рактером; при внимательном наблюдении в выражении ее лица заметна некоторая меланхолия… Общественная жизнь Императрицы так же проста… Чтение, прогулки и занятия искусствами наполняют ее досуг».
Может показаться странным, что данное повествование начато со столь нарочитого панегирика. Смею заверить читателей, что это не случайно. На последующих страницах будет отображено все, что так славно начиналось и так странно продолжилось. О завершении же данной любовной коллизии поговорим в конце повествования – это тоже оказалось неожиданным. И сам император, известный нам под именем Александра Первого, будет казаться совершенно иным человеком, и его отношение к своей обожаемой в минувшие годы до вступления на престол супруге окажется, по меньшей мере, удивительным и непонятным.
Ни для кого не секрет, что многие государи России грешили тем, что имели любовниц, но столь открыто и уничижительно для своей второй половинки, как это делал тот, кого мы знаем под именем Александра Первого, не делал ни один из великих князей, царей и императоров России за всю историю. Исключение составляет только Петр Первый – но это случай совершенно особый, можно сказать, клинический случай. Сослать жену, создать ей невыносимые условия в ссылке и следить, чтобы ей было как можно хуже, мог только «царь-плотник». Ну и, конечно, мечтал вдоволь поиздеваться над Екатериной Алексеевной Петр Третий, да вот ему этого сделать не позволили. Слетел с престола и отправился туда, куда мечтал отправить Екатерину Алексеевну вместе с ее, но вовсе не со своим, сыном Павлом, уж если правде смотреть в глаза, не Петровичем, а Сергеевичем. Теперь-то всем известно, что именно граф камергер Сергей Салтыков являлся отцом Павла Петровича. Даже в показанном в конце прошлого года фильме об этом сказано совершенно определенно и точно. То есть то, о чем долгое время кричали и «Записки…» и «Чистосердечная исповедь» самой императрицы, наконец стало достоянием читателей и зрителей и принято обществом за истину. До этого момента за истину принимались сплетни и досужие вымыслы отвратительных клеветников всех мастей.
Но вернемся к главным героям повествования – к императору, известному нам под именем Александра Первого, и императрице Елизавете Алексеевне.
«Я пел на троне добродетель…»
Клеветническими домыслами обрастали все эпохи Русской истории. Не исключение и начало XIX века. Сочиняя небылицы о том времени, придумали даже, что император Николай Первый влачился за супругой Александра Сергеевича Пушкина, а Пушкин, в свою очередь, за его супругой. И никого не смущало, что доказательства влюбленности поэта в императрицу идут вразрез с правдой, да и вообще со здравым смыслом. А между тем Пушкин был действительно горячо и безнадежно влюблен, да вот только совсем не в ту императрицу… Он был юношей очарован Елизаветой Алексеевной, причем не он один – многие его однокашники по лицею разделяли чувства восторженности и влюбленности.
Вот одно из посвящений тогда еще совсем юного поэта:
На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден Царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Касталийский ток шумел,
Я, вдохновленный Аполлоном,
Елизавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветливой красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо Русского Народа.
«Эхо Русского Народа»! Так сказано не случайно. Восхищение императрицей было всеобщим. Сколько легенд осталось на века о ее жизни и особенно о жизни после того, что произошло в Таганроге в 1825 году. Впрочем, об этих легендах пока говорить не время. Сначала надо пройти вместе с теми, о ком Протасов писал, что они друг для друга созданы.
«Мое зло двойное…»
Итак, великокняжеская чета ожидала решения своей судьбы. А на другом конце планеты происходили события, которым суждено было повлиять на ход российской истории.
Симеон Афанасьевич Великий выжил, чуть-чуть подлечился и решил добираться в Россию. Геннадий Станиславович Гриневич повествует:
«В ту пору Алеутские острова, Аляска и западное побережье Северной Америки от мыса Барроу на север и на юг, вплоть до Калифорнии, были владениями Российской Империи. Фактории и небольшие поселения русских, обслуживающих богатые пушные промыслы, особенно “морского бобра”, были не такими уж редкими в этих краях. В одном из поселений Симеон встретил молодого миссионера отца Иннокентия и с ним добрался до острова Кадьяка, который на протяжении многих лет был центром Русской Америки».
Я не случайно привожу подробные цитаты из книги Гриневича, касающиеся Русской Америки. Тот, кого мы привыкли считать императором Александром Первым, поступил с этими краями, мягко говоря, преступно – впрочем, об этом дальше.
А в ту давнюю пору ему еще предстояло добраться до России. Гриневич сообщает, что «путь из Русской Америки в Россию к тому времени был проторен русскими купцами и промышленниками».
Удалось добраться до Петропавловска. Там отец Иннокентий «снабдил Симеона деньгами, рекомендательными письмами в Иркутскую и красноярские Эпархии и устроил на судно, идущее на материк, в Охотск». Поведал обо всем этом Гриневич не случайно. В последующем Отец Иннокентий стал епископом Камчатским и приезжал к Сиьирскому старцу Феодору Козьмичу, когда тот находился под Томском, причем приезжал за 7 тысяч верст!
Знаковые встречи, судя по рассказу Гриневича, произошли у Симеона и в Иркутске, и в Красноярске. Принимавшие его тогда церковные деятели многие годы спустя встречались со старцем Феодором Козьмичом, когда иркутский иерей Афанасий и красноярский отец Петр стали епископами. Причем если отец Афанасий навестил лишь однажды, то отец Петр приезжал по два-три раза в год.
Г.С. Гриневич сообщает, что летом 1796 года была устроена встреча императора Павла Первого с его внебрачным сыном Симеоном. Подробности встречи не известны, но, тем не менее, темными силами были уже разработаны наметки клеветы, которую собирались обрушить на Павла Первого. Слухи о том, что императрица хочет лишить престолонаследия Павла Петровича и передать права своему внуку, Александру Павловичу, преумножались особенно активно, раздражая наследника. Никто не видел манифеста, якобы подготовленного императрицей. Правда, известен такой факт. В день смерти государыни Павел Петрович и Безбородко разбирали бумаги в ее кабинете. На глаза попался пакет с надписью, сделанной рукою Екатерины Великой: «Вскрыть после моей смерти!» Павел взял пакет в руки и растерянно посмотрел на Безбородко, который молча указал ему глазами на камин. Так закончили свое существование какие-то документы, содержание которых могло быть известно канцлеру и который посчитал, что обнародованию они подлежать не должны.
Будущие убийцы Павла Первого вынашивали свой замысел уже в ту пору, и главными из заговорщиков были братья Зубовы Николай и Платон, фон дер Пален и Панин. Они-то, скорее всего, и убили великого князя Александра Павловича. Очевидно, у них были основания полагать, что тот не станет ни их сообщником, ни исполнителем их воли. Не удивительно, ведь Александр Павлович был воспитан Великой Екатериной. А как воспитаны внуки государыни, можно понять хотя бы по тому, каким вырос Константин Павлович! Достаточно вспомнить его участие в Итальянском и Швейцарском походах Александра Васильевича Суворова и знаменитом переход через Альпы, где все – от генерала до солдата – были на линии огня.
Итак, Александр Павлович был устранен, причем если и не при участии, то, во всяком случае, не без ведома Симеона Великого. На это указывает фраза Феодора Козьмича: «Мое зло двойное». То есть, по мнению Гриневича, сибирский старец признал, что повинен и в гибели Александра Павловича, и в гибели Павла Петровича. Одновременно убийцы преследовали цель бросить тень на Павла Петровича, который якобы избавился от конкурента на престол. Он же не мог сделать этого, ибо был нелицемерно верующим, искренне набожным, человеком большой, светлой души.
Заговорщики, свершив злодеяние, поместили в Санкт-Петербургских газетах сообщение, что в водах Кронштадтского залива обнаружено тело лейтенанта флота Симеона Великого. Это сообщение свидетельствует о том, что ставка окончательно была сделана на Симеона, который теперь стал Александром.
Но как могли не заметить подмену родные и близкие? Здесь тоже есть объяснение. Тайна рождения Павла Петровича не была скрыта за семью печатями. Он ведь сын Сергея Васильевича Салтыкова. Екатерина Великая вступила на престол в результате переворота и ее, в свое время, без всяких на то оснований объявили убийцей законного императора Петра Третьего, хотя к гибели его она никоем образом не причастна.
Теперь же нарастал скандальный династический кризис. Конечно, подмена не могла пройти незамеченной. Просто на нее вынужденно закрыли глаза. Иного выхода не было. Александр Павлович мертв, и его не воскресишь. Симеон похож на него так, что, кроме близких родственников, никто не замечал подмены. К тому же он вовсе не убийца, а несчастный человек, которого, скорее всего, сумели втянуть в соучастие опытные интриганы и преступники. Екатерина Великая не ведала о подмене, ибо известно, что со своим внуком она не встречалась с июня 1796 года. Она бы, конечно, сразу заметила, что пред ней не любимый внук Александр Павлович, а пусть тоже внук, но внебрачный сын Павла.
Известно также, что Павел Петрович, хоть и не был виновен в смерти сына, доказать свою полную непричастность к ней мог вряд ли. Тем и объясняется его поведение в последние месяцы жизни матери. Жил он уединенно. Все время чего-то ждал и чего-то опасался.
Когда случился удар и стало ясно, что императрица при смерти, к Павлу послали курьера, увидев которого, он сказал странную, на первый взгляд, фразу: «Мы пропали!» Видимо, он ждал возмездия за то, что не уберег Александра, а может быть, даже считал, что его вот-вот обвинят в убийстве. Но пришло сообщение о том, что Императрица покидает сей мир.