ХУДОЖНИК И ЕГО ПОРТРЕТ
Художник — он обычно бедный, даже нищий. И пьяница вдобавок, а то и наркоман. И шизофреник. И зачастую даже педераст. Но ему все прощают, потому что он гений. А вот если он гений, но при этом водки не пьет, наркотой не балуется и с мальчиками не спит, то в это трудно поверить. Но иногда и такое бывает.
Вот, например, жил на свете один художник. Гений или нет — не знаю, как-то в живописи не сильно разбираюсь. Но все говорили, что гений. Поэтому бедным он не был, а был богатым, и водки не пил, а только тонкие вина, и на мальчиков не заглядывался, а наоборот, женился. На самой красивой девушке в мире. Тут бы им и жить-поживать, но, видать, Бог позавидовал. И года вместе не прожили, как война началась. Большая-пребольшая.
А художник наш, вдобавок, был еще и патриотом. И сразу в добровольцы записался. А перед тем как на войну уйти, свой портрет нарисовал. И молодой жене на память оставил. Чтобы, значит, помнила она, какой он есть — молодой, сильный, гордый и навеки в нее влюбленный. А потом мундир надел, портупеей перепоясался, жену поцеловал и ушел воевать.
А жена его каждый день вспоминала и с портретом разговаривала. Вначале просто так разговаривала, а потом тосковать начала: как ни взглянет на портрет, так и расплачется. И вот однажды портрет не выдержал: вышел из рамы и обнял ее за плечи. Не плачь, говорит, я с тобой. И пока я здесь, все будет как надо.
Она, конечно, сперва испугалась. Думала, крыша едет. А потом как-то привыкла. Тем более, что портрет-то получше живого художника оказался. Он и нежный, и ласковый, и по друзьям не бегает, и на девчонок не заглядывается, и всегда о ней позаботится, и все для нее сделает. А надоест — так отвернешь лицом к стене, он и не обидится. А потом, как деньги кончились, портрет картины писать начал. И шли они, по-прежнему, нарасхват, так что краска просохнуть не успевала. Потому что не было на тех картинах войны, а была лишь любовь и нежность. И покой бесконечный: взглянешь — и сразу забудешь, что где-то идут бои, в окопах воды по колено, и трупный смрад, и вши, и грязь, и снайперы, и вечный страх, и злоба на всех, а более всего на себя самого. А тут еще доходят слухи, что жена твоя тебе неверна, и письма от нее все холоднее и все реже. И вся война теряет свой смысл, а в голове лишь одна мысль — домой! домой! Но отпуска нет на войне.
И вот наш художник без вести пропал. Куда он делся — гадать не стали: то ли взрывом разнесло, то ли танком размазало, то ли гады немцы на куски порубили. Известное дело: война без мертвых не бывает. А он, между тем, и не мертвый вовсе — он домой отправился. Конечно, не в мундире и без портупеи, но пистолет с собою прихватил. На всякий случай.
Шел он днем по лесам, ночью по дорогам, ехал в товарных вагонах, все патрули обходил за версту и добрался наконец до родного дома. Было раннее-раннее утро, и все еще спали. Он никого будить не стал, а просто дверь открыл и в дом вошел.
Смотрит — а там все как было, и даже еще лучше! Как будто и не было войны. Зашел в свою мастерскую — а там картина свежая стоит, как будто он только что ее написал. Поднимется к жене в спальню и вдруг слышит из-за спины: Стой! Стрелять буду!
Художник тут же руку в карман, но сзади щелкает предохранитель, и тот же голос приказывает: Оружие на середину комнаты! Тут художник и говорит: а если нет, тогда что? Застрелишь меня, что ли? Ну, стреляй. И спокойно поворачивается лицом к стволу.
Тут он видит молодого человека, до жути похожего на него самого, и еще успевает обрадоваться, что вкус у нее ничуть не изменился. А молодой человек, бледный как смерть, стреляет в упор. Шесть раз подряд.
Тут из спальни выбегает жена художника, видит смерть на полу, видит кровь на стене, видит теплый пистолет и начинает жутко кричать. Потом приезжает полиция и осматривает труп вооруженного грабителя, которого застрелила смелая хозяйка дома. История попадает в газеты, все друзья поражены и восхищены, и жена художника описывает этот случай в очередном письме на фронт. О портрете — ни слова: все равно никто не поверит, да и ей самой как-то не очень верится. Через три дня с фронта приходит извещение, а еще через месяц она уезжает за границу. Багаж ее невелик, но все необходимое, как всегда, при ней.
ПРО ТРЕХ АСТРОЛОГОВ
Жили-были три астролога. Они всё очень точно предсказывали, а им никто не верил. А они были серьезные люди и очень на эту беду обижались. Один астролог авиакатастрофы предсказывал. Вроде бы, полезное дело и нужное: каждому надо знать, когда его самолет упадет. И вот он предсказывает, а его никто не слушает. А самолеты все падают и падают. А его все равно никто не слушает. Ну, он с горя запил, бороду отрастил, в Америку уехал, оттуда на Таити перебрался, огород завел, женился, кучу детей настругал, а астрологию совсем забросил. Какая, говорит, от нее польза, все равно никто не верит.
Другой астролог землетрясения предсказывать научился. Вот, думал, послужу человечеству, предупрежу его о грозящей опасности. Статейки всякие в газетах печатал, афишки расклеивал, начальникам разным звонил, под конец даже сайт себе завел в Интернете — и все без толку. Никто его не слышит, никто не замечает, никто не уважает, и доверия к нему никакого. Хотя трясет всегда именно там, где он сказал, и разрушения бывают весьма конкретные. Но никому это знать не интересно, и вот он тоже постепенно от дел отошел, квартиру продал и уехал на Таити, свой век доживать. Потому что старый уже был, и понял, что вся жизнь его прошла напрасно.
А третий астролог пожары и взрывы предсказывал. Но только он жадный был. Он считал: если я такой умный, я должен быть богатый. Ну, и трубил повсюду: заходите, покупайте мои прогнозы, делайте выводы, принимайте меры. А покупателей все нет и нет.
Тогда он думает: ну, погодите! Не хотите платить, так я вас заставлю. И берет, значит, полную сводку своих прогнозов, заучивает ее наизусть на три года вперед, а потом начинает бомбить министерство безопасности таками вот депешами:
"Уважаемые господа, нашей террористической организации позарез нужно пятнадцать миллионов долларов США. Где вы их достанете, нас не интересует. Если же вы их через неделю не достанете, мы взорвем один дом в таком-то городе, чисто для примера. А в перспективе мы можем взорвать и поджечь еще кучу домов в разных городах нашей большой страны. Так что думайте, откуда деньги взять".
В назначенное время в назначенном месте дом взрывается, а реакции никакой. То есть, реакция есть, но совсем уж напрочь извращенная. Все кричат: "Чеченцы! Чеченцы!", и даже войну с ними затеяли. Тогда он посылает второе письмо, а вскоре и второй дом взрывается. Тут уже начинается чепуха конкретная, народ перепуган, менты звереют, чеченцы бедные в один голос вопят: "Это не мы!" — но военным по фигу, им бы лишь бы отбомбиться, а там хоть трава не расти. На третье и четвертое письмо тоже ни ответа, ни привета, а после пятого приезжают к астрологу люди в камуфляже, больно бьют дубинками и увозят в свою контору.
Но у него-то все козыри на руках! Он говорит: мальчики, ей-Богу, какие вы всё-таки неосторожные. Вот вы меня побили, а за это мои люди сожгут три офиса вашей конторы — на Камчатке, на Сахалине и в Саратове. А если вы, не дай Бог, еще чего со мной сделаете, то от вашей конторы камня на камне не останется. Организация-то у меня небольшая, но очень мобильная, и связь мы поддерживаем телепатическим способом. Поэтому лучше думайте, где бабки достать.
Ну, его еще раз побили, но уже не сильно. А тут в назначенный срок три конторских офиса в разных городах — прямо как свечечки! И всё так аккуратно сделано — с понтом, неисправность электропроводки. Тут уж менты понимают, что имеют дело с сильным и опасным врагом, который в натуре всю их контору разорить может. И начинают задумываться, где же денег взять. Но правительство денег не дает. Правительство говорит, что этот террорист на самом деле аферист, решивший извлечь выгоду из сложной политической ситуации. И если его попросту придушить подушкой, то никой беды от этого не будет.
Менты уж не решаются, однако. Тогда астролог вдвое повышает свою ставку и обращается непосредственно к правительству. Он говорит, что вполне может взорвать ядерную электростанцию, но делать этого пока не будет. А вот если правительство будет жадничать и вредничать, то он спалит несколько дач и квартир у самых высокопоставленных членов. Чтобы, значит, они не жадничали и не вредничали.
В ответ на этот наглеж менты поднатуживаются и вылавливают сразу всю его террористическую организацию, небольшую, но очень мобильную. А он говорит: отпустите этих несчастных, они ни в чем не виноваты. Моя-то организация до сих пор на свободе, и вы это скоро поймете. Ждите пожаров там-то и там-то. Естественно, в назначенный день пожары происходят везде, где он сказал, и даже там, где он не сказал. Вдобавок ко всему, у одного из очень важных членов дотла сгорает дача вместе со всей херней, которая там находилась. А находилось там, ни много ни мало, его жена и двое детей.
Тут член встает на дыбы и кричит: дайте мне этого террориста, я его своими руками задушу. А другие члены ему говорят: Славик, успокойся, у нас тоже жены и дети есть. И мы лучше сбросимся по мильончику, тем более что он не так много и просит. Славик тут как начал кричать: вы все поцЫ, уроды, мудаки ссыкливые, я его все равно достану, он у меня живым не уйдет! Кричал он так, кричал, а на другой день на мине подорвался и кричать перестал.
И вот, все члены правительства в натуре скинулись по мильончику, посадили жадного астролога на самолет и отправили в далекую страну. Пожары-то, ясен пень, и после этого происходили, и взрывы тоже, и даже ядерная электростанция как-то раз взорвалась, но это уже было как бы в порядке вещей, потому что страна же ведь большая, а порядку в ней нет, и каждый день что-то горит или взрывается, а если везде виноватых искать, то полстраны расстрелять можно.
А жадный астролог сделал себе пластическую операцию, сменил Ф.И.О. и поселился на тихом острове Таити, рядом со всеми остальными астрологами. И вот сидят они как-то на бережочке и смотрят на небо. А по небу звезда идет с Востока на Запад, большая-пребольшая. И тут они сразу смекнули, что это значит, хоть и не по их специальности это было. Пойдем, говорят, на Запад, понесем Ему подарки, пусть Он нас благословит. И побрели они по морю аки по суху, и дошли, куда шли, и благословение получили, и навеки прославились. Дай, Боже, и нам того же.
ДЕВОЧКА И ПРИЗРАКИ
Однажды два призрака круто заспорили. Про маленьких девочек. Типа, есть они на самом деле, или нету их на самом деле. И вот идут, а там маленькая девочка. Они ее спрашивают: девочка, девочка, а ты на самом деле есть? А девочка говорит: конечно, есть. А тогда призраки спрашивают: а чем докажешь? Девочка задумалась и говорит: сейчас пойду у мамы спрошу.
И вот приходит она к маме и спрашивает: мама, а я на самом деле есть? Мама говорит: конечно, есть, доченька. А доченька ее тогда спрашивает: а чем докажешь? Мама сразу как возмутилась: вот еще! Зачем это нужно доказывать? А девочка говорит: нужно, мама! А то иначе призраки не верят, что я на самом деле есть.
Маму сразу аж передернуло: какие, мол, такие призраки? А девочка говорит: ну, такие. Один на слона похожий, второй на бегемота. И спрашивают: а чем докажешь, что ты на самом деле есть?
Мама говорит: ну, доченька, я не знаю. Это надо у дяди доктора спросить, он тебе все объяснит. И повела ребенка к психиатру. А тот всю историю выслушал и говорит: ну, конечно, Машенька. Конечно, ты на самом деле есть, а вот призраков на самом деле нет. А девочка говорит: нет, есть. Их даже по телевизору показывают. А психиатр: ну, мало ли что по телевизору показывают. Там, на самом деле, много такого показывают, чего на самом деле нет и что ребенку смотреть вредно — да, дорогая мамаша! Вредно вашей девочке телевизор смотреть, оттого-то ей и призраки мерещатся, и вопросы глупые в голову лезут.
Ну, мама доктора послушалась, и запретила дочке смотреть телевизор. Только «Спокойку» смотреть разрешала, а все остальное запретила наглухо, даже Диснея, и то нельзя. А если Диснея не смотреть, про что с подружками разговаривать? У них же половина разговоров вокруг Диснея крутится, а остальные — про сериалы да про рекламу, и еще про Барби немножко. А наша девочка в эти темы въезжать перестала, и начали ее подружки дразнить, лохушкой называли, в игры не принимали, и все такое обидное. В натуре, обидное! Ребенок, он хоть и маленький, а обиды у него ох какие большие бывают!
И вот, сидит обиженная девочка на краю песочницы в полном одиночестве, а тут подходят призраки и спрашивают: ну, что? А она говорит: ничего. И дальше молчит. Тут призраки забеспокоились, подошли поближе и спрашивают: да что такое, в самом деле? А она говорит: не ваше дело. Отстаньте.
Но призраки от нее не отстали. Сели рядом на край песочницы, один слева, другой справа, и давай выспрашивать. А как узнали, что мама девочку обидела, так сразу и говорят: мы, конечно, не знаем, что такое телевизор — но маленьких девочек обижать нельзя! Даже если их на самом деле нет, и даже если они нам только мерещатся — все равно обижать нельзя! А ну, пошли к твоей маме, сейчас мы с ней разберемся.
Приходят, короче, к маме и говорят: ты, такая-сякая, зачем ты дочке телевизор смотреть не разрешаешь. А мама смотрит на них как на конкретное недоразумение и обращается почему-то к папе. И говорит ему: Алексей! Опять ты мне свою гадость в чай насыпал? А папа сидит отъехавший и благостный, на призраков улыбается и говорит: солнышко мое! Не сыпал я тебе в чай ничего такого, мне и самому-то еле-еле на вечер хватило.
Тогда мама говорит: а это что такое? И на призраков указывает. А папа ей отвечает: это призраки. Настоящие призраки. И опять улыбается.
Тут мама напрягла свой интеллект и спрашивает: а чем ты докажешь, что они настоящие. А призраки говорят: сейчас докажем. И начинают бить посуду.
А папа смотрит на это дело и говорит: вот видишь. Они тебе посуду бьют, значит, они настоящие. А ты им ничего разбить не можешь — значит, ты не настоящая.
И в ту же секунду мама исчезла — она-таки ненастоящая оказалась. А девочка потом подросла и на папе женилась, и жили они долго и счастливо. И телевизор ей смотреть уже никто не запрещал.
ЧЕГО ХОЧЕТ БОГ?
Один мужик явно не знал, что ему делать. С работы выгнали, жена ушла, водка кончилась, анаша не прет, а тут еще и телевизор сломался. И вот он сидит, глядит в пустой экран и репу чешет, аж тут звонок в дверь.
Мужик думает: нахх. Не буду открывать. А оно берет и снова звонит. Мужик думает: бля! Не буду открывать. А оно берет и снова звонит. Тогда мужик, тяжело вздохнув, отрывает жопу от кресла и все-таки открывает.
И думает: ё.т. м! Можно было не открывать. Потому что там стоит такое чмо, в костюме-галстуке-очочках с дежурной лыбой на лице и говорит: Здравствуйте! А знаете ли Вы, чего хочет Бог?
Мужик говорит: знаю. Бог, бля, хочет, чтобы ты свалил отсюда наххх. А тот чмошник снова улыбается и говорит: Мужик, а ты уверен, что Бог этого хочет? Мужик говорит: уверен. Тогда тот ему говорит: мужик, а ты, в натуре, идиот. Я тебе сейчас в лоб дам.
И дал. То есть, выписал конкретно. Мужик потом в себя пришел, а этот уже в его кресле сидит, и снова улыбается. И говорит: значит, так, мужик. С тебя стоха за наезд, еще стоха за науку и еще стоха вот за эту мудрую книжку, которую ты сегодня прочтешь, а завтра будешь мне экзамен сдавать. Понял?
Мужик говорит: у меня бабок нет. И снова получает в лоб, после чего уже на карачках лезет за своей заначкой, а было там ровно три сотни зеленых. И остается уже совсем на полных голяках, зато с ценной книжкой.
А книжка по виду так себе, брошюрка на восемь страниц, даже без картинок, и, к тому же, на английском языке. Такой бы книжке в сортире бы самое место — но тот, борзый, он же, ну, вы понимаете. Короче, надо ее прочесть. А как ее прочтешь, если она по-английски?
Хорошо хоть, в книжке телефон какой-то напечатан был. Мужик думает: дай, позвоню, может, там растолкуют, про что книжка-то. И вот он звонит, а там ему девушка говорит: здравствуйте, Валерий Степанович. Вы хотите узнать, чего хочет Бог?
Мужик аж подпрыгнул: вот это ни фига себе, откуда же ты знаешь, как меня зовут? А она ему: а Ваше имя только что на дисплее высветилось. А дальше идет описание Вашей миссии — ну, что ж, поздравляю, очень простая у Вас миссия. Бог хочет, чтобы четвертого июля этого года в 15.15 Вы пришли к бывшему обкому партии, сели на ступеньку и просидели там до 16.30. После этого Ваша жизненная миссия будет выполнена, Вы получите пожизненное пособие и будете отдыхать, пока Господь не призовет Вас к себе. Желаю удачи.
Такие вот дела. Короче говоря, четвертого июля в 15.15 приходит мужик к бывшему обкому и садится на ступеньку. Через пятнадцать минут подходит к нему мент и спрашивает: Мужик, ты шо, бомж? А мужик отвечает: нет. И дальше сидит.
Тогда мент уходит, а еще через пятнадцать минут снова подходит и спрашивает: Мужик, ты шо, диссидент? А мужик отвечает: нет. И дальше сидит.
Тогда мент опять уходит, а еще через пятнадцать минут опять приходит и спрашивает: Мужик, а почему ты тут сидишь?
Мужик говорит: потому что так хочет Бог. Мент говорит: Тю! А кто тебе такое сказал? А мужик отвечает: секретарша Его по телефону сказала.
Тогда мент опять уходит, а еще через пятнадцать минут опять приходит и спрашивает: Мужик, ты шо, с меня смеешься? А мужик говорит: нет. И дальше сидит.
Тогда мент опять уходит, а еще через пятнадцать минут опять приходит и говорит: Мужик, шел бы ты отсюда наххх, а то ведь я дуровозку вызову! Мужик говорит: вызывай. И дальше сидит. И думает: все равно до 16.30 приехать не успеют.
Но ровно в 16.25 подъезжает дуровозка, мужика пакуют и увозят на дурдом. А на дурдоме психиатор спрашивает — ну, понятно, что он спрашивает. А мужик отвечает: я там специально сел, чтобы мента подоставать. Такой вот злобный я, когда жизнь не ладится, и очень люблю всех доставать. А психиатор спрашивает: ну, а на самом деле?
Мужик говорит: ну, что на самом деле? Тебе ведь всё уже рассказали, что там было на самом деле. Психиатор говорит: только в общих чертах, а мне хотелось бы подробности узнать.
Ну, мужик ему все и выложил. Смотрит: а психиатор заинтересовался! И телефончик выспросил, и тут же, при мужике, туда позвонил, а потом что-то долго слушал и записывал. А потом и говорит: ну, это или очень крутые жулики, или в самом деле Бог проснулся! Но в любом случае делать тебе у нас нечего. Иди домой.
И вот мужик приходит домой, а там жена вернулась. И водки принесла, и телевизор починила. И говорит: давай мириться. Ну, они выпили, покурили и начали мириться.
Мирятся они, значит, мирятся, аж тут звонок! Телефон звонит. А это его бывший начальник, звонит и говорит: Валера, не гони. Возвращайся на завод, без тебя как без рук. А мужик сразу все понял и говорит: на старую зарплату не пойду. И отключает телефон, чтоб не мешал с женой мириться.
На другой день только телефон включил, а там сразу начальник. Говорит: ладно, будет тебе новая зарплата. В сторону увеличения. Мужик поторговался немного и согласился. И вернулся на завод работать, он там слесарем-наладчиком работал.
Таак. Только сказал «слесарь-наладчик», а у них уже и глазки погасли. Чуваки! не обламывайтесь! Христос, тот вобще плотником был. А Валера был слесарем-наладчиком, и вот, вернулся он на завод, а там как раз новое оборудование ставят. Ну, поставили, наладили, и все пашет как швейцарские часики, максимум раз в месяц техосмотр — вот и вся работа, и так вот до самой пенсии. Валера счастлив, жена довольна, дом построили, машину купили, детей нарожали — ну, короче говоря, молодцы люди! Прямо смотреть на них приятно, какие они толстые и счастливые, по жизни идут рука об руку и всем улыбаются. Ей-Богу, приятно на таких людей смотреть, а кто их буржуями назовет, тот, вобще, ни хера в жизни не понимает.
Вот. А психиатор тот, он потом Валеру нашел, и очень существенно поблагодарил. А Валера не жадничал, он про этот телефон всем людям рассказывал, и все по нём звонили, и Валеру очень благодарили. И очень скоро жизнь в стране наладилась, люди стали толстыми и счастливыми, все ходили гордо и друг другу улыбались — не гримасничали, не скалились, а именно улыбались, от чистого сердца да от душевного равновесия. А Валера был у них очень популярным человеком, многие его мудрецом считали, и за советом к нему обращались, и помощь свою предлагали весьма навязчиво. И вот, Валера однажды задумался — то есть вы не подумайте, что он такой тупой был, что вобще никогда не задумывался. Нет, он вобще подумать любил, на разные темы, после обеда особенно, или перед сном. И как-то раз пришла к нему в голову такая мысль: вот, мол, все меня благодарят, а я один как бирюк — не поблагодарил ведь того мужика, который меня во все врубил. А надо бы найти да поблагодарить. Все-таки, если бы не он, сидел бы я до сих пор в продавленном кресле да в пустой телевизор глядел бы. Нет! надо его найти и поблагодарить, а то нехорошо получается.
Ну, подумал — и позвонил одному знакомому капитану, перед которым полковники приседают. Так, мол, и так, хочу я того мужика найти и поблагодарить. А знакомый капитан по базе мышкой пощелкал и говорит: вот он, твой мужик. Есть такая платная телефонная консультация, называется "Чего хочет Бог?" — должно быть, там он работает.
Так оно и оказалось. Причем мужик тот Валеру не сразу и признал: у него таких клиентов не одна тысяча была. А как признал, так и начал оправдываться. Я, говорит, не я, и книжка не моя, а идея содрана у одного японского писателя, а методика на Западе разработана, а программу, которая за Бога отвечает, какой-то финский программист написал. Но у меня все законно, никакого пиратства, все лицензии в порядке, хотите — проверьте.
Валера бумаги посмотрел — ну, он в бумагах не сильно смыслил, просто для порядку посмотрел, — а потом и говорит: А, поххх! Какая хрен разница, бумаги там или не бумаги? И даже если программа ломаная, и если лицензии нету — все равно ведь работает! И очень правильно работает, и как она мне жизнь поправила, и еще многим людям как она жизнь поправила! Слушай, мужик — а ты-то сам по этому телефону звонил?
А тот говорит: неа. Не звонил. По правде, мне бы и в голову не пришло, я же здесь работаю. И телефон этот мой собственный — а хрен ли самому себе звонить? Дурак я, что ли, самому себе звонить?
Ну, ясно, что не дурак. На этом и закончим, пожалуй.
ПРО ОБЕЗЬЯН
Обезьяны тоже люди, только более правильные. И не тупые совсем, а только прикидываются, чтобы их работать не заставили. Как человека увидят, так и начинают зверски тупить; а между собой, вобще, они очень умные и, в принципе, всё понимают. И всё у них почти как у людей, только более правильно.
Вот и заморочились люди обезьян изучать. Отловили штук пятьдесят, посадили в клетку и стали изучать. Идиоты, конечно. Их бы самих в клетку посадить, они бы через неделю озверели бы. Люди, то есть. А обезьяны ничего, они даже в клетке как-то приспособились, и понятия свои сохранили. И живут между собой по-умному, а как человека увидят, так и начинают тупить: мы, блин, обезьяны, дикие животные, кормите нас бананами, бананами, бананами! А кроме бананов ничего понимать не хотят, и ни на какие людские загоны в принципе не ведутся.
Люди, однако, заметили, что обезьяны очень любят бананы. И подумали: а давай-ка мы их через бананы работать научим! А то ведь подлая какая ситуация: мы, люди, пашем как папы-карлы, а братья наши мелкие только и знают, что трахаться да пакостить да блох у себя искать. Неправильно это — подумали люди, и построили для обезьян специальную рабочую установку.
Это, типа динамо-машина такая. Покрутишь ручку — выпадет банан, а не покрутишь — не выпадет. И бананы в специальном коробе, чтобы было их видно и чтобы запах шел, а достать чтобы никак нельзя было, только ручку покрутить.
Поставили эту шизню в обезьянью клетку, показали обезьянам принцип действия. А обезьяны продолжают демонстративно тупить: мы, блин, ничего не понимаем, ручку крутить не знаем, давайте нам бананы бананы бананы. И всё.
Ну, то есть, не совсем всё. Люди ушли, машину оставили, а наутро приходят и видят: вся машина на фиг разломана, все бананы съедены, вся клетка обосрана и всюду шкурки валяются. Вот это, блин, погуляли!
Тогда люди сделали машину покрепче — такую, что без динамита не вскроешь. Снова показали принцип действия — а обезьяны снова тупят, ручку крутить не хотят и ночи дожидаются. Ночью, мол, опять гулять будем.
Однако не погуляли. Сильно крепкая машина оказалась. Они ее только на бок перевернули да попинали слегка, и сидят все злые нахохлившиеся, на людей смертельно обиженные. А люди машину снова на ноги поставили и снова показали принцип действия. Смотрите, мол, и учитесь.
Тут обезьяны как зашумели: не знаем, не понимаем, кушать хотим, люди сволочи садисты, и всё такое. А люди снова ручку покрутили, банан заполучили, демонстративно съели. И сидят смотрят, что дальше будет.
Тогда один молодой обезьян осторожненько подходит к машине и начинает крутить ручку. Покрутил-покрутил — и выкрутил бананчик. Радости — предела нет! А тут подходит обезьян-пахан, банан забирает, моментально сжирает и знаками показывает: крути дальше. Хорошо у тебя получается.
Ну, молодой крутил-крутил, и еще один банан выкрутил. А пахан его снова схавал и показывает: крути дальше. Хорошо у тебя получается.
Тут молодой крутить обломался. А пахан на него как зарычит! И паханята подскочили, и тоже как зарычат: а ну, крути, блин, ручку! мы тоже бананов хотим!
Ну, он, бедный, перепугался и крутил ее до поздней ночи, пока все крутые обезьяны не наелись. А как наелись, тогда ему, конечно, парочка бананов в коробе осталась, но просто сил уже не было их выкручивать. Упал он рядом с машиной и чуть ласты не склеил от переутомления. А на другой день, с утра пораньше, пахан его пинками поднимает: давай, блин, крути, я проголодался!
Поглядели люди на этот беспредел и решили вмешаться. Взяли палки, зашли в клетку и отогнали пахана. Так молодой — вы представляете! — выкрутил бананчик и сразу пахану отнес. И сидит, на него смотрит: идти, мол, обратно к машине, или можно еще отдохнуть?
Тогда люди вот что придумали: забрали из клетки машину и поставили ее в другое место. То есть, в отдельную клетку поставили, и посадили туда пахана. И кормить его перестали: типа, кто не работает, тот не ест. А пахан-то сразу голодовку объявил, сидит в другом углу и к машине даже не подходит, как принципиальный.
И вот он значит, сидит и ни хера не крутит — а бананы из машины всё равно куда-то деваются. И даже шкурок не остается, как будто испаряются они из машины. А пахан срёт как срал, и голодающим не выглядит, даже поправился слегка. Ну, что за чудеса?
Поставили, короче, рядом с клеткой видеокамеру. На другой день смотрят запись — а она какая-то рябая. То есть, вот, идет съемка, а потом вдруг бах! — затемнение. А потом снова съемка — и вот уже пахан с бананом. А потом снова затемнение — и вот уже ни банана, ни шкурки. Вот такие вот чудеса.
Но у людей же тоже начальник есть, и он сразу про всё догадался. Собирает весь коллектив и говорит: а ну, признавайтесь, кто эту тварь кормит? И, короче говоря, оказалось, что почти весь коллектив его потихоньку подкармливает: кто из жалости, а кто-то даже из уважения. К его принципиальной позиции.
Вот так вот обезьян-пахан за две недели построил почти весь коллектив крупного института, включая двух уборщиц и четырех сторожей. А в старой клетке, между тем, без пахана полный бардак: паханята друг друга зубами рвут, самки все покусанные ходят, детенышей двоих затоптали. Короче, надо срочно что-то делать.
Ну, что тут делать-то? Пересадили пахана в общую клетку, он там за полчаса порядок навел. А молодого обезьяна, который ручку крутил, пересадили в отдельную клетку, дали ему отдельную самку, и крутил он себе ручку до глубокой старости. И детей и внуков своих тому же научил — он вобще способный оказался. Он потом даже разговаривать научился — правда, на языке глухонемых, но всё-таки. Не всё же, блин, так сразу: эволюция — процесс постепенный, и не все к ней одинаково способны.
Кстати, из той полсотни обезьян способных оказалось процентов пять, не больше. Остальных помурыжили-помурыжили, да и выгнали обратно в лес, чтобы зря харчи не переводили. И так с тех пор и повелось: тупые обезьяны в лесу живут, а умные — в клетке. И кому из них лучше, хрен поймешь. Наверно, всем по-своему хорошо.
ПИСАТЕЛЬ И САМОУБИЙСТВО
Приходит к писателю самоубийство и говорит: давай убьемся! А писатель как закричит: ура! вот это идея! — и сразу прыг в окошко, с девятого этажа, и головой об асфальт — и сразу убился. Вот такой вот, блин, писатель.
Тогда приходит самоубийство к другому писателю и говорит: давай убьемся? А тот писатель говорит: подожди, сейчас вот строчку допишу, и сразу убьемся. Берет, значит, дописывает строчку, потом вынимает пистолет — и как выстрелит себе в голову. И сразу убился, и стал после этого очень знаменитым и полезным.
Тогда приходит самоубийство к еще другому писателю и говорит: давай убьемся. А тот писатель сразу задумался: оно, конечно, в этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно… — короче, вы меня понимаете. Убился и этот писатель, причем не в хорошем смысле, а вполне реально, значит, убился. Насмерть.
А тогда самоубийство приходит к вобще другому писателю и говорит: давай убьемся. А вобще другой писатель говорит: нет, не надо убиваться, давай лучше просто покурим. А самоубийство говорит: просто не получится. У меня сегодня такая тема, что по одной хапке — и сразу убьемся. А писатель говорит: ну, если такая тема — значит, это судьба. Убей меня, самоубийство!
И с этими словами выключает компьютер и налаживает бурбулятор. А самоубийство достает свою тему, и вот они по разу хапнули, а писатель говорит: давай еще по разу. Не распробовал я что-то. А самоубийство говорит: да ты, брат, наглухо убит! Просто ты еще не понял, подожди немного. А писатель говорит: ладно, давай подождем.
И вот они сидят, прихода ждут — или не ждут, а просто так втыкают молча, типа музыку слушают, или я не знаю. А музыка, между прочим, реально отстойная — Кристина Орбакайте из радиоприемника; но сегодня она совсем даже не попсовая, а глубокая, мягкая, свежая, добрая, бодрая и реально запредельная, да. Вот так вот, значит, тётя Крыся сегодня круто выступает. По радио. Но вот она, значит, выступила, потом реклама пошла, и тут писатель самоубийству говорит: а знаешь, что? Самоубийство говорит: не вопрос. И насыпает еще один колпачок.
А реклама, между тем, всё свирепеет, и что-то в ней такое слышится, что ни в сказке, ни в стихах, ни пером, ни топором, ни вобще! Писатель хапнул и говорит: вот это, бля, реклама! Гыыыы! А самоубийство тоже хапнуло, за компанию, и тоже попыталось в рекламу врубиться, но. Всё-таки, не каждому это дано, в рекламу врубаться: там иногда такие темы всплывают, вроде и простые совсем, а вот поди ж ты! Как-то всё оно по-хитрому, много слов и все смешные, но если вдуматься, то всё там очень небуквально, девяносто тайных смыслов, и все для нас обидные. Короче, блин, писатель — ты, это… Ты бы выключил радио да включил бы что-то более позитивное, а то аж попускает от такой рекламы!
А писатель говорит: это не реклама. Это уже новости. Но, в общем, не важно. Мы сейчас еще покурим и поищем правильную кассету. Вот ты, самоубийство, чего бы ты хотело бы послушать? И от этого вопроса самоубийство впадает в реальный коматоз, потому что таким вопросом — ну, в общем, вопрос реально некорректный, когда у тебя в голове две тыщи разноцветных букв, и надо из них какое-то название составить, а они, блин, больше двух не собираются, хихикают и разлетаются по темным закоулкам.
Тем временем писатель насыпает еще один колпачок, а по радио снова какая-то музыка, и очень в тему, что-то про маленьких девочек, такое душевное, что хочется плакать навзрыд. И вот самоубийство со слезами на глазах хапает из бульбика, оседает на стул и дальше уже как сквозь вату. То есть, пол вертится, потолок вертится, стены местами меняются, и откуда-то издали доносится одинокий голос писателя: Хорошо сидим! Только вот еще не курили…
Самоубийство говорит: куда тебе уже курить? Ты и так уже в хлам! А писатель отвечает: нет! я адекватен! Тогда самоубийство задает ему проверочный вопрос: сколько будет семью восемь? А писатель спрашивает: а тебе-то зачем? Самоубийство говорит: а затем! Для проверки адекватности, короче. А писатель говорит, ну если для проверки — тогда сорок восемь. И самоубийство внутренне с этим соглашается, хотя где-то как-то понимает, что писатель его обманул, но никак не может понять, где и как. Ну, то есть, ответ вроде правильный — но писатель при этом явно неадекватный, и надо ему доказать.
Тогда самоубийство спрашивает: а вот, например… Кто написал?… — войну и мир! А писатель без запинки отвечает: Анна Каренина. Самоубийство говорит: ну, нет! Войну и мир ведь этот написал — этот — ну, в общем, мужик с бородой. А писатель говорит: мужик с бородой — это я. Во, смотри, бородища какая! И сразу бороду свою взъерошил, и стал похож на Бармалея какого-то. И вся тема от этого необратимо запуталась, трудно как-то до кучи связать Анну Каренину и Бармалея. Хотя, с другой стороны, неадекватность явная.
И вот самоубийство задает ему третий вопрос, самый трудный и провокационный: Слы, мужик с бородой, а ты вобще чего написал? Писатель же без тени смущения ему отвечает: а ты не знаешь? Самоубийство говорит: не знаю. А писатель: ну, а я, что ли, знаю? Я, вобще, не потому писатель. Я по жизни писатель. Но я, кстати, до фигищи всего понаписывал. Сегодня, например, такую шнягу написал, называется: Писатель и Самоубийство. Короче, это как приходит к писателю самоубийство и говорит: давай убьемся. А писатель говорит…
Тут самоубийство как закричит: и неправда! Это не ты написал, это на самом деле было! А писатель говорит: так, на самом-то деле, всё на самом деле было. И есть, и будем, я надеюсь. Или, ты думаешь, уже не будем?
Самоубийство сразу понимает, к чему он клонит. И говорит: нет. Сегодня точно уже не буду. Убил ты меня, писатель. И с этими словами сползает на коврик и — ну, вот это, знаете, когда всё слышишь и всё понимаешь, но говорить и двигаться уже не можешь? РубанькО, короче. А писатель делает себе еще один колпачок, лихо раскуривает, а потом разбирает бульбик, включает компьютер и садится записывать вот эту вот телегу. О том, как один писатель самоубийство победил. Потому что правильный писатель, он же ж завсегда самоубийство победит. Была бы идеология позитивная. А можно даже и без идеологии, но это уже труднее.