Трудно сказать, как бы сложилась жизнь Потемкина, если бы ему довелось служить в Синоде долгое время, но судьба распорядилась иначе. В 1763 году с Григорием Александровичем приключилось несчастье.
В «Русском биографическом словаре», выпущенном Русским историческим обществом под редакцией А.А. Половцова в 1896–1918 годах, в статье, помещенной в 14-м томе и посвященной Григорию Александровичу, значится: «В 1763 году Потемкин окривел, но не вследствие драки, а от неумелого лечения знахарем. Что же касается отношения князя Григория Орлова к Потемкину, то Императрица в 1774 году сказала Григорию Александровичу: “Нет человека, которого он (Орлов. – Н.Ш.) мне более хвалил и, невидимому мне, более любил и в прежние времена и ныне, до самого приезда, как тебя”».
Граф Александр Николаевич Самойлов, племянник Потемкина, вспоминал, что Григорий Александрович, возвратившись в 1763 году в Петербург из Москвы, где присутствовал при коронации Екатерины II, заболел горячкой. Всегда отличавшийся небрежением к официальным методам лечения, он и в тот раз воспользовался услугами знахаря – некоего Ерофеича, известного в то время изобретателя водочной настойки. Тот обвязал ему голову повязкой со специально приготовленной мазью. Потемкин вскоре почувствовал сильный жар и боль. Стащив повязку, он обнаружил на глазу нарост, который тут же сколупнул булавкой. Не подтверждает Самойлов и то, что Потемкин был обезображен потерей зрения, ибо глаз не вытек и остался цел, хотя и перестал видеть. Разумеется, безжизненный глаз унес некоторую часть красоты, но не настолько, как хотелось бы сплетникам. Самойлов писал: «Тогдашние остроумы сравнивали его (Потемкина. – Н.Ш.) с афинейским Альцибиадом, прославившимся душевными качествами и отличною наружностью».
И все же случившееся потрясло Григория Александровича. Он замкнулся, долгое время не выезжал из дома, не принимал гостей, полностью посвятив себя чтению книг по науке, искусству, военному делу и истории, а также «изучая дома богослужебные обряды по чину архиерейскому». Опять появились мысли о духовной стезе…
Однако заточение нарушил Григорий Орлов, приехавший к Потемкину по поручению государыни. Он чуть ли не силой снял повязку с незрячего глаза и заявил:
– Ну, тезка, а мне сказывали, что ты проказничаешь. Одевайся, государыня приказала привезти тебя к себе.
19 апреля 1765 года Потемкин получил чин поручика, в котором: «исполнял казначейскую должность и надзирал за шитьем мундиров». Надо сказать, что ко всем обязанностям Григорий Александрович относился с присущей ему добросовестностью. В частности, «надзирая за шитьем мундиров» и занимаясь вопросами обмундирования, он настолько глубоко вник в дело, что затем, в период своего управления Военной коллегией, провел полезнейшую для русской армии реформу, избавив военную форму от «неупотребительных излишеств».
О том периоде жизни Григория Александровича А.Н. Фатеев писал: «Можно сказать одно, что его петербургское времяпрепровождение не напоминало того же знати и гвардейской молодежи. Он предался ревностному изучению строевой службы и манежной езды. В этих вещах проявил большую ловкость, чем в великосветских салонах и эрмитажных собраниях… Приглашаемый на малые собрания, состоящие из самых близких Императрице особ, Потемкин не отличался ни изящными манерами, ни ловкостью, подобной той, какую проявлял в конном строю. Как эрмитажный гость, он приводил в конфуз хозяйку. Благодаря геркулесовой силе, ему случалось ломать ручки от кресел, разбивать вазы и пр. Однако ему уже тогда прощалось и сходило с рук, о чем другие не решались подумать. Императрица Екатерина II знала и ценила его службу, не имеющую ничего общего с великосветским гвардейским времяпрепровождением».
Екатерина Алексеевна, в отличие от своих предшественниц на престоле русских царей, ценила, прежде всего, деяния своих подданных, направленные на благо Отечества.
О поисках императрицей способов к улучшению участи народа свидетельствует и созванная ею в 1767 году «Комиссия об уложении». В работе Комиссии, о которой будет подробно рассказано в последующих главах, Потемкин принял активное участие. 19 июня 1766 года он был назначен командиром 9-й роты лейб-гвардии Конного полка, а в 1767 году с двумя ротами этого полка был направлен в Москву для «несения обязанностей по приставской части».
Там же он стал еще и опекуном «татар и других иноверцев», которые сделали его своим депутатом, дабы он отстаивал их права «по той причине, что не довольно знают русский язык».
Уже тогда он начал изучать нравы и обычаи малых народов, их историю, быт, что позже очень помогло ему в деятельности по управлению Новороссией и другими южными губерниями.
Известно, что в тот период Григорий Александрович близко сошелся с автором записок об освобождении крестьян и сочинений по истории России Елагиным. Потемкин поддерживал идею освобождения крестьян. Кстати, рассматривала этот вопрос и Екатерина II. Но надо учитывать время и не забывать, в каком состоянии тогда находилась Россия. Императрице было известно, что идея освобождения крестьян не вызывает энтузиазма среди большинства помещиков. Власть же ее еще была недостаточно укреплена, чтобы можно было идти решительно против крупных землевладельцев. Необходимо также учесть, что многие помещики и заводчики зачастую находились под большим влиянием своих управляющих, почти поголовно иноземцев, прибывших в Россию не для освобождения народа, а для финансового его закабаления ради личной наживы. Эти управляющие доводили эксплуатацию крестьян и заводских рабочих до ужасающих пределов – ведь им надо было и хозяину необходимые средства выделить, и себе во много раз большие в карман положить. За счет чего же это можно сделать? Разумеется, за счет еще большего разорения народа.
«Комиссия об уложении» должна была решить немало серьезных и важных вопросов государственного устройства. Не случайно Екатерина II ввела в ее состав многих своих сподвижников, в числе которых был и Потемкин. Он являлся депутатом от иноверцев и состоял членом подкомиссии духовно-гражданской.
В 1768 году, видя успехи Потемкина на государственном поприще, императрица сделала его камергером и освободила от воинской службы. Но судьба вновь распорядилась по-своему – в том же году началась русско-турецкая война, и, едва заговорили пушки, Потемкин стал проситься в действующую армию.
2 января 1769 года маршал собрания «Комиссии об уложении» А.В. Бибиков объявил: «Господин опекун от иноверцев и член комиссии духовно-гражданской Григорий Потемкин по Высочайшему Ея Императорского Величества соизволению отправляется в армию волонтером».
Приезд Григория Александровича, имевшего небольшой воинский чин и высокий придворный, озадачил командование. Первое время его держали при штабе, не зная, как использовать. И тогда он обратился с личным письмом к императрице, в котором просил сделать его положение более определенным. Касаясь своего личного желания, он писал: «Склонность моя особливо к коннице, которой и подробности я смело утвердить могу, что знаю; впрочем, что касается до военного искусства, больше всего затвердил сие правило, что ревностная служба… и пренебрежение жизнью бывают лучшими способами к получению успехов».
Ответ пришел незамедлительно, и уже в июне 1769 года поручик Потемкин был назначен в корпус генерала А.А. Прозоровского, чтобы делом доказать преданность России, верность государыне, личные мужество и боевое мастерство.
Потемкин не раз отличился в боях с турками летом 1769 года, ему выпала честь открыть кампанию 1770 года блистательной победой при Фокшанах 4 января над неприятельским корпусом, втрое превосходящим его корпус. В этом сражении Потемкин применил новые тактические приемы, которые высоко оценил Румянцев. Отличился Потемкин и в сражениях при Ларге, Рябой Могиле и особенно при Кагуле.
По окончании кампании 1770 года Петр Александрович Румянцев направил в Петербург Потемкина с победной реляцией, причем сделал это не случайно, а следуя далеко идущим планам. В письме, адресованном императрице, он сообщал: «Ваше Величество видеть соизволили, сколько участвовал в действиях своими ревностными подвигами генерал-майор Потемкин. Не зная, что есть быть побуждаемым на дело, он искал от доброй воли своей везде употребляться. Сколько сия причина, столько и другая, что он во всех местах, где мы ведем войну, с примечанием обращался и в состоянии подать объяснения относительно нашего положения и обстоятельств сего края, преклонили меня при настоящем конце кампании отпустить его в Санкт-Петербург».
Да, действительно, Потемкин прекрасно изучил не только характер театра военных действий, но глубоко вник и в политическую обстановку, разобрался в отношениях между турками и татарами, что было для государыни очень важно.
Но Петр Александрович Румянцев думал не только об этих, пусть даже и весьма важных обстоятельствах. От своей сестры Прасковьи Александровны Брюс, которая была близкой подругой императрицы, он знал о сердечных неудачах государыни, знал, что давно уже наметилась трещина в ее отношениях с Орловым, но и новый избранник Васильчиков не удовлетворял всем требованиям, которые она предъявляла к тому, кому вверяла свое сердце.
Румянцев опасался, что желание иметь рядом мужское плечо, на которое можно опереться, императрица может ошибиться в выборе этого плеча, что дурно скажется на государственных делах. И, направляя в Петербург Потемкина, он хотел лишний раз напомнить о нем государыне, ведь не было секретом, что она симпатизировала этому человеку и даже принимала участие в его судьбе.
Многие искали, но не все могли найти ответ на вопрос, отчего вдруг Екатерина Вторая приблизила ко двору еще совсем молодого офицера, так уж особенно в ту пору себя ничем не зарекомендовавшего.
А если это любовь? Но что такое любовь? По словам архимандрита Паисия Величковского, первая добродетель – вера, а вторая добродетель – любовь к Богу и людям. Святой старец писал: «Любовь обнимает и связывает воедино все добродетели. Одною любовью весь закон исполняется, и