Русские государи в любви и супружестве — страница 37 из 72

Все, казалось бы, безмятежно на семейном горизонте. Но чаще возникали ссоры, которыми заканчивались обсуждения государственных дел.

Празднования на время примирили супругов. 8 июля Москва торжественно встретила Петра Александровича Румянцева, блистательного победителя турок, а 10-го числа начались торжества, поразившие своим великолепием даже дипломатический корпус.

На 12 июля были назначены народные гулянья на Ходынском поле, которые затем внезапно отложили на неделю. Поступило сообщение о болезни императрицы. Но что это была за болезнь? Сама государыня поясняла в письмах своим корреспондентам, что причиной якобы были «немытые фрукты». Не скоро исследователи докопались до истины.

В.С. Лопатин так пояснил случившееся: «12 или 13 июля Екатерина подарила своему мужу девочку. Это был пятый ребенок Екатерины. Первым был Павел, второй Анна, затем дети Григория Орлова – сын Алексей (будущий граф Бобринский) и дочь Наталья (будущая графиня Буксгевден). И, наконец, дочь Елизавета, рожденная в законном браке, от горячо любимого мужа.

Елизавета Григорьевна Темкина воспитывалась в семье племянника Потемкина А.Н. Самойлова. Вряд ли она знала, кто ее мать. Темкиной не было и 20 лет, когда ее выдали замуж за генерала И.Х. Калагеорги, грека на русской службе».

Кисть В.Л. Боровиковского запечатлела ее облик. На двух портретах изображена молодая женщина, черты лица которой напоминают отца, а фигура – мать. Что это? Посвящение в тайну? Или талант портретиста, умевшего уловить такие тонкие детали? У Елизаветы Григорьевны было несколько сыновей и дочерей. Потомство ее здравствует и по наше время.

«Мы ссоримся о власти, а не о любви…»

После рождения дочери отношения между супругами, казалось бы, должны были еще более упрочиться. Но этого не произошло. Семья не складывалась. Многие историки и писатели ошибочно именовали Потемкина фаворитом. Фаворитом он не был ни на один час. В феврале 1774 года, по приезде в Петербург, он почти тут же сделался женихом, ибо сразу объявил императрице, что ни на какие отношения, не освещенные церковью, как человек православный, не пойдет. И она дала согласие стать его супругой. А уже в июне он стал законным супругом государыни. Супругом и оставался до последнего дня своей жизни, ибо церковный брак расторгнут не был. Сие обстоятельство наложило отпечаток на его жизнь, не позволив поставить между собою и государыней в качестве супруги какую-то другую женщину.

Как решили свой личный вопрос Потемкин и императрица, известно лишь им самим. Мы можем лишь констатировать случившееся, основываясь на письмах и документах. Вот что пишет B.C. Лопатин: «Кризис в отношениях Екатерины II и Потемкина длился с конца января по конец июля 1776 года. О его фазах можно судить по письмам Императрицы своему мужу и соправителю. Тяжелое впечатление оставляют эти письма при чтении: ссоры, размолвки, взаимные упреки и обвинения – вот их главное содержание. Чтобы понять происходящее, следует напомнить о том, что Екатерина играла отнюдь не декоративную роль в управлении государством. Она знала цену власти и умела пользоваться ею. Слишком часто она видела, как меняются люди под бременем власти. Недаром, заканчивая “Чистосердечную исповедь”, она просила Потемкина не только любить ее, но и говорить правду. Известно изречение Екатерины: “Мешать дело с бездельем”». Современники отмечали ее умение шуткой, непринужденной беседой ослаблять гнет власти и государственных забот. Она любила до самозабвения играть с маленькими детьми, с чужими детьми, потому что своих почти не знала. Признаваясь Потемкину в пороке своего сердца, которое «не хочет быть ни на час охотно без любви», она как бы говорила: жить без любви и взаимной ласки невозможно. Екатерина пыталась сохранить для себя и своего избранника тепло семейного уюта, оградить свой интимный мир от страшной силы государственной необходимости. С Потемкиным это оказалось невозможным. Она сама вовлекла его в большую политику и… потеряла для себя. «Мы ссоримся о власти, а не о любви», – признается Екатерина в одном из писем. Первой она поняла суть этого противоречия, первой почувствовала необходимость отдалиться от Потемкина (как женщине), чтобы сохранить его как друга и соправителя.

А.Н. Фатеев на основании изучения переписки Екатерины Великой и Потемкина сделал вывод: «Перед нами пара, предоставившая друг другу полную свободу в супружеских отношениях. Государственные же отношения сделались еще более скрепленными, и между соправителями образовались самые искренние чувства взаимного уважения и сотрудничества». Потемкин, по его мнению, был по характеру своему плохо приспособлен к семейной жизни. Историк писал: «Арабская поговорка изображает семейного человека львом в клетке, а он всю жизнь оставался пустынным львом на свободе».

Быть может, еще и потому он был одинок, хотя увлечения у него время от времени случались, и увлекался он не только замужними женщинами. Граф Людовик Филипп де Сегюр, бывший посланником при дворе Екатерины Второй в 1785–1789 годах и оставивший записки, повествовал об одном из таких увлечений Потемкина, свидетелем которого он явился. В те годы Григорий Александрович, приезжая в Петербург, часто бывал в доме обер-шталмейстера Л. Нарышкина. Он ухаживал за Марией Нарышкиной, дочерью хозяина дома, и Сегюр видел их обычно сидящими вдвоем, в отдалении от шумной компании.

Императрица, признав право Потемкина на свободу, сумела с уважением отнестись к сильному увлечению князя и даже посылала в своих письмах поклоны этому предмету увлечения. Женщина умная и дальновидная, Императрица, видимо, поняла, что даже ей не удержать в клетке «пустынного Льва», от которого нельзя требовать того же, что от прочих избранников. Недаром П.В. Чичагов писал, что у «Екатерины был гений, чтобы царствовать, и слишком много воображения, чтобы быть не чувствительною в любви».

Они умели любить. Но обстоятельства государственного вида не дали им быть вместе. Они не знали подлинного семейного счастья, утратив возможность иметь его ради общего блага, блага России. Да, они умели любить, и об этом говорят сохранившиеся письма. Вот как писал Потемкин действительно горячо любимой им женщине. Нам бы поучиться такому слогу и такому душевному жару: «Жизнь моя, душа общая со мною! Как мне изъяснить словами мою любовь к тебе, когда меня влечет к тебе непонятная сила, и потому я заключаю, что наши души с тобою сродные. Нет ни минуты, моя небесная красота, чтобы ты выходила у меня из памяти! Утеха моя и сокровище мое бесценное, – ты дар Божий для меня. Из твоих прелестей неописанных состоит мой экстазис, в котором я вижу тебя перед собою. Ты мой цвет, украшающий род человеческий, прекрасное творение. О, если бы я мог изобразить чувства души моей к тебе!»

Или вот такие слова: «Рассматривая тебя, я нашел в тебе ангела, изображающего мою душу. Тайную силу, некоторую сродную склонность, что симпатией называют»… «Нельзя найти порока ни в одной черте твоего лица. Ежели есть недостаток, то только одно, что нельзя тебя видеть так часто, или лучше сказать, непрерывно, сколько есть желание».

В эти два года Потемкин прошел огромную школу государственного управления и из отважного, опытного, талантливого боевого генерала превратился в государственного деятеля широкого масштаба, в администратора и дипломата, в полководца и военачальника. Во время Русско-турецкой войны 1787–1791 годов он умело управлял небывалой по тому времени группировкой войск.

Императрица была не только мудрой правительницей, но и умелой воспитательницей, довольно успешно выковывавшей себе достойных помощников. Вспомним, как объяснила она одно из первых назначений Потемкина в Синод – «дабы навыкал быть способным к должности». Теперь же она стремилась, чтобы он навыкал быть способным к государственному управлению. И добилась желаемого.

Да, императрица, так же как и Потемкин, умела любить. Но нет обоснованных данных о том, что она часто пользовалась своим правом выбора. В «Чистосердечной исповеди» она рассказала Потемкину о своей прежней жизни, рассказала, почему рядом с нею оказались и Сергей Салтыков, и Станислав Понятовский, и Григорий Орлов, и Александр Васильчиков. Можно ли строго судить за то молодую женщину, причем женщину красивую, которая лишена была счастья семейной жизни, а вместо мужа имела некое чучело, до великовозрастного состояния игравшее в солдатиков и истязавшее животных?

Нельзя подходить с предубеждением и к тому, что было после прекращения интимных отношений с Потемкиным, поскольку это вообще никем, кроме сплетников, не утверждается. Доказательно лишь то, что один Потемкин оставался ее супругом, ее другом и соправителем.

Что касается ее генерал-адъютантов, сплетниками записанных в фавориты, то она говорила: «Приближая к себе молодых людей, я приношу пользу государству, воспитывая из них государственных деятелей».

Потемкина она воспитала. Быть может, надеялась воспитать и еще кого-то. Но так и не нашла. Поскольку супружеский союз Екатерины и Потемкина не был расторгнут церковью, Потемкин так и остался одинок.

Известно ведь, что культура мужчины определяется его отношением к женщине. Потемкин был в любви столь же необыкновенно благороден, столь величествен, как и в других своих делах. Потемкин, в отличие от Григория Орлова, позволявшего в период близости к императрице вольности и даже бестактность, вел себя по отношению к ней исключительно корректно, с достоинством и тактом, никогда и ничем не подчеркивая своего особого положения. Правда, не допуская и столь модного в то время низкопоклонства. Известно, что он говорил о себе: «Я лесть и фальшь презираю всегда!»

Судьба вознесла Потемкина на необыкновенную высоту, близость к императрице позволила раскрыться всем его недюжинным возможностям и способностям в государственном и военном управлении страной, выдвинула в ряд первых государственных деятелей России. Он, несомненно, был окружен вниманием, имел огромное количество поклонниц. А тут рядом законная супруга, которая на десять с половиной лет старше, причем супруга, требующая беспредельной супружеской верности. Безусловно, это начинало понемногу тяготить Потемкина, окруженного вниманием молодых и красивых особ, настойчиво за ним ухаживавших.