание «Русской Вандеи» появилось только в 1959 году в Мюнхене.
И за это время с генералом произошли удивительные метаморфозы…
«В эмиграцию мы привезли с собою горсть родной земли и смертельную ненависть к большевикам», – писал в финале книги Голубинцев. В среде белой эмиграции считалось, что А.В. Голубинцев «оставался на непримиримых антикоммунистических, монархических позициях».
В годы Второй мировой войны ненависть к большевикам привела А.В. Голубинцева, как и белого атамана П.Н. Краснова, к сотрудничеству с фашистами.
Начиналось все с публикаций в профашистской болгарской прессе, но связи с гитлеровцами углублялись… В 1944–1945 годах Голубинцев уже состоял начальником спецлагеря в австрийском городе Кирхберг, где занимался формированием подразделений из советских военнопленных для несения службы в вермахте. Весной 1945 года Голубинцев был прикреплен к штабу перешедшего на службу к фашистам бывшего советского генерала А.А. Власова. Здесь Голубинцев значился как кандидат на пост атамана сводных казачьих войск, готовящихся выступить против «сталинской России».
Это оттолкнуло от Голубинцева многих бывших единомышленников. К примеру, другой белоэмигрант, тоже офицер из донских казаков, поэт Николай Туроверов после нападения фашистской Германии на Советский Союз «всей душой был на стороне своей исторической Родины и верил в ее победу». Он писал:
…И не проси пощады у возврата, —
Забывшим родину – пощады нет!
Пощады нет тому, кто для забавы
Иль мести собирается туда…
В 1945 году, после разгрома Третьего рейха, Голубинцеву повезло попасть в лагерь военнопленных, организованный войсками США, избежать выдачи советским властям и уцелеть. Служившие гитлеровской Германии Краснов и Шкуро, которых он вспоминал в своей книге о Гражданской войне, были отправлены в СССР и казнены там как предатели родины.
А в американском лагере условия были сносные. Военнопленные, чтобы себя занять, даже выпускали свои журналы, и в 1947–1949 годах А.В. Голубинцев являлся членом редколлегии журнала «На пикете» в лагере Шлясгейм в районе города Мюнхена.
Еще одно начинание, зародившееся в лагере Шлясгейм, было создание, а вернее – воссоздание так называемой Общеказачьей станицы. Впервые белоэмигрантская организация Общеказачья национальная станица была учреждена в Берлине в 1933 году «как духовный объединяющий центр для казаков, пребывающих в Германии».
Новая Общеказачья станица в Западной Германии была учреждена 8 августа 1947 года в лагере Шлясгейм. Генерал А.В. Голубинцев, искавший приложения своих сил, стал одним из организаторов и руководителей Общеказачьей станицы. Однако атаманом ее был выбран другой донской казак, полковник С.В. Болдырев, хотя Голубинцев был старше по званию. Видимо, его сложный, неуживчивый характер и в лагере оттолкнул от него земляков.
После освобождения из лагеря Голубинцев проживал в западной зоне оккупации Германии и занимался делами Общеказачьей станицы.
Но печать предательства и недавней верной службы Третьему рейху отторгала от Голубинцева, его соратников и его организации даже белых эмигрантов, и Общеказачья станица не приобрела ни большого веса, ни сильного влияния. И центром объединения всей казачьей эмиграции ей стать не удалось.
С конца 1940-х по 1960-е годы в ФРГ было учреждено еще около 20 различных «общеказачьих» хуторов и станиц, в частности, альтернативная Общеказачьей станице Болдырева и Голубинцева Донская Баварская станица с центром в городе Мюнхене, атаманом которой был С.В. Пухляков, а затем П.М. Брыкалин.