Нет фактов, свидетельствующих о том, что он допускал супружескую неверность, но есть записки императрицы, в которых сквозят и боль и горечь по поводу некоторого невнимания избранника. «Лишь только что легла и люди вышли, то паки встала, оделась и пошла… к дверям, чтоб вас дождаться, где в сквозном ветре простояла два часа, и не прежде так уже до одиннадцатого часа выходе я пошла с печали лечь в постели, где по милости вашей пятое ночь проводила без сна». А вот еще одна записка императрицы: «Нет уж, и в девять часов тебя не можно застать спящего, я приходила, а у тебя, сударушка, люди ходят и кашляют и чистят, а приходила я затем, чтобы тебе сказать, что я тебя люблю чрезвычайно». В следующем письме Екатерина признавалась: «Сто лет как я тебя не видала, как хочешь, но очисти горницу, как приеду из комедии, чтоб прийти могла, а то день несносен будет, и так весь грустен проходил… Одного я тебя люблю…»
Нельзя не согласиться с мнением адмирала Чичагова о том, что у «Екатерины был гений, чтобы царствовать, и слишком много воображения, чтобы быть нечувствительною в любви». Императрица говорила, что в делах любви сердцу приказать нельзя.
Определяя свое отношение к супруге Григория Александровича Потемкина, к Российской Государыне Екатерине II, стоит вспомнить правило, о котором в свое время писал П.В. Чичагов: «Кто умеет вознести свою страну на высоту могущества и славы, тот не может подлежать легкой критике и еще того менее подвергаться личной ответственности. То же можно сказать и об Императрице Екатерине. Она возвысила свой народ до той степени, до которой он только был способен быть вознесенным. Она одна, из всех Российских Государей, умела усвоить политику дальновидную и поддерживала ее во все продолжение своего царствования. Она победоносно боролась со всем, что противилось ее движению вперед; с малочисленными войсками побеждала армии бесчисленные; и с самыми малыми средствами достигала величайших последствий. Эту тайну Она унесла с собою в могилу».
«Чистая женщина»
Видный исследователь екатерининской эпохи, наш современник Вячеслав Сергеевич Лопатин в сопроводительной статье к подготовленному им фундаментальному изданию «Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка 1769–1791», выпущенному Издательством «Наука» в 1797 году, справедливо указал:
«О Екатерине Великой написаны десятки книг, сотни статей. Императрица стала героиней многочисленных романов, пьес, фильмов, причем почти весь ХХ век Северной Семирамидой (так называли Екатерину еще при жизни) интересовались во Франции, в Англии, в Германии, в Соединенных Штатах Америки, но только не на ее Родине, где она фактически была “персоной нон грата”. Не случайно авторами последних по времени биографий Екатерины II стали зарубежные историки: член Французской Академии Анри Труайа (эмигрант из России, представитель некогда знаменитой московской династии богачей и меценатов); английская исследовательница Изабель де Мадариага, отдавшая изучению жизни и деятельности Российской Императрицы многие годы; молодой американский ученый Дж. Т. Александер».
Здесь можно с сожалением добавить, что в годы перестройки были выплеснуты некоторыми недобросовестными издателями недостойные, мягко говоря, книжки типа «Любовники Екатерины», «Департамент фаворитов». Авторы их весьма сомнительны: некая М. Евгеньева и т. д. Тиражировался, конечно, «фундаментальный» полный юродства опус известного русофоба и очернителя русской истории Валишевского, совершенно незнакомого с русской историей, русским языком и не имевшего даже малейшего понятия о морали и нравственности. Впрочем, здесь еще можно понять причину – Валишевский, как всякий поляк, люто ненавидел все русское. Да и вообще к западным «исследователям» объективно и точно применимы слова Александра Сергеевича Пушкина: «Европа по отношению к России всегда была столь же невежественна, сколь неблагодарна».
А между тем совершенно забыты отечественные источники того времени. К примеру, почетный член Императорского Виленского университета Павел Сумароков в книге «Обозрение царствования и свойств Екатерины Великой», вышедшей в Санкт-Петербурге в 1832 году, писал: «От глубокой древности считают только 25 Великих Государей; но и в этом ограниченном количестве не все достойны сего лестного наименования…» Далее он перечисляет Александра Македонского, Тита Ливия, Людовика XIV, касается их достоинств, не избегая перечисления недостатков, и обращается к оценке императрицы Екатерины Великой: «После сих, превознесенных писателями царей, какую же степень в храме бессмертия определим Екатерине? Душа ее чиста, высокие качества не вмещают в себе ни жестокости, ни злобы, сердце исполнено нежных чувств. Победы ее знамениты, прочны; она не просила мира, а предписывала и обогатила государство. Благотворительность ее заключалась не в словах, но являлась в опытах. Всегда милосердна, снисходительна к слабостям, даже преступлениям; всегда любезна, обвораживающа в домашнем кругу, и страшна только своим врагам. Была матерью подданных, другом человечества; Европа нарекла ее великою, премудрою».
Но как же быть с тем потоком грязной литературы, выплеснувшейся вместе с другими помоями перестройка на книжные развалы? В отношении их по сей день актуально то, что писал в XIX веке адмирал Павел Васильевич Чичагов, современник императрицы и сын знаменитого екатерининского адмирала Василия Яковлевича Чичагова: «Тому, кто видел вблизи приснопамятное царствование этой Великой Государыни, невозможно без глубокого негодования слышать все клеветы, которые о ней распускают. Это чувство еще усиливается при виде того, что прибылью от своего злословия спекулируют не только презренные памфлетисты и пасквилянты обоего пола, но что писатели серьезные, мнимые добросовестные философы, повторяют с преувеличениями те же бредни, чтобы щегольнуть своим красноречием, будучи, без сомнения, обмануты сочинениями первых или не умея почерпнуть сведения из лучших источников. Впрочем, политические заблуждения, оскорбления и клеветы ничего не доказывают».
К счастью, кроме низких клеветников, есть на свете люди достойные, честные. И у Екатерины Великой были не одни лишь хулители. Казалось бы, если уж некоторые, с позволения сказать, историки не чураются грязных сплетен об истопниках и прочей чепухи, то что уж делать женщинам, зависть которых к императрице была хоть, конечно, и не оправдана, то, по крайней мере, более объяснима. Но именно женщина, Русская Женщина, возвысила свой голос в защиту Екатерины Великой, да не где-то, а в Западной Европе, давно уже потерявшей всякую совесть. И было это в 30-е годы ХХ века, когда западноевропейские особи, забывшие, что мужчины должны несколько отличаться от сплетниц «хуже старой бабы», с яростью набросились на ненавистный им образ императрицы России. Особенно старались Бернард Шоу и Альфред Савуар, которые, по словам Анны Кашиной, «буквально упивались в изображении сладострастия Императрицы Екатерины Великой».
Жена известного русского театрального режиссера Н.Н. Евреинова, Анна Кашина-Евреинова, находившаяся в эмиграции в Париже, получила заказ на перевод с комментариями в то время еще неопубликованной переписки Екатерины Великой и Г.А. Потемкина. Во Францию их привез французский издатель и журналист Жорж Удар. Он побывал в Советской России и каким-то образом сумел заполучить эти письма. Вряд ли он знал, что таят они на самом деле. Не ведала о том и Анна Кашина. Она призналась в своих воспоминаниях, что долго сомневалась, браться ли за работу, поскольку опасалась потока пошлости и скабрезности, наивно веря тому, что вымучивали на потребу дня Шоу, Савуар и прочие. Она так и говорила, что опасалась «потоков сладострастия, которые будут хлестать из каждой строчки».
Но эмигрантам первой волны жилось на Западе нелегко. Пришлось и Анне Кашиной согласиться с предложением издателя ради заработка. И вот что написала женщина, еще недавно думавшая об императрице, по крайней мере, с некоторым презрением. «Я принесла письма домой, – вспоминала впоследствии Анна Кашина-Евреинова, – и, набравшись «ратного духа», засела их читать. Прочла, не отрываясь, всю объемистую пачку, и только окончив последнее письмо, я глубоко вздохнула и подумала: “И может же обывательская легенда и хлестко фривольные анекдоты до такой степени опоганить образ прелестной женщины, написавшей такие прелестные письма”. Екатерина показалась мне до такой степени привлекательной, человечной, обаятельной и такой “чистой женщиной”, несмотря на свои 44 года, – возраст, в котором она писала свои письма Потемкину, – что мне, естественно, захотелось узнать, что представляла ее жизнь до этого возраста. Труд по изучению ее предшествующей жизни занял немало времени, но зато доставил и много радости. Да разве есть большая радость, как реабилитировать невинно оклеветанную. Да еще женщину. Да еще такую прелестную женщину. Да еще Русскую Императрицу!»
Опубликовавший эти воспоминания Анны Кашиной Вячеслав Сергеевич Лопатин, заключает: «Так писала на чужбине русская женщина, потрясенная любовными письмами другой женщины, жившей полтора века назад». К чести французского журналиста Ж. Удара, он опубликовал эти письма, а в 1934 году они даже вышли отдельной книгой в парижском издательстве Калмана Леви. Слава богу, и на Западе кто-то отличался от Бернарда Шоу, да от некоторых наших историков сладострастия.
Даже английский историк доктор Гентш сказал об императрице: «Она была истинной женщиной, живым образчиком женственности».
В комментариях, сделанных Анной Кашиной, Потемкин – не любовник, не фаворит, а горячо любимый супруг, соединяя свою жизнь с которым, Екатерина «впервые узнала, что значит любить по-настоящему». Анна Кашина с убеждением писала, что «любовь к нему заполняет ее (Екатерины) жизнь», что императрица понимает: «уже никогда больше она не полюбит так, как она любит сумасшедшего, но гениального Потемкина», и заключает: «При желании дать какое-то определение любви Екатерины к Потемкину, я бы сказала: суеверная любовь…» Любовь, которую императрица пронесла через всю свою жизнь! И более чем недостоверными, мягко говоря, выглядят все размышления над ее фаворитизмом, разглагольствования о ее якобы имевших место связях с молодыми людьми, которые ей го