Русские байки. Вокруг света на Harley-Davidson — страница 5 из 48


Всю ночь штормило, и паром Sea Partner стоял в порту. Отчалили только утром, но задержки нас уже не волновали. Главное – войти в ритм. Четвертый день в дороге, и, втягиваясь в нее, ты перестаешь лихорадочно считать часы, дни и пройденные километры.

Хоть мы и пережидали шторм, на море все равно была качка, три-четыре балла. Максим слушал Клэптона, потягивал Jack Daniels и читал Довлатова. Рощин собирался было написать пару текстов и поснимать забавные сценки на борту, но почти сразу вырубился. Видимо, сказывался московский недосып.

Компания у нас была самая что ни на есть причудливая. Так как паром грузовой, легковушки на борт не брали. И в Стамбул на нем шли одни фуры, а с ними дальнобойщики – русские (ну и украинцы с белорусами, разумеется) и турки. Русские, гладко выбритые, сплошь с красными носами, сидели в одном зале, а турки, все как один черноволосые, усатые и глазастые, – в другом. Но когда на видике поставили боевик, все перемешались и уселись смотреть кино.

Тут Макс и познакомился с огромным дальнобойщиком по имени Леха. Леха скушал килограмм водочки и сказал, что это его норма. Больше ему нельзя. Однажды, мол, он съел два килограмма и пошел на обгон. Фура вылетела на обочину и чуть не свалилась на скорости в кювет. В общем, страсть Господня. И поэтому теперь Леха норму свою твердо знает и больше литра, когда назавтра за руль, не пьет. Жизнь дороже.

Макс очень проникся Лехиной жизненной правдой, суровой, как сама украинская степь холодной осенней ночью, и даже представил себя на секунду за рулем фуры после двух литров выпитой. Но это был явно не его удел, и от этой мысли Максу сразу стало легче на душе. В конце концов, байк, скейт или даже какая-нибудь другая доска очевидно привлекательней. И по части испытания себя – надежней…

К кругосветке дальнобойщики отнеслись сразу с полным почтением. И маршрут, и саму идею очень одобрили. Обзавидовались просто. По мере того как они напивались, зависть росла, а традиционные вопросы «Куда?», «Зачем?», «Как решились?», «А что жена?», «А как же работа?» все больше задавались невпопад. Смотрели фотки, удивлялись и радовались, как дети. Особенно умилялись нам, мотоциклам. Такие легкие, такие спортивные. И что, пройдут? Мы же внятно им отвечали: «Ну да, мы – не фуры, мы легче. Но вы не волнуйтесь, мы всюду, где надо, пройдем…» Впрочем, они не могли нас слышать, слишком много дринка…

Однако всему приходит конец. Наступает такой счастливый момент, когда и последний украинский дальнобойщик, порыгивая, идет спать.

Уже ночью Макс написал два стихотворения:

Бабочка, попавшая в шторм. Хрупкий ангел в плену стихии. Твое счастье и твой псалом

Улетает с ветром, забыв, где дом.


Шторм и бабочка. Представив сюжет,

Понимаешь – нет шансов продолжить жизнь. Но она летит, разгадав секрет:

Не сколько, а как! – и несет нам свет.

И еще:

Шторм, паром заперт в порту. Каюта, приют родины и уюта.

Шалом, одессита и в 70 не сотрут года.

Палуба – ипподром в сотню фур, и два одиноких мото.


Турки с хохлами в разных залах.

Хохлы бухают, турки в нарды играют. Сутки пути из Одессы в Стамбул.

Рваные мысли в черноморский шторм.

19 октября


В Стамбул мы пришли в восемь часов утра и сразу поняли, что это город пробок и ожидания. Для начала погранцы увезли Макса и Рощина куда-то в центр, ставить штамп, и мариновали в пробках часа четыре. Потом еще три часа заняла таможня. Что поделать, Восток. Все ласковые, обходительные, медленные и английского языка не знают. Да и зачем им английский? В грузовом порту достаточно турецкого и международного матерного. Но в данном случае до ругани дело не дошло. В четыре часа пополудни наших путешественников отпустили в город на полностью легальных основаниях. И не взяли ни цента. Просто обычные бюрократические формальности, к тому же, как потом выяснится, выполненные недостаточно аккуратно. С типичным азиатским разгильдяйством. Интересно, на азиатском или европейском берегу все это происходило? Впрочем, там, у Золотого Рога, где когда-то вершилась почти вся всемирная история, Азия с Европой настолько перемешались, что черт ногу сломит.

Настроение у парней было отличное, как и сама погода в городе. Солнце, тепло, это вам не украинский степной ветер с дождем в октябре месяце. Максим сказал, что наконец его отпустила Москва. Рощин слукавил, что она его не особенно-то и держала. В гостинице главным удовольствием для обоих стала горячая ванна. Несколько дней мотопутешествия заставляют ценить простые радости жизни с особой силой…

Вечером надо было отправляться на прогулку к Босфору. Люди на то они и люди, что ценят культурно-исторические памятники. Места озарений и битв. Кого только не видал этот пролив. Византийцев и венецианцев, греков и римлян, жестоких османов и даже русского князя Олега, который куда-то прибивал тут щит. Врата Царьграда, интересно, где они стояли? Правда, в греческих документах об этих славянских подвигах ни слова. Но у всех своя память, об этом мы знаем давно.

Вот и Макс с Рощиным хотели поснимать красоты и памятники на Босфоре. Только одна беда – ехали пять километров три часа. Пешком было бы значительно быстрее. И только потом местные объяснили, что единственный вид транспорта в городе, на котором легко попасть куда-либо в срок, – это кораблик или лодка. Стамбул – ворота моря. Он на такие расстояния раскинулся по своим азиатским и европейским берегам, что по воде и короче, и быстрее. Надо только уметь ориентироваться на местности. Макс и Рощин не умели, поэтому решили закончить осмотр достопримечательностей и с удовольствием отправились в ресторан, есть мясо. Мясо было вкусным. Турки, как все мусульмане, умеют его готовить. Закурили сигары, и тут же разговорились с хозяином заведения. Сигара как повод к общению оказалась беспроигрышным вариантом. Хозяин рассказал все, что знал и мог сформулировать, исходя из своего английского, о Стамбуле, Турции, Европе, женщинах, мужчинах и жизни на земле. Парни отправились спать с самым причудливым набором сведений.


20 октября


Следующее утро, по заранее расписанному плану, было посвящено съемкам фильма. Друзья героически поднялись в шесть часов утра, и это помогло, но ненадолго. В одиннадцать город встал. В районе Большого базара нельзя было пройти даже пешком. Только наше умение ездить по лестницам и тротуарам спасло положение. Отделались достаточно легко – несколько царапин на переднем крыле у Иваныча и уроки мата местным водителям. Но из города надо было валить – сомнений в этом не оставалось.

Во всей этой толчее и давке случилась еще одна забавная история. Какой-то турок продавал коврик ручной работы, во всех отношениях лучший коврик в мире, такого второго нигде не найдете. Ну не коврик просто, а украшение дворца падишаха. И цена такому коврику – 60 баксов. Рощин зацепился с турком языками и обменял коврик на World Trip Total Flame. Ведь это тоже уникальная сигара, совершенно неповторимая, сделанная исключительно вручную, из таких экстра-супертабаков, каких и на земле не существует. Только у Аллаха в раю, где гурии подносят кальян. Так что 60 долларов для нее даже не цена, а просто символический жест, на память. Турок оказался давним поклонником наших сигар, слышал о дедушках и бабушках Рощина и Привезенцева, какие они были великие сигарщики и какие совершили сигарные открытия. Он был совершенно счастлив. Макс чуть не свалился со смеху.

«Вот, – говорил, поглаживая турецкий коврик, – думали начать продажи в России, а начали их в Стамбуле».

Надо сказать, что и турок оказался чрезвычайно доволен приобретением. Он мечтал, как явится вечером в кофейню, возьмет свой кофе, раскурит красавца и расскажет мужикам, как он такую великую сигару выменял на обычный коврик.

В данном случае действовало главное правило восточного базара. Продавец и покупатель расходятся, на редкость довольные сделкой, и каждый думает, что ловко обдурил другого.


21 октября


Неизвестно, кто устал от пробок больше, мы или наши седоки. Но все эти красоты – Святая София, бухта Золотого Рога, где когда-то стояли дворцы византийских императоров, старые улочки с деревянными домами, на которых кипела жизнь, женщины переругивались, а мужчины важно дымили сигаретами, сам воздух пограничья цивилизаций, территории, где Запад становится Востоком, а Восток – Западом, и между ними наведены потрясающие мосты, сами по себе шедевр и памятник, только ХХ века, наконец, ультрасовременные небоскребы и проспекты уже азиатской стороны, и весь 2500-летний город, широко раскинувшийся между двумя мирами, – явно стоили времени и бензина. «Если Одесса – мама, то Константинополь – папа городов», – бросил Макс, когда долгие, почти в полторы сотни километров, окраины растаяли за спиной. «Ты, конечно, прав, но хотелось бы некоторое время объезжать мегаполисы», – выкрикнул в ответ ему Рощин.

Стояло прекрасное утро, и мы двигались в сторону Греции по берегу Мраморного моря. Ослепительной красоты пейзажи и дорога, которая вместо гравия делается из гравийной крошки. Скользко, как на катке перед финалом кубка Стэнли. Но для нас и наших наездников это не составляло проблемы. Дороги будут еще разные и много хуже этой… Через 250 километров уперлись в границу. Было уже около десяти вечера, но ребята все равно надеялись по ночному холодку пройтись 350 километров до Солоников. И тут начались первые пограничные мытарства. Их, по правде говоря, никто и ожидать-то не мог. Турецкие таможенники, исполненные чувства собственной значимости и исполняемого долга, заявили, что в паспортах у Макса и Рощина не хватает какого-то штампа о том, что они заехали в страну на мотоциклах. И за этим штампом надо возвращаться в Стамбул. Невероятный кайф. 250 километров туда и 250 обратно темной и холодной османской ночью. И напрасно Рощин рассказывал страшную историю, как они проходили таможню в Константинополе целых семь часов, и если кто-то почему-то не проштамповал паспорт, то это вина расслабленных турок, а не русских мотоциклистов. И напрасно Макс показывал бумаги о кругосветке и уговаривал найти компромиссное решение. Турки были непреклонны. Грузинские дальнобойщики, стоявшие тут же, рядом, и наблюдавшие всю сцену, объяснили, что штамп этот важнее виз, паспортов и всех путешествий вместе взятых. И тут же потеряли к Максу и Рощину всякий интерес как к безнадежно больным. К тому же в компьютере на въезд нас тоже не было. Как будт